— Держи!
— Проклятье, Алекса! — крикнул он снизу. — Зачем ты бросаешь в меня одежду Ирвина?
— Там и твои рубашки затерялись! — заорала я, скидывая вниз очередную порцию шмоток.
Но одежный водопад настырного предателя не отпугивал, более того, догадавшись, что его слышат, он принялся объясняться!
— Когда я впервые пришел к тебе, то действительно хотел выкупить землю, но ты была такая решительная! Пыталась починить трубу, носилась, ругалась… Стало ясно, что лавка тебе нравится, и ты ни в жизни не захочешь ничего продавать.
— Поэтому ты поселился у меня? — выглянула я с очередной порцией мятых тряпок. — Думал, что вотрешься в доверие, помешаешь работе, отхватишь землю и построишь свой торговый Дом?
Он ловко увернулся и вдруг широко улыбнулся, словно мы не скандалили, а просто дурачились:
— Мне действительно нужно было жилье, пока мы искали новое место для строительства, а наследница Ходжеса оказалась такой очаровательно чудной, что я не смог удержаться…
— Ты что? Ты сейчас обозвал меня чокнутой? — процедила я и со злостью бросила в него флакон с благовонием, который зажимала в кулаке, потому как вся одежда уже улетела в сад.
— Нет, милая, я не называл тебя чокнутой. — Роберт ловко увернулся от бутылька. — ты была прелесть!
— Была?!
— Ты даже сейчас похожа на фею!
— Ложь!
— Ладно, сейчас ты действительно похожа на ведьму, но все равно сплошное очарование!
В ответ в Роберта один за другим полетели туфли.
— Да, хватит уже в меня швыряться обувью! — донеслось с улицы.
— Скажи спасибо, что я инструменты из погреба не вытащила! — от ора у меня охрип голос.
— Спасибо!
Один туфель влетел обратно в окно и в тот момент, когда я нагнулась за новой парой, огрел по затылку. Я взвыла от боли.
— Ненавижу!!
— А я тебя люблю!
Я опешила. Уверена, что Стаффи, следившая за расправой из соседней комнаты, тоже.
— Ты просто должна это узнать прежде, чем начнешь в меня метать стамески! — прикрикнул Роберт, видимо, приняв мое молчание за хороший знак.
Медленно выпрямившись, я подошла к окну и посмотрела вниз, на предателя. Он стоял, задрав голову. На земле валялись вещи, висели на открытых ставнях рубашки, на голые ветви вишни были насажены подштанники. Не представляю, как теперь оттуда их достать.
— Какая у тебя странная любовь, господин Палмер, — вымолвила я. — ты выставил мне счет на грабительскую сумму и даже бровью не повел! Смешно тебе было наблюдать, как я отчаянно барахталась, понимая, что могу потерять лавку?
— С процентами произошла ошибка. Я не знал о них, а когда увидел письмо, то поехал разбираться. Стряпчий давно получил отставку. Письмо об отмене претензии не отправляли по моей просьбе. Ты прозорлива и начала бы подозревать меня. Признаю, что я поступил нечестно и прошу прощения.
— Ты хотя бы слышишь себя? — задохнулась от возмущения я, моментально припомнив свой визит к Управляющему монетным двором. — Думаешь, меня должны успокоить извинения? Этан… Роберт, отмена процентов все равно никак не умаляет того, что твой поверенный ждал пять лет, чтобы вызывать меня в Питерборо и попытаться отнять наследство. Не знаю, как называют подобную подлость в твоем мире, но в моем — это считается мошенничеством. И ты смеешь мне говорить о любви?
— О той странной инициативе Кроули я тоже узнал не так давно.
— То есть ты пытаешься меня убедить, что собачий хвост вертелся отдельно от собаки? Как в такую ересь можно поверить?
— Я занятой человек, Алекса, и не за всем могу уследить, — со снисходительной интонацией вымолвил он. — Участок Ходжеса идеально подходил для строительства, и торговый Дом потерял много денег, когда я решил изменить место. Мне искренне жаль, что тебя пытались обмануть.
Всю жизнь ненавидела, когда со мной разговаривали, как с неразумным ребенком, или пытались внушить вину.
— Если вы искренны, господин Палмер, то не задерживайтесь в моем саду и возвращайтесь к делам. Вдруг вы не в курсе, что прямо сейчас ваши служащие ещё кого-то обманывают? И, к слову, постарайтесь больше не попадаться мне на глаза.
Я захлопнула окно, вышла из комнаты и, плотно закрыв дверь, прижалась к ней спиной.
— Он ушел, — объявила Стаффи, выбравшись из женской спальни. — Уверена, что ваш скандал слышала даже мадам Понфле.
— И ладно.
— Ты как, подруга?
— Лучше всех, — резко отозвалась я, а потом съехала по двери и уселась на пол. Было ужасно глупо плакать из-за обманщика, предателя и мошенника, даже если он целовался так, что сердце переставало биться, но я все равно заплакала.
От злости, конечно.
Ну, может быть, еще чуть-чуть от досады, что, как глупая институтка, влюбилась в мерзавца.
К концу недели почтальон принес письмо от поверенных Роберта Палмера, в котором передо мной многословно извинялись и объясняли, что проценты по ссуде были начислены ошибочно. Я не пожалела двух часов и с большим удовольствием расписала в ответном послании, сколько господин Палмер мне задолжал за проживание, питание и истрепанные нервы. Посчитала так грамотно, что долг списался в минус. Роберт был обязан мне вернуть кругленькую сумму, переданную в счет погашения кредита в прошлом месяце.
С большим удовольствием я отправила письмо в Вайтберри и была почти уверена, что торговый Дом обалдеет от наглости должницы, а когда придет в себя, то заставит выплатить всю сумму в полторы тысячи, вплоть до последнего пенса. Единовременно. Но через два дня в лавке возник Стэн Кроули, по-прежнему отвратительно помятый и вызывающий брезгливость (даже на ум пришло, что после его ухода в торговом зале стоило помыть полы). Неприятный визитер принес записку от господина Палмера, и долго топтался у прилавка, ожидая, когда я вскрою конверт.
— До свиданья, Стэн, — перевела я ледяной взгляд на поверенного, намекая, что ему пора отчаливать. — Дверь вон там!
Кроули сдался, а когда ему прощально звякнул колокольчик, то, умирая от любопытства, я вскрыла весточку. На ладонь выпал золотой. Записка оказалась лаконичной до неприличия.
«Первый взнос».
Мысленно я даже представила, как Роберт улыбался, когда черкал нахальное послание, намекавшее, что норовистую лавочницу он планировал брать измором. Неожиданно поймав себя на том, что тоже улыбаюсь, я состроила недовольную мину и фыркнула:
— Аферист!
Через неделю на улице закружился первый несмелый снежок. Припорошил улицу, смешался с пылью, а потом быстро растаял, перепачкав мостовые. Холодный ветер снова принес в перечную лавку Кроули, доставившего очередной золотой.
— Подождите, — рявкнула я, не давая поверенному, наследившему в торговом зале, уйти.
«Господин Палмер! — быстро начертало самописное перо. — Вежливо прошу вас как цивилизованный человек цивилизованного человека либо поменяйте посыльного, либо присылайте деньги на счет в Монетном дворе. Своим появлением ваш стряпчий отравляет волшебную атмосферу лавки пряностей и вызывает у меня затяжные приступы изжоги».
Еще через семь дней в Питерборо начался настоящий снегопад. Крупные белые хлопья сыпались с серого низкого неба на маленький городок, словно желая замести дома до самых остроугольных крыш. Снег спрятал скудность поздней осени, украсил улицы и принес в лавку нежданного гостя. В середине дня осторожно, словно боясь, что в него полетят банки с перцем, в «Пряную штучку» вошел Ирвин. Он был запорошен, разрумянен и сконфужен.
— Здравствуйте, госпожа Алекса.
Парень остановился поближе к двери, видимо, в случае атаки рассчитывал поскорее убраться из лавки. При виде бывшего друга Стаффи фыркнула и, демонстративно задрав нос, ушла в кухню. Ирвин проводил ее виноватым взглядом.
— Он решил прислать тебя? — с ироничной улыбкой поприветствовала я помощника Роберта.
— Нет. — Секретарь вздохнул, а на выдохе заявил: — Я подал в отставку.
— Ты что сделал? — Стаффи моментально высунулась из кухни и с обеспокоенным видом воззрилась на нежданного гостя: — Ты в своем уме? Как ты собираешься отдавать долг за апартаменты?