«Уазик» проскользнул под поднятый Смагиным шлагбаум и, скрипя тормозами, остановился возле офицера.

Сивоконь лихо спрыгнул на землю. Почти строевым шагом приблизился к Кречетову и, изобразив пародию на воинское приветствие, доложил:

– Товарищ капитан, доставили сталкера, задержанного на территории…

– Вольно! – козырнул начальник караула. – Давайте его в новый изолятор. План, сядешь возле камеры – после ужина сменю. За подопечного отвечаешь головой.

– Эт чё? Опять мне придется хлебать остывшие помои? – нагло возмутился служивый.

Лицо прапорщика исказила злобная гримаса. Еле сдерживаясь, он попросил капитана:

– Не надо менять. Пусть поторчит до утра, подумает – где он и кто он…

План сразу же скис и опустил взгляд.

Сивоконь повернул голову к подчиненному и сквозь зубы процедил:

– Бегом, мразь! Ты что, не слышал приказа?..

Белобрысое лицо сержанта налилось кровью. Вытянувшись в струнку, боец козырнул и бросился исполнять команду. В момент сграбастав сидевшего в машине арестанта, План буквально потянул его в сторону нового строения.

Егор с интересом поплелся следом, пристально разглядывая пленника, спокойно озиравшегося по сторонам.

Одет он был в необычный комбинезон серого цвета с интегрированной разгрузкой. В ткань костюма, похоже, кустарным методом, вшили стальные или кевларовые пластины, которые выполняли функции брони и, судя по структуре их расположения на теле, отнюдь не влияли на подвижность владельца. В некоторых местах угадывались аккуратные заплатки. На рукаве черной краской был нарисован знак радиационной опасности. Среднего роста, такого же телосложения, обыкновенное лицо славянского типа, только взгляд – с каким-то отрешенным, холодным блеском. Абсолютно седые волосы, коротким ежиком торчавшие на макушке и никак не гармонирующие с возрастом, позволяли судить о том, что сталкерская жизнь – далеко не сахар. Две глубокие морщины на лбу, красные белки темно-карих глаз это подтверждали. Обветренные грубые руки, туго связанные за спиной солдатским брючным ремнем, очевидно, доставляли пленнику немалые страдания.

Как парень не приглядывался к арестованному, все равно не мог понять, кого напоминал ему сталкер (кажется, так называли здесь людей, обитавших в Зоне вопреки запретам). Это заинтриговало Егора. Ему вдруг захотелось пообщаться с незнакомцем. Какая-то неведомая сила влекла его к этому человеку.

Когда Лысенко переступил порог пристройки, и его глаза привыкли к полумраку помещения, План с силой толкнул пленного в дальнюю камеру, закрыл дверь и задвинул засов.

– Это сталкер? – спросил Егор у сержанта.

– Да, один из тех чокнутых, что по ту сторону Рубежа ищут артефакты и себе на задницу приключения. Этот, по ходу, себе уже нашел, – загоготал План.

– Что с ним будет?

– А кокнут его, как только поспрошают как следует.

– А как же суд? – недоуменно уставился Егор.

– Какой на хрен суд? Ты чё, дебил? – у наркомана чуть глаза не вылезли из орбит. – Его на месте не замочили только потому, что с ним наверняка бирюлек не было. Если бы он был с хабаром, то его душа уже давно общалась бы с богом или чертом, – План аж сам удивился, как круто завернул свою речь. После этого, хмыкнув, вояка подтянул к окну табурет, стоя на котором Егор вешал светильники, поставил автомат к стене и уселся, вытянув ноги.

Лысенко стоял посреди коридора, будто стукнутый обухом по голове.

– Воды дайте! – послышалось из-за железной двери.

– Щас, метнулся! – злорадствовал План. – Может тебе еще лимонаду со льдом притарабанить?

– Давай я принесу! – засуетился Егор.

– Да мне параллельно! Хочешь – неси, – ответил сержант и смачно зевнул.

Парень взял пустую пластиковую бутылку, из которой пил во время работы сам, и побежал в умывальник казармы. Там из кранов текла почему-то более прохладная, чем на кухне, вода.

Напора как всегда не было. Тонкая струйка замурлыкала о дно «полторашки», обещая наполнить емкость к завтрашнему утру. Лысенко поднял взгляд на зеркало, начищенное дневальными, и внезапно понял, кого напомнил ему сталкер. Добавить отражению десяток годков, выкрасить в цвет седины короткие волосы, и получится настоящий близнец арестанта. Отличались только глаза – вместо твердой уверенности в завтрашнем дне из зеркала смотрела тоска, словно зажатая тисками безысходности непоседа-душа хотела вырваться наружу в виде полного отчаянья крика.

Поток мысленных излияний Егора охладила вода, полившаяся на руку через край горлышка. Вернувшись в пристройку, он отодвинул засов и начал открывать дверь.

План заорал, словно укушенный лошадью, одновременно хватая оружие. Расшатанные ножки табурета отчаянно заскрипели и начали клониться в сторону от центра тяжести стокилограммовой туши служивого. Сержантские ботинки «вгрызлись» в бетон, пытаясь удержать хозяина в вертикальном положении, что далось им с большим трудом. Вояка вскинул к плечу автомат и снял его с предохранителя.

– Ты чё, козел педальный, совсем с дуба рухнул?! Он же нас как котят за секунду передавит! Бывалые сталкеры похлеще спецназа будут! А этот небось не один год Зону топчет.

За время словарного поноса, которым «разродился» План, он до самой мушки забрызгал слюной свой АК.

– Так он же связан, – пробормотал Егор. – И как он убежит из расположения целой роты солдат?

– Брось ему воду, закрой дверь на засов и вали отсюда, придурок! – с угрозой в голосе сказал сержант.

– Мне до темноты надо еще в камере с арестантом и коридоре светильники повесить. Или ты хочешь ночью здесь без света куковать?

План скользнул глазами по потолку и увидел там лишь три пучка проводов, торчавших из полосы кабель-канала.

– Так давай, работай быстрее, а то устроил тут богадельню! – не успокаивался сержант.

– Закрывай за мной дверь, я сначала в камере установлю фонарь, а потом в коридоре хоть один повешу, – Егор зашел к арестованному и закрыл за собой дверь. Сразу же лязгнул засов. Послышалось глухое, недовольное бурчание вояки. Возле окна на полу сидел сталкер и с усмешкой смотрел на вошедшего.

– Чё там, струхнул служивый? – спросил он, улыбаясь еще шире.

– Ага! Подгузники меняет, – Егор поставил бутылку у ног пленника.

– Может, ты меня еще и развяжешь? – доверительно осведомился арестант, повернувшись и пошевелив руками за спиной.

– А ты не укусишь? – пошутил Егор. Почему-то он не боялся этого человека. В его глазах читалась такая знакомая тоска и безнадега, что хоть волком вой, но было в них еще какое-то уверенное спокойствие, как будто их обладатель знал на все сто десять процентов, что его, по сути, безвыходное положение – это всего лишь малюсенькое недоразумение, способное разрешиться без каких-либо особых проблем. И такие, казалось, несовместимые понятия образовывали симбиоз, который притягивал, гипнотизировал, подчинял и звал за собой.

Двойной узел долго не хотел развязываться, но через минуту при помощи отвертки ремень поддался и упал на пол. Сталкер неуклюже схватил затекшими руками бутылку и, открутив пробку, жадными глотками «приговорил» почти половину находящейся в емкости воды. Вместо спасибо он вдруг спросил:

– А что это ты такой добрый к смертнику? Или первым хочешь узнать место схрона?

– До твоего добра я вряд ли доберусь, даже имея кучу оружия, – тяжело вздохнул Егор. – По словам прапора, не каждый может выжить в Зоне. Так что мне твои богатства без надобности, да и проблем моих они не решат.

– А ты чего, смертельно болен, что ли? – поинтересовался сталкер, прикладываясь к бутылке.

– Да нет, меня менты разыскивают, и здесь, и дома… – опять вздохнул Егор.

– Вот дурак-человек, да с деньгами можно куда угодно свалить! Хоть на Гавайи, хоть на Кипр.

– Где ж их взять-то столько? Банк приступом штурмануть?! – в сердцах воскликнул Лысенко.

– Помоги мне бежать, и айда со мной в Зону. Я тебе заплачу, помогу сделать новые документы. А если хочешь, подскажу, как срубить большую кучу бабла и свалить отсюда в теплые края, – без остановки вполголоса искушал арестант.