Но сегодня все будет по-другому. Она решила доказать мужу и друзьям, что она все та же беззаботная, веселая и легкомысленная Холли, которая могла споить всех присутствующих и при этом дойти до дома на своих двоих. Она начала с приготовления коктейлей. Одному богу известно, что она туда намешала, но это сработало, и в одиннадцать все гости нестройной толпой направились вниз по улице в паб с караоке. Холли вызвалась первой и надоедала ведущему, пока он не выпустил ее на сцену. В пабе было полно народу: в ту ночь большая компания собралась на мальчишник, и обстановка была не самая спокойная. По правде говоря, паб выглядел так, словно в нем снимали сцены массовых погромов.

Диджей поверил рассказу Холли о том, что она профессиональная певица, и представил ее публике по полной программе. Джерри расхохотался, увидев ее на сцене, но она должна была доказать ему, что она еще чего-то стоит, что ему еще рано думать о разводе. Холли выбрала песню Мадонны «Как девственница». И когда она запела, послышались такой свист и ругань, каких она не слышала за всю жизнь. Но она была так пьяна, что не обращала на это внимания и продолжала петь, глядя на мужа. Он единственный смотрел на нее без отвращения.

К тому времени, когда на сцену полетела всякая дрянь, а диджей стал подстрекать присутствующих свистеть громче, Холли наконец поняла, что пора уходить. Ведущий забрал у нее микрофон, что вызвало в зале шквал радостных возгласов. Но на этом представление не закончилось. Публике пришлось пронаблюдать, как Холли спускалась по лестнице на своих шпильках, как она упала лицом на пол и как задралась ее юбка, под которой засверкало белье, далеко не самое новое…

Холли отвезли в больницу со сломанным носом. Джек охрип от смеха, а Дениз с Шэрон сфотографировали ее во всех возможных ракурсах, и эти фотографии Дениз потом использовала в качестве пригласительных билетов на рождественскую вечеринку – с подписью «Упьемся до смерти!».

И Холли поклялась никогда больше не петь под караоке.

Холли Кеннеди! Вы здесь? – гремел из микрофона голос ведущего. Аплодисменты переросли в оживленный гул, все присутствующие оглядывались в поисках этой Холли. Долго им придется искать, подумала она, усаживаясь поудобнее. Главное, чтобы улеглось волнение, пусть они перейдут к следующей жертве. Она опустила голову в ладони и стала молиться о том, чтобы все это скорее закончилось. Вот бы открыть глаза и оказаться дома, в безопасности. Она зажмурилась и сосчитала до десяти, молясь, чтобы произошло чудо, а затем осторожно открыла глаза.

Она была все там же, в туалете. Ну почему у нее не может вдруг открыться магический дар, хоть раз в жизни? Как это бывает с девушками в американских фильмах. А иначе будет просто нечестно…

Но Холли знала, что будет так, как есть. С того момента, как вскрыла конверт, она знала, что ее ожидают слезы и унижение. Кошмар сбывался.

Шум снаружи затих, и она немного расслабилась. Видимо, они все же перешли к следующему исполнителю. Она разжала кулаки и вздохнула с облегчением. Паника вроде бы прошла, но лучше все же подождать, когда начнется песня, тогда можно будет незаметно исчезнуть. Она не могла даже сбежать через окно, как поступила бы героиня американского фильма. До земли было слишком далеко – если только она не решит, что лучше разбиться насмерть.

Хлопнула дверь. Это пришли за ней. Кто бы они ни были, эти они. Ее сердце снова бешено забилось, бедное сердечко, оно уже выдохлось, наверное, за этот вечер.

– Холли?

Это была Шэрон.

– Холли, я знаю, что ты здесь, так что просто выслушай меня, хорошо?

Холли шмыгнула носом, сдерживая слезы.

– Послушай. Я знаю, что для тебя все происходящее – кошмар. Я знаю, что ты очень боишься этого, но тебе нужно успокоиться, понимаешь?

Голос Шэрон действительно звучал успокаивающе, и Холли немного расслабилась.

– Холли, ты знаешь, что я ненавижу мышей. Холли нахмурилась, пытаясь понять, к чему она клонит.

– И самое страшное, что я могу вообразить, – это зайти в комнату, полную мышей. Представляешь себе?

Холли невольно улыбнулась, вспомнив, как Шэрон две недели прожила в их доме после того, как увидела в своей комнате мышь. Джону было позволено ее навещать.

– Я бы оказалась в том же состоянии, что ты сейчас. Никакая сила не заставила бы меня выйти.

Она замолчала.

– Что? – раздался голос ведущего. Затем послышался смех. – Дамы и господа, так уж получилось, что наша исполнительница находится в туалете. – Зал разразился хохотом.

– Шэрон! – Голос Холли дрожал от страха. Она представила себе, что разъяренная толпа сейчас вышибет дверь, вытащит ее из кабинки и, передавая из рук в руки, водрузит на сцену. В третий раз за вечер ее охватила паника.

Шэрон поспешила продолжить:

– Что бы ни случилось, Холли, я хочу сказать тебе, что ты не должна делать этого, если ты не хочешь. Тебя никто не заставляет…

– Дамы и господа, давайте же сообщим Холли, что сейчас ее выход! – завопил горе-диджей. – Давайте, все вместе!

И толпа затопала, скандируя ее имя.

– То есть, – Шэрон запнулась, услышав крики снаружи, – я хочу сказать, что никто из тех, кому есть дело до тебя, не будет заставлять тебя это делать. Но я знаю, ты никогда себе этого не простишь. Хотя Джерри, я уверена, не хотел ставить тебя в такое положение, когда писал это…

– ХОЛ-ЛИ! ХОЛ-ЛИ! ХОЛ-ЛИ!

– Шэрон! – снова в панике повторила Холли. Стены кабинки стали давить на нее, на лбу выступили капельки пота. Она должна выбраться отсюда. С безумным видом она выскочила из кабинки. Шэрон испуганно смотрела на свою измученную подругу, заплаканную, с черными потеками туши на щеках (водостойкая тушь никогда не оправдывает свое название).

– Холли, – произнесла Шэрон, не теряя самообладания, – не обращай внимания на них. Они не смогут заставить тебя делать то, чего ты не хочешь.

У Холли задрожала нижняя губа.

– Не надо! – Шэрон встряхнула ее за плечи и взглянула прямо в глаза. – Перестань!

Губа перестала дрожать, но зато задрожало все остальное. Наконец Холли смогла открыть рот.

– Я не умею петь, Шэрон, – прошептала она голосом, полным ужаса.

– Я знаю, – Шэрон смотрела ей в глаза, – и вся твоя семья об этом знает! А на остальных наплевать! – Шэрон повысила голос. – Ты даже лиц этих уродов никогда больше не увидишь, НИКОГДА! Какое тебе дело, что они подумают? Меня это не волнует, а тебя?

Холли подумала минутку и прошептала:

– Меня тоже.

– Не слышу, что ты сказала? Тебя волнует, что они подумают?

– Нет, – сказала она немного громче.

– Громче! – Шэрон встряхнула ее за плечи.

– Нет! – закричала она.

– Громче!

– НЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ! МНЕ НАПЛЕВАТЬ, ЧТО ОНИ ПОДУМАЮТ! – Холли так громко заорала, что гул снаружи затих. Шэрон была ошарашена и, видимо, немного оглохла. Они смотрели друг на друга, улыбаясь, а затем начали смеяться.

– Пусть это будет еще одним Днем Глупышки Холли, и через пару месяцев мы сможем отлично над этим посмеяться, – подбодрила ее Шэрон.

Холли бросила взгляд на свое отражение в зеркале, глубоко вздохнула и решительно открыла дверь. Она вышла к своим поклонникам, столпившимся у дверей, выкрикивая ее имя. Ее встретил одобрительный рокот. Она поклонилась им, стараясь, чтобы это выглядело как можно более театрально, и вышла на сцену под шквал аплодисментов.

– Покажи им! – крикнула Шэрон ей вслед.

Все внимание теперь было приковано к ней. Если бы она не сбежала в туалет, то люди, сидящие в глубине клуба, может, и не заметили бы вообще ее выступления, но сейчас все заинтригованно ждали, что же будет дальше.

Она стояла на сцене, сложив руки на груди, и испуганно смотрела на зрителей. Она даже не заметила, как началась музыка, и пропустила первые несколько строк песни. Горе-диджей остановил музыку и запустил песню сначала.

Зал затих. Холли прочистила горло, и этот звук отозвался громким эхом. Зрители поморщились. Холли умоляюще взглянула на Дениз и Шэрон, и весь ее столик поднял вверх большие пальцы. В любой другой ситуации Холли рассмеялась бы от их умильного вида, но сейчас это придало ей сил. Наконец, снова заиграла музыка, Холли крепко сжала микрофон, готовясь. И пропела очень тонким и дрожащим голосом: «Что вы сделаете, если я запою фальшиво? Вы встанете и уйдете?»[4]