– Я боялась, что имперское следствие однажды пересмотрит своё решение в отношении меня. Решит избавится просто потому, что я – дочь предателя, и могу затаить обиду на Трон. Потому я и терпела. Ждала, думала, что рано или поздно они успокоятся. Но что-то поменялось лишь после того, как в академии появился ты. – На меня уставились пронзительно-голубые глаза, блестящие от влаги. – А теперь они хотят, чтобы всё вернулось на круги своя. И я не знаю, что делать!

Последнюю фразу девушка едва ли не выкрикнула, а я мысленно выдохнул: по крайней мере, её эмоциональный фон пришёл в относительную для такого состояния норму. Нечто чужеродное всё ещё никуда не исчезло, но теперь оно было не на первых ролях.

– Они могут хотеть чего угодно, но слово Трона – это слово Трона, Ксения. Тебя уже признали невиновной, так чего же тогда бояться?

– Под давлением общественного мнения даже сильнейшие могут изменить своему слову. – Пробормотала девушка фразу, за которую можно было оказаться под прицелом заинтересованных структур. Если бы они об этом улышали, конечно же, что было исключено: я уже позаботился о создании вокруг нас соответствующей изолирующей прослойки. – Знаешь, сколь многие погибли тогда? За отцом пошли слишком многие, чтобы неначавшееся восстание обошлось малой кровью. Тысячи погибших, и сотни из них – дворяне. Во всей стране, наверное, не осталось рода, не потерявшего кого-то по вине Алексеевых. У всех есть причина меня ненавидеть, и каждый может оказаться врагом. Это… страшно.

– Прозвучит банально, но я был и останусь на твоей стороне. И недоброжелателей определить смогу, просто с ними лично встретившись. – Осталось только удостовериться в том, что мои телепатические силы не могут дать осечки. Потому что одно дело, когда на кону мои интересы, и совсем другое – человека, которого я хочу оградить ото всего нехорошего хотя бы до той поры, пока Ксения не сможет сама «держать удар». И при том не в качестве груши для битья…

– Спасибо. – Она улыбнулась. – Но тебе предстоит ещё долгий путь перед тем, как ты действительно сможешь считывать чужие эмоции или мысли.

– По-секрету: я уже могу это делать. Иначе почему, как ты думаешь, я так тебе симпатизирую? Потому что я вижу, что в твоих словах и действиях нет ни лжи, ни лицемерия, ни скрытых мотивов. По крайней мере таких, какие не устраивали бы меня самого. – Я ухмыльнулся, глядя в округлившиеся глаза зардевшейся девушки. Можно сказать, что я ей уже не раз говорил о своих способностях в телепатии, но воспринимала ли она те мои слова всерьёз? Что ж, теперь, по крайней мере, восприняла.

– Произошедшее с Дубинским – не случайность? – С каким-то крайне довольным, совершенно неожиданно возникшим ехидством поинтересовалась девушка, не отрывая взгляда от моих глаз. Я, в свою очередь, тоже смотрел на неё, пытаясь понять, как вообще можно сохранять рассудок, раскачиваясь на таких эмоциональных качелях. Сейчас бы очень пригодилось озарение сродни тому, что спровоцировал тот давний разговор с Хельгой, но его не было. А это значит, что я вопреки всем своим способностям оказался на «минном поле».

– Конечно же случайность. – Хмыкнул я, подозревая, что не особо-то и скрываемый взгляд выдал эту «случайность» с головой. – Я не настолько жесток, знаешь ли…

Не успел я договорить, как девушка резко подалась вперёд, неловко ткнувшись мне в губы. Секундная заминка, вызванная тем, что такого исхода я не ожидал, – качели, что б их! – закончилась, и поцелуй стал больше напоминать поцелуй, нежели его подобие в исполнении первоклашек. Сладкие губы Ксении оказались притягательнее исполнения самых истовых желаний, а аромат её тела, ударивший в ноздри, пленил не хуже стального «медвежьего» капкана. Даже ворвись сейчас в дом террористы верхом на танке, я бы просто отмахнулся от них, закрывшись барьером, и продолжил наслаждаться моментом. Не растягиваемым искусственно через ускорение, но таким приятным, необычным и дурманящим неожиданностью всего произошедшего. К этому моменту руки уже сами собой скользнули на талию девушки, а поцелуй стал куда как более глубоким и страстным. Эмоции Ксении накатывали волнами и, казалось, вступали в резонанс с моими собственными, притупляя вечный Голод и вызывая небывалое прежде воодушевление. Хотел бы сравнить с моей первой шаурмой после «заточения», но такое сравнение, кажется, будет не совсем корректным.

Хотя тут, конечно, как посмотреть…

Мы оторвались от друг друга через несколько минут, пунцовые, тяжело дышащие и остановившиеся за шаг от того, чтобы зайти дальше. Ксения смотрела на меня с неким недоумением и немым вопросом, а я понимал, что «скисшее молоко» начало растворяться только в момент непосредственно поцелуя, а сейчас от него остались лишь едва заметные, остаточные следы. Случайность, скажете вы? А я отвечу, что случайностей в мире не бывает. Да и были у меня определённые подозрения касательно того, что в некотором роде отражалось на разуме, искажая или иным образом не него воздействуя.

– Понимаю, что вопрос прозвучит не к месту и не ко времени, но тебя не поили ничем подозрительным?..

– Артур, ты что, дурак?.. – Возмущение и обида, прозвучавшие в голосе девушки, всецело соответствовали испытываемым ею эмоциям. Но не спросить и не остановить нас я не мог: совесть не позволила бы воспользоваться и так неоднозначной ситуацией. Всего лишь подозрение мигом сбило весь настрой, но что я, в общем-то, теряю? Если «примесь» не имеет никакого отношения к возникшему у Ксении желанию, то спустя время всё повторится: заканчивать наши пока ещё не совсем отношения я не хотел. А если нет, то я хотя бы не буду чувствовать себя уродом в будущем. А хотелки «младшего мозга» человек, благо, способен осознанно контролировать. Разумный человек, естественно.

– Возможно, что и дурак. Ты мне нравишься, Ксения, но сегодня… – Я покачал головой. – … ты немного не в том состоянии, чтобы принимать такие решения. Чаю?

Ответом мне был тихий вздох.

Ночь только начиналась…

Не сразу, но я разговорил Ксению, вернув ей некое подобие хорошего настроения. Мы пили чай до тех пор, пока поднятая по зову старшей служанки прислуга не приготовила вторую по счёту гостевую спальню. Заняло это от силы двадцать минут, и то только потому, что девушку не устроил первый предложенный вариант в противоположной от «моей» части дома, и она попросила спальню поближе. Без сексуального подтекста, но потому, что девушка банально боялась. Строить предположения касательно конкретного источника этого страха было бессмысленно, так как если у её страха и было лицо, то принадлежало оно некоей Воробьёвой. Я хорошо запомнил эмоциональный всплеск, сопроводивший эту фамилию, и теперь хотел познакомиться с этим взрослым человеком, готовым нести ответственность за свои действия.

Нет, рубить с плеча я, как в случае с Дубинским, не стану. Там всё было довольно-таки однозначно, да и сама ситуация располагала к действию. Здесь же имеются вопросы, ответы на которые или развяжут мне руки, или наоборот. Благо, сейчас у меня есть знакомые отпрыски аристократии, с которыми можно и нужно выстраивать приятельские или даже дружеские отношения, попутно узнавая нужные мне сведения. Себя я этим не подставлю, так как ничего кардинального в отношении Воробьёвой, собственно, пока не планирую. Гадость ведь совсем не обязательно делать напрямую, можно добиться нужного результата и окольными путями. Само идущее сейчас следствие – слегка грубоватый, но всё-таки подходящий пример. Своими руками я никого не убивал и не калечил, но вот справедливое наказание настигло уже очень и очень многих.

И хороший вопрос, что хуже для обвиняемых: смерть или утрата всего попутно с заключением под стражу.

– Я ещё кое-о-чём не спросил, Ксения. Когда ты только сюда пришла, в твоём ментальном поле я почувствовал нечто… постороннее, неестественное. У тебя есть предположения касательно того, чем это может быть?