Таким образом, даже если птица из детской фантазии Леонардо и не является грифом, она остается символом уроборической Великой Матери, с которой у нас должен ассоциироваться не только женский символизм вскармливающих грудей, но и мужской символизм оплодотворяющего фаллоса. Этот образ уроборической матери не есть результат ошибочного представления маленького мальчика о гениталиях своей матери, а является символом Архетипического Женского Начала, как творящего источника жизни, которое живет в подсознании каждого человеческого существа, вне зависимости от его пола.
Здесь мы должны поподробнее рассмотреть материнский архетип коршуна-грифа. Как доказал Юнг, архетипы такого рода могут возникать в снах и фантазиях современного человека спонтанно, то есть, вне зависимости от каких бы то ни было исторических или археологических познаний.15 У первобытных людей, которые еще не понимали связи между сексом и рождением детей, женское начало (как это все еще можно увидеть в тотемизме, с его нисхождением от животного — к растению, от растения — к элементу) оплодотворялось надличностным мужским принципом, который являлся как дух или божество, как предок или ветер, но никогда, как конкретный личностный мужчина. В этом смысле, женщина была «автономной, то есть девственницей, не зависящей ни от какого земного мужчины. Она являлась мистическим творцом жизни, отцом и матерью в одном лице.
Выдающимися представительницами этого архетипа Великой Матери были Великие Богини Египта, их главный символ — гриф, за которого Фрейд «ошибочно» принял «более незначительную» птицу из фантазии Леонардо. По всей видимости, этот «промах» такого дотошного человека, как Фрейд, объясняется его повышенным вниманием к фантазии Леонардо, которая, несмотря на его личностную точку зрения и толкование, похоже, пробудила архетипический образ Великой Матери.16 В доказательство этого предположения можно заметить, что в своем исследовании, которое Фрейд, поначалу, по какой-то странной прихоти, опубликовал анонимно, он обратился к мифологическому, архетипическому материалу в совершенно не свойственной ему манере. Он указал, что древнеегипетская богиня грифов Мут,* (в египетской мифологии богиня неба), идентичная богине Нехбет,* (в египетской мифологии богиня царской власти) зачастую изображалась в виде фаллоса.17 Андрогинная Великая Богиня-Мать, то есть, богиня, снабженная фаллосом и, иногда, бородой, является повсеместно встречающимся архетипом, символизирующим единство творческого начала в творце женского рода, — партеногенетическую» изначальную матриархальную Богиню Мать. Эта изначальная матриархальная психология, о важности которой мы все время говорили,18 в древнем Египте выражалась в убеждении, что грифы, которые все считались особями женского пола, оплодотворяются ветром.
Увенчанная белой короной богиня грифов Нехбет — главная богиня Верхнего Египта — является представительницей древней матриархальной формации. Она была матерью царя и даже в более поздние времена покровительственно парила над его головой, в то время, как царственный капюшон грифа указывал на ее древнее высокое положение. В Египте слово «мать» обозначалось иероглифом, изображавшим грифа, который был символом богини Мут, изначальной «Великой Матери. Как пожиратель трупов, гриф был Ужасной Матерью, забирающей мертвых обратно внутрь себя; как «распростершая крылья» эта птица была покровительственным символом неба, Богиней воспроизводства и урожая, которая создает свет, солнце, луну и звезды из своей материнской ночной тьмы. По этой причине древние греки называли богиню грифов Эйлетейей, то есть уравнивали ее с Богиней-Матерью, помогающей при родах, которая была Богиней-Матерью догреческого Крита, многогрудой Артемидой Малой Азии, а также Герой и Деметрой элинизийских мистерий. Богиня и представлявшая ее царица правили жизнью, плодородием, небом и землей. Египетский царь, ее сын, характерно говорил о самом себе: «Меня родила на горе Сехсе моя двойная мать, гриф с длинными волосами и большими грудями; да прижмет она мой рот к своей груди и да вовек не отнимет меня от нее.19
«Никогда не отнимет: взрослый царь изображался сидящим на коленях Богини-Матери — Мут, Хатор или Изиды
— и сосущим ее грудь. И этот символизм имеет решающее значение в контексте нашего исследования.
Гриф-богиня дождя типа египетской Нут, из плодоносящих грудей которой течет оплодотворяющая влага, дает напиться земле-мужчине, как Изида дает напиться царю Гору. Как Великая Богиня она — мужчина-женщина, одновременно и оплодотворяющая, и оплодотворяемая.
По этой причине богине грифов Нехбет поклонялись как «форме первичной бездны, которая породила свет» и называли ее «отцом отцов, матерью матерей, которая существовала с самого начала и является создательницей мира»
На фоне этих архетипических связей, птица из фантазии Леонардо, если рассматривать ее в творческо-уроборическом единстве груди-матери и фаллоса-отца, в символическом смысле является «грифом, даже если Леонардо назвал ее nibiо. Ибо мы сможем понять эту птицу и ее действия только тогда, когда проникнем в символический, архетипический смысл этой фантазии. «Воспоминание» Леонардо можно называть вслед за Фрейдом фантазией, или, вслед за другими, «сном, но все равно речь будет идти о символическом действии в психической области, а не о физическом действии представителя фауны в географически определенной местности.
По этой причине, мы с полным основанием будем пользоваться термином «гриф, который Фрейд выбрал «по ошибке, поскольку благодаря этой самой «промашке» его острая интуиция проникла в самую суть вопроса, хотя он не до конца понял и истолковал его. Ибо ни одна зоологически определяемая птица, никакой «коршун» и никакой «гриф, не являются уроборическими и не ведут себя так, как вела себя птица Леонардо. Но такое поведение вполне естественно для «грифа» как символа уроборической Матери, которая жила в душе как египтян, таки в душе Леонардо, а также и Фрейда.21
Символизм данной птицы и ее мужских фаллических компонентов подчеркивает духовный аспект этого архетипа в противовес его земному аспекту Мы знаем, что в Египте символом вскармливающей Великой Матери была также и кормящая небесная корова. Но в парадоксальном символизме грифа с большими грудями акцент делается на небесную природу этой птицы, укрывающей землю своими крыльями Однако птица, небо и ветер являются архетипическими символами духа и, в то же время, характерны для архетипа отца. Верх и низ, небо и земля содержатся в отцовско-материнском единстве уробороса и уроборической Матери. духовный характер этой Матери выражается данной птицей, точно так же, как ее земной характер символически выражается змеей.
Если мы знаем, что птица из детской фантазии Леонардо относится не к отцу, а к уроборической Великой Матери, то это только потому, что она явилась человеку на самой ранней стадии его жизни, когда он младенцем лежал в своей люльке, ибо это есть стадия Матери с ее питающими или фаллическими грудями. У ребенка более старшего возраста такое видение птицы, вроде похищения Ганимеда орлом — Зевсом, имело бы совсем другое значение.
Разумеется, «коршун» требует внесения новых поправок в исследование Фрейда, но цель этих поправок заключается в том, чтобы еще сильнее подчеркнуть невозможность личностного толкования, то есть толкования на основе истории семьи Леонардо и его отношений с реальной матерью. Мы видим, что надличностное, архетипическое толкование Леонардо и творческого процесса вообще не только необходимо, но и должно быть еще более глубоким. Обнаружение ошибки Фрейда (и, отчасти, нашей) требует еще большего смещения акцента на уроборический характер «грифа-матери» Леонардо.
В данной работе мы не можем в полном объеме говорить о том, что значит для человечества Архетипический Женский Принцип,22 но, по крайней мере, мы должны дать о нем определенное представление. Он представляется и всевоспроизводящим аспектом природы, и находящимся в бессознательном творящим источником, из которого в ходе истории человечества родилось сознание, и из которого, во все времена и во всех людях, поднимается все новое психическое содержание, которое расширяет, активизирует и обогащает жизнь индивидуума и общества. В этом смысле обращенная к Богине-Матери молитва «да прижмет она мой рот к свой груди, и да вовекне отнимет меня от нее» актуальна для всей людей, но особенно касается людей творческих.
