Потом я пошел в жилой блок и направился прямо к медпункту, не дожидаясь приглашения. Я просто отпер дверь и вошел, убедившись, что за мной никто не войдет. Мешок с кофе я вручил Дороти. По ее лицу расползлась улыбка, она взяла кофе и сразу же заварила.

– Приятная неожиданность, – сказала она. Потом повернулась и посмотрела на меня: – Что-то случилось?

Дороти отличалась первоклассной интуицией клинициста и умением читать по лицам, отточенным за двадцать лет работы с заключенными. Мне подумалось, что, пожалуй, против нее не стоит садиться играть в покер.

– Э-э… вы знаете насильника по имени Гэри?

– Разумеется, – сказала она. – Вон он. Драчун.

Я не знал, что мне делать после такого заявления Гранта. Я обещал никому ничего не говорить и не был уверен, что могу поделиться деталями, которые он мне рассказал. Решил сохранить разговор в тайне, но посчитал, что, если я расспрошу Дороти о Гэри, вреда не будет.

Дороти рассказала, что Гэри вечно что-то замышляет. У него были трения с руководителем групповой терапии; недавно он пробил стену, поскандалив с терапевтом (видимо, медики были рады такому результату, ведь для Гэри прогресс, что он ударил стену, а не врача); его застукали, когда он варил брагу (зелье из дрожжей, фруктов и воды, из которых после брожения получается алкогольный напиток, и его обычно хранят в бачке унитаза); кроме того, подозревали, что он избил нескольких заключенных, хотя никто на него не жаловался.

Под снимком Гэри в списке на шкафчике Дороти я прочитал, что он получил пятнадцать лет за два изнасилования. Он уже отсидел четырнадцать и вскоре должен был выйти. В РМЦ он находился потому, что канадский департамент исполнения наказаний решил его полечить, прежде чем его придется выпустить на свободу по отбытии наказания. Позднее я узнал, что, по оценке тюремной администрации, у Гэри был очень высокий риск рецидива, и она пыталась найти способ снизить этот риск.

Гэри был настоящий великан. Многие заключенные накачивают мышцы, потому что качаются по нескольку часов в день, но у Гэри был рост больше ста восьмидесяти, бочкообразная грудь, огромные плечи и вес под 125 килограммов.

Я покрутил в руке ключ… Мне стало еще тревожнее при мысли о тщетности попыток остановить злобного 125-килограммового насильника каким-то латунным ключиком.

Гэри шел своей дорогой на групповую терапию, и я чувствовал на себе его взгляд. Увидев, что он заходит в дверь, которая вела в помещение для групповых занятий, я испытал облегчение.

Гордон слонялся поблизости, заметил меня и направился к станции.

– Я тут нашел для тебя еще нескольких ребят, – сказал он, сунул руку в карман и достал мятый листок бумаги примерно с пятнадцатью именами.

– Спасибо за помощь, – сказал я.

– Да без проблем. Эй, – сказал он, оглядевшись и убеждаясь, что нас никто не слышит. – Как ты думаешь, мне не приплатят или, может, чего-нибудь дадут за то, что тебе помогаю?

Я улыбнулся:

– Хорошая попытка. Боюсь, самое большее, что я могу сделать, – это разрешить вам быть первым на следующем этапе исследования. Нам не разрешается привлекать участников к набору исследуемых. Но все равно спасибо за помощь.

– Ну ладно, хотя бы попробовал… – ответил Гордон. – Ну и когда начнется следующий этап?

– Через пару недель. Пока что я собираю оборудование, – сказал я.

– Круто.

Гордон повернулся и пошел прочь.

Я просмотрел список имен. Такое впечатление, будто Гордон накануне вечером обошел все камеры и заставил подписаться все свое крыло. Хотя, скорее всего, он просто взял и переписал имена из списка заключенных и даже не подумал с ними поговорить. Хм, неужели я всего за один день превратился в циника?

Я вышел из медпункта, посмотрел налево, убеждаясь, что дверь, за которую вышел Гэри, не открылась и не впустила никого в жилой блок, и потом отправился к небольшой общей комнате в конце крыла, где содержался Гордон. Вокруг туда-сюда ходили заключенные. Я назвал первое имя из своего нового списка:

– Майк Уэст. Здесь есть Майк?

– Есть. Это я, – раздался голос из дальнего угла.

– Вы не найдете минутку поговорить насчет того, чтобы поучаствовать в исследовании УБК? – спросил я.

– Найду, – согласился голос. Ко мне вышел высокий, худой человек и сказал: – Пошли. Гордон нам рассказал, чем вы вчера занимались.

Я начал думать, что сделал слишком поспешный вывод о намерениях Гордона или, скорее, о его желании получить вознаграждение.

У Майка были проблемы с наркотиками. В начале нашего интервью он сразу же доложил, что сидит тут совсем не за такие тяжкие преступления, как все остальные. Он всего лишь участвовал в ограблении, которое пошло немножко не так и кое-кто пострадал.

– Мне просто надо было добыть денег на дозу, – вспоминал он.

Майк вырос в пригороде Торонто. Он окончил школу и пошел работать на стройку, постепенно продвигался по службе и в конце концов стал оператором тяжелой техники. Он несколько раз менял место работы и дольше всего задержался на четыре года. В момент нашей встречи ему было под сорок, он отсидел пять лет из шести, к которым его приговорили за нападение и избиение с отягчающими обстоятельствами, уклонение от правосудия, преступную небрежность и еще по нескольким обвинениям. Майк уже десять лет был женат. Его жена переехала поближе к тюрьме, чтобы чаще его навещать. Она жила всего в нескольких километрах от тюрьмы и работала официанткой в ближайшем ресторане.

Марихуану, которую он называл стартовым наркотиком, он стал покуривать еще в старших классах. Дилеры сначала подсадили его, потом уговорили продавать, потом предложили попробовать кое-что новое. Он попробовал героин и сразу же попал в зависимость. Майк пытался колоться только иногда, чтобы расслабиться, но в конце концов стал героинщиком. Он скрывал это от семьи, друзей и даже от женщины, которая потом стала его женой, до тех пор пока уже не мог придумывать, куда уходят все деньги. Он начал грабить, сдавать в ломбард краденые телевизоры и электронику. Он влез в кредиты, долги и в конце концов взял оружие и стал грабить. Плевое дело, объяснял он, залезть в дом обычной семьи и раздобыть четыреста – пятьсот баксов – достаточно, чтобы на неделю обеспечить себя наркотиками. По его словам, он пытался бросить, но у него не получалось. И в конце концов наступил час Х, как он выразился. Он грабил круглосуточный магазинчик и уже успел выбежать наружу и запрыгнуть в машину. Но мимо случайно проезжал полицейский патруль и принял вызов. Началась погоня, которая кончилась аварией. Майк столкнулся с машиной, в которой ехала семья. Они попали в больницу с тяжкими травмами, угрожающими жизни. Когда Майк говорил об этом в конце нашего интервью, у него на глазах выступили слезы.

– Я наделал столько ошибок, – сказал он. – Но теперь я чист и трезв уже больше пяти лет.

До суда и приговора к заключению в федеральной тюрьме Майк отсидел год в следственном изоляторе. В Канаде сроки менее двух лет отсиживают в тюрьмах провинций, таких же, как окружные и городские тюрьмы в США. Получившие более долгие сроки отправляются в федеральное заведение, находящееся в ведении канадского департамента исполнения наказаний, располагающего тюрьмами во всех провинциях страны.

В местной тюрьме Майк прошел детоксикацию и программу психологического и фармакологического лечения – когнитивно-поведенческой психотерапии для наркоманов плюс медикаменты для снятия абстинентного синдрома. Их дозу постепенно снижали, пока он совсем не перестал их принимать. Майк не собирался возвращаться к прежней жизни, ведь он обещал жене и родным. Он собирался досидеть срок, выйти на волю, опять пойти на стройку и завести детей. Белый заборчик. Ему не обязательно было говорить эти слова; и так было ясно, что это был предел его желаний.

Майк испытывал эмоциональную привязанность к родным, жене, даже к некоторым другим заключенным. Он преподавал им основы арифметики и английский язык и получал поощрения за хорошее поведение. У него не было ни одного нарушения распорядка, случая употребления наркотиков или драки. Майк не связывался с проблемными заключенными. Сначала его отправили в тюрьму усиленного режима, но через год перевели на общий. Он считался неопасным и образцовым заключенным.