— Ну, а третий пункт?

— В этом вы правы. Если рассказ Келлета соответствует действительности, Ловен безусловно замешан в этом деле.

— Значит, я все-таки уловил кое-что?

— Возможно, но вы проглядели два наиболее важных пункта.

— Какие же?

— Первый: страсть Давенхейма к покупке драгоценностей. Второй: его поездка в Буэнос-Айрес прошлой осенью.

— Пуаро, вы смеетесь надо мной!

— Я совершенно серьезен. Надеюсь, что Джепп не забудет моей просьбы.

Но инспектор, хотя и считал все это шуткой, не забыл о просьбе Пуаро, так как наутро мы получили телеграмму:

«С ПРОШЛОЙ ЗИМЫ У СУПРУГОВ БЫЛИ РАЗНЫЕ СПАЛЬНИ».

— Ага! — воскликнул Пуаро. — А сейчас уже середина июня. Теперь все ясно!

Я удивленно взглянул на него.

— Надеюсь, у вас нет сбережений в банке Давенхейма и Салмона, mon ami?

— Нет. А в чем дело?

— Я бы посоветовал забрать их оттуда как можно скорее.

— А что вы ожидаете?

— Большое банкротство в ближайшие дни, а может быть, и раньше. Я думаю, надо поблагодарить Джеппа за его любезную телеграмму. Прошу вас, карандаш и бумагу. Вот: «Советую вам немедленно забрать деньги, вложенные в банк мистера Давенхейма». Это заинтересует милого Джеппа!

Я оставался хладнокровно-скептическим, но следующий же день вынудил меня отдать должное поразительной проницательности моего друга. Во всех газетах, под огромными заголовками, были сообщения о сенсационном банкротстве банкира Давенхейма.

Не успели мы закончить завтрак, как дверь отворилась и в столовую ворвался Джепп.

— Как вы узнали об этом, Пуаро?

Пуаро безмятежно улыбнулся.

— После вашей телеграммы это было совершенно очевидно. С самого начала меня поразило странное ограбление сейфа. Бриллианты, деньги, акции на предъявителя — все это как будто было подготовлено заранее. Для кого? Мистер Давенхейм был тем, кого вы на вашем полицейском языке называете «Номером первым». Очевидно, все это было приготовлено для него самого. Затем его страсть к покупке драгоценностей. Как просто! Деньги, которые он растрачивал, он вкладывал в бриллианты, которые, в свою очередь, заменял поддельными, и таким образом перевел на другое имя значительное состояние, которым и должен был наслаждаться в то время, когда все будут его искать. Закончив с этим, он назначает деловое свидание с Ловеном (который однажды имел неосторожность сильно его рассердить), взламывает сейф, оставляет распоряжение, чтобы гостя проводили в кабинет, и уходит из дома. Куда?

Мы молчали.

— Ясно куда. Он отправился в свое убежище. Возможно, он и допустил кое-какие промахи, и все же серые клеточки у него работают превосходно.

— Да не мучьте вы нас, Пуаро. Говорите же!

Пуаро улыбнулся, явно наслаждаясь нашим нетерпением.

— Ну-с, друзья мои, вы оба люди умные. Задайте себе вопрос, который я задавал себе: «Если бы я был на месте этого человека, где бы я захотел спрятаться?» Что скажете, Гастингс?

— Я лично никуда бы не бежал, — отвечал я, — я остался бы в Лондоне, ездил бы на автобусах и в метро, в толчее меня точно не нашли бы.

Пуаро вопросительно взглянул на Джеппа.

— Я не согласен. Немедленно убраться прочь, вот единственный шанс не попасться. Конечно, нужно заранее все подготовить. На яхту — и в какое-нибудь забытое Богом место, пока не стихнет шум.

Мы оба взглянули на Пуаро.

— А что делали бы вы, мосье?

Пуаро помолчал, потом хитрая улыбка появилась на его губах.

— Друзья, если бы я хотел спрятаться от полиции, знаете ли, где бы я пытался это сделать? В тюрьме!

— Что?!

— Вы ищете Давенхейма, чтобы посадить его в тюрьму, так вам и в голову не придет мысль о том, что он может быть уже там.

— Что вы хотите этим сказать?

— Вы говорили, что мадам Давенхейм не очень умная женщина, но, несмотря на это, я думаю, если вы привезете ее на Боу-стрит и покажете Билли Келлета, она тут же узнает его! Несмотря на то что он сбрил бороду, усы и коротко подстригся. Женщина почти всегда узнает своего мужа, даже если ему удалось провести всех и вся!

— Билли Келлет? Но он был и раньше известен полиции!

— Разве я не сказал, что Давенхейм умный человек? Он давно подготовил себе алиби. Он не был прошлой осенью в Буэнос-Айресе — он создавал персонаж под именем Билли Келлет. Он «отсидел» три месяца, чтобы у полиции не возникло никаких подозрений, когда настанет ответственный момент. Не забывайте, что он затеял крупную игру. А такая игра стоит свеч. Только…

— Ну?

— Только носить фальшивую бороду и парик — после того как он снова стал самим собой — и спать с фальшивой бородой… это создает массу трудностей. Давенхейм опасался, что супруга может обнаружить, что его волосы какие-то неестественные. Вот почему, после его предполагаемого возвращения из Буэнос-Айреса, он и миссис Давенхейм спали в разных комнатах. Садовник, которому показалось, что он видел своего хозяина идущим вдоль дома, был совершенно прав. Давенхейм зашел в лодочный домик, надел потрепанную одежку, приличествующую бродяге, которая, можете не сомневаться, была там тщательно спрятана, свой костюм бросил в пруд и приступил к выполнению задуманного плана. А дальше все яснее ясного: и кольцо, и скандал на улице, и арест. Он знал, что в тюрьме его не будут искать…

— Невероятно… — пробормотал Джепп.

— Побеседуйте с мадам, — с улыбкой порекомендовал Пуаро.

На следующее утро Пуаро получил заказное письмо. Он вскрыл его, и из конверта выпала пятифунтовая бумажка.

Пуаро нахмурился.

— Ah, sacre![67] Что же мне теперь с этим делать? Мне, право, неловко. Се pauvre Japp![68] О, придумал! Мы устроим небольшой обед. Втроем! А то мне действительно как-то неловко. Дело-то оказалось пустяковым. Нет, это не в моих правилах… Mon ami, а что вас, собственно, так развеселило?

У нас с Пуаро было много друзей и знакомых, с которыми сложились довольно непринужденные отношения. Среди них можно назвать и доктора Хокера, нашего соседа, врача по профессии. Доктор, очень общительный человек, имел обыкновение заглядывать к нам по вечерам, чтобы поговорить с Пуаро, удивительные способности которого вызывали у него искреннее восхищение. Нужно отметить, что благодаря открытому характеру врача нам было известно, что он вообще неравнодушен к талантливым профессионалам, далеким от его специальности.

Однажды в начале июня он появился у нас примерно в половине девятого вечера и затеял серьезную дискуссию на «веселую» тему: о том, что заметно возросло число жертв, умерших в результате отравления мышьяком. Примерно через полчаса после прихода доктора дверь нашей гостиной вдруг распахнулась, и в комнату влетела встревоженная дама.

— О доктор, требуют вас! Какой-то ужасный голос. Я просто не в себе, я так разволновалась.

В нашей посетительнице я узнал мисс Райдер, экономку доктора Хокера. Он был холост и жил в старом мрачном доме в нескольких кварталах от нас. Обычно спокойная, уравновешенная, мисс Райдер была почти в невменяемом состоянии.

— Что это за ужасный голос? Кого вы имеете в виду и что вообще произошло?

— Ах, доктор, зазвонил телефон. Я сняла трубку… и услышала чей-то голос. «Помогите, — говорили в трубке. — Доктор… помогите. Они убили меня!» Голос постепенно замирал. «Кто это говорит?» Мне ответили шепотом: «Фоскатинэ» — или что-то в этом роде. «Риджентс-Корт».[69]

— Граф Фоскатини! — воскликнул доктор. — Он снимает квартиру на Риджентс-Корт. Я должен немедленно ехать. Что там могло случиться?

— Это ваш пациент? — спросил Пуаро.

— Недели три тому назад я посетил его в связи с легким недомоганием. Он итальянец, но английским владеет в совершенстве. Что ж, я вынужден пожелать вам доброй ночи, мосье Пуаро. Но если…