– Вы можете, если угодно, верить подобным вещам, – сказал Торе, – я же считаю это суеверием. По обыкновению, цепь случайно совпадающих событий принимается за доказательство сверхъестественной силы камней. Я думаю, что знаю такое место, где камни нелегко было бы найти.

– Это очень любопытно, – сказал Митчель.

– Если предмет так мал, как этот украденный рубин, то существует только одно место, где вор спокойно может спрятать краденое добро.

– А что это за место? – спросил Митчель с нескрываемым любопытством.

– На собственном теле, чтобы иметь его всегда под рукой на случай обыска. Рубин такой маленький предмет, что его всегда можно спрятать быстро и без затруднений.

– Совершенно верно, – отвечал Митчель, – но… – Здесь он на секунду остановился, как бы в рассеянности, но быстро овладел собой. – О чем мы говорили? Я потерял нить нашего разговора.

– Мистер Торе утверждал, что вор мог бы спрятать рубин на собственном теле, – сказал Рандольф.

– Это правильно, но в то же время все-таки несколько рискованно. Я думаю, что если бы я украл рубин, как ты намекаешь, я придумал бы нечто лучшее.

– А! – сказал Рандольф, – дело становится интересным. Ну, расскажи, как бы ты спрятал камень, если бы ты его украл.

– Это коварный вопрос, – отвечал Митчель, – и я предпочитаю не отвечать на него; у стен, знаешь ли бывают иногда уши. – Он сказал это так многозначительно, что Рандольф на минуту смутился. – Одно только еще я хочу сказать: вор, кто бы он ни был, не извлечет пользы из своего преступления.

– Почему же? – спросил Торе.

– Потому что на свете не существует рубинов такого совершенного цвета, кроме этих двух. Настоящий рубин цвета голубиной крови не может быть продан, ибо в нем тотчас же признают краденый, так как я оповестил всех значительных ювелиров, что украдена моя «Египетская драгоценность», а если будет сделана попытка изменить его форму, то и тогда меня известит об этом резчик, ибо назначенное мной вознаграждение превышает плату за работу.

– Но предположите, что вор сам резчик?

– И тогда совершенный цвет камня выдаст всякому ювелиру, которому захотят продать вновь отшлифованный камень, что это та же «Египетская драгоценность» только в другой форме.

– Может быть, вор очень терпеливый человек, а вы знаете, что тот, кто умеет ждать, достигает всего.

– Конечно, – ответил Митчель, – но помните мои слова: «Египетская драгоценность» не будет продана человеком, у которого она в настоящую минуту в руках.

– Особенно, если это ты, – засмеялся Рандольф.

– Совершенно верно, – серьезно ответил Митчель. Разговор перешел на другие предметы, и вскоре затем собеседники расстались. Барнес тоже собирался уходить из большой столовой, когда слуга подал ему записку, которая очень удивила и рассердила его. В ней было сказано: «Если в другой раз мистер Барнес пожелает подслушивать, то ему следует быть осмотрительнее и убедиться, не видны ли в зеркале обе стороны занавеси, за которой он воображает себя спрятанным».

– Черт его побери! – пробормотал Барнес. – Хотел бы я знать, в каком месте разговора он заметил мое присутствие. Или, может быть, последняя часть разговора, когда он заявил, что предупредил всех ювелиров, предназначалась для того, чтобы убедить меня, что не он украл рубин? Если это так, зачем же он сообщает мне, что заметил меня?

Барнес принялся собирать сведения о прошлом Альфонса Торе. Он отыскал слугу, доставившего багаж француза в отель «Гофманн», и узнал от него, что Торе прибыл в Нью-Йорк на пароходе приблизительно за месяц до кражи в поезде. Но по какой-то странности его имени не было в списке пассажиров парохода, на котором он приехал; следовательно, или Торе было вымышленное имя, или на пароходе он записан под вымышленным именем. Также бесплодны оказались поиски пассажирки под именем Розы Митчель, хотя Барнес просмотрел списки всех судов, прибывших в течение двух месяцев до убийства.

Предполагая, что Торе может быть в переписке со своими заграничными друзьями, Барнес учредил надзор за получаемыми им письмами, но и это ни к чему не привело, ибо тот, по-видимому, совсем не получал писем. Деньгами он был хорошо снабжен, то есть аккуратно уплачивал по счетам чеками на ближайший банк, в котором по наведенным справкам у него оказалось несколько тысяч долларов. Таким образом, потеряв несколько недель, Барнес увидел, что не нашел ничего, кроме того, что Торе переплыл океан под вымышленным именем, да и это было только предположение.

Успешнее оказались розыски Барнеса в другом направлении, именно, относительно местопребывания девочки. Он поручил Люцетте еще раз отправиться в пансион и раздобыть, сколько бы это ни стоило, образец почерка девочки. Люцетте это удалось посредством подкупа служанки. Барнес подкупил кельнера отеля Пятого проспекта, на котором лежала обязанность доставлять письма жильцам, и, вручив ему старую школьную тетрадь, поручил ему внимательно рассматривать все приходящие к Митчелю письма, пока не найдет хоть одного, надписанного тем же почерком, что и тетрадь. Но пришлось ждать до конца марта, пока, наконец пришло ожидаемое письмо. Штемпель указывал, что оно было опущено в Эст-Оранже, Нью-Джерси.

Тогда Барнес позвал Люцетту и велел ей ехать в Эст-Оранж.

– Я хочу дать вам случай вернуть мое доверие, – сказал он. – Поезжайте в Эст-Оранж и выследите девочку. Я знаю, что она там. Эст-Оранж – небольшое местечко в несколько домов, и в крайнем случае вам придется исследовать каждый дом. Поезжайте же, и если вы не найдете девочки, я не нуждаюсь больше в ваших услугах. Я даю вам это поручение отчасти для того, чтобы дать вам возможность исправить вашу последнюю оплошность, отчасти потому, что вы видели девочку и можете ее узнать.

– Я найду ее, – сказала Люцетта и уехала.

Неделю спустя Барнес очутился в Нью-Орлеане, где он пытался разузнать биографию Митчеля и убитой женщины. Но прошли недели, и он ни на шаг не подвинулся вперед.

Однажды утром, в конце апреля, он сидел обескураженный в своей комнате и равнодушно просматривал газету, как вдруг увидел свое имя и прочел следующее: «Мистер Барнес, известный нью-йоркский сыщик, находится в настоящее время в нашем городе и живет в отеле «Старый Чарльс». Говорят, он выслеживает отчаянного преступника, и свет, верно, скоро будет вновь удивляться ловкому разоблачению, сделанному знаменитым сыщиком».

Это рассердило и удивило Барнеса, ибо он никому не назвал своего настоящего имени и не мог понять, каким образом репортеру удалось узнать его. Пока он размышлял об этом, ему передали визитную карточку с именем Ричард Зефтон! Он велел просить, и вскоре вошел человек с темным цветом лица, черными волосами и проницательными глазами.

– Кажется, имею честь видеть перед собой мистера Барнеса? – спросил он с вежливым поклоном.

– Садитесь, мистер Зефтон, – холодно ответил Барнес, – и скажите мне, почему вы полагаете, что я Барнес, тогда как я записан в книге для приезжающих под именем Джемса Мортона.

– Я не полагаю, что вы мистер Барнес, – отвечал тот спокойно, садясь, – я не точно выразился, я знаю, что вы мистер Барнес.

– Вот как? А откуда, смею спросить?

– Потому что это мое дело знать людей; я сыщик, как и вы, и пришел помочь вам.

– Вы пришли помочь мне! Это чрезвычайно любезно. Но так как вы так страшно проницательны, то не будете ли вы так добры сказать мне, откуда вы знаете, что я нуждаюсь в помощи и в чем именно?

– С величайшим удовольствием. Вы нуждаетесь в помощи – извините, что я так выражаюсь, – потому что вы заняты делом, в котором время дорого, а вы уже потеряли шесть недель; я говорю потеряли, потому что вам не удалось узнать ничего, что вам могло быть полезно.

– Быть полезно?

– Вы не очень-то откровенны, мистер Барнес, а между нами должны бы быть товарищеские отношения, так как я пришел к вам в качестве друга и желаю действительно помочь вам. Я уже давно знаю, что вы в городе, и раньше уже слышал о вас. Я стал наблюдать за вами в надежде кое-что узнать. Таким образом, я узнал, что вас интересует, во-первых, имя Митчель, во-вторых, имя Лерой. Я соединил эти имена и пришел к заключению, что вы желаете добыть сведения о Лерое Митчеле.