— А я тебя не как адвокат спрашиваю.

— А как кто?

— Как мужчина.

Вырвалось.

И уже не забрать эти слова обратно. Она всё поняла. По щекам покатились крупные слёзы.

— Я совершила ошибку… Глеб, ты даже не представляешь, какую огромную ошибку я совершила…

— Догадываюсь, — ответил он. — Там рядом гостиница для свиданий. Вы туда ездили?

Она смотрела и смотрела на него, истекая слезами, потом медленно кивнула. Так он и думал. Он встал, сунул телефон в карман. Разговор закончен, все вопросы заданы, все ответы получены. Напоследок спросил для очистки совести:

— Надеюсь, всё было добровольно? Или мне стоит поговорить с Юсуфом?

— Нет! Не надо! Он ни в чём не виноват, поверь мне! Он хороший человек.

С каким пылом она его защищала!

— Ты влюблена в него?

Долгое молчание, прерываемое такими жалобными всхлипами, что любой бы кинулся её утешать. Он бы тоже так поступил, если бы гвоздь не мешал.

— Глеб, я понимаю, как это выглядит, — наконец промолвила она, отчаянно ломая пальцы, — но это не то, что ты думаешь. Больше я ничего не могу сказать.

Глеб вышел из комнаты, как слепой. Перед глазами плыло. Это не то, что ты думаешь, ага. Сколько раз он слышал эту ложь?

Пуговка.

Малёк.

Полина ждала его в столовой за накрытым столом. Там же сидел Рафаэль. Оба выглядели встревоженными и напуганными, как будто несчастье с Юсуфом касалось их лично. Хотя касалось, конечно: джип Рафаэля требовал ремонта, а выплата компенсации грозила облегчить семейный бюджет на несколько миллионов. Неприятные непредвиденные траты.

— Нина, подавай горячее, — распорядилась Полина.

— Ужинайте без меня, я не голоден, — сказал Глеб.

Он поднялся к себе в спальню. Надо бы поработать, Марта прислала целый список срочных вопросов, но у него не было ни сил, ни желания разбираться с рабочими делами. Этот день его вымотал. Он разделся, кинул одежду на пол и пошёл в душ. Включил настолько горячую воду, какую мог вытерпеть, и встал под обжигающие струи.

Девчонку нужно отправить обратно в деревню — и как можно скорей. Зачем она связалась с Юсуфом совершенно непонятно. Какая-то внезапная и необъяснимая страсть. Поехала ночью в отель, согласилась на близость, защищала от несправедливых подозрений. К сожалению, раньше, чем будет заключено мировое соглашение, расстаться с Надеждой не получится — следователи её не отпустят. А это как минимум неделя. Или ещё дольше, если договориться не удастся и придётся ждать суда. Надя — единственный свидетель, тем более, она пыталась помочь пострадавшей. Этот поступок и то, что Юсуф всё же остановился после аварии, могли смягчить наказание.

Он упёрся ладонями в мокрую стену и опустил голову. Вода била по затылку.

Уехать, что ли, в московскую квартиру? Пожить одному, пока всё не закончится? Он не сможет находиться с ней на одной территории. Его раздирали чувства — противоречивые, разрушительные, постыдные. Фактически он признался ей в любви. Женатый мужчина — племяннице жены! Каких ещё глупостей он мог натворить? Накинуться на неё с претензиями на глазах жены и сына? Сделать её тайной любовницей? Освободить Юсуфа из-под стражи и вызвать на дуэль?

Он больше не доверял ни своей выдержке, ни здравому смыслу.

Когда он влюбился в Полину, его так не крыло. Ему было двадцать, когда он познакомился с ней на стажировке в адвокатской конторе Марка Карловича. Старик загружал его работой выше крыши. Иногда приходилось ночевать в офисе на диванчике для посетителей, но молодость брала своё. Он влюбился в личную помощницу Марка Карловича — невероятно красивую и женственную Поленьку. Они встречались несколько месяцев, прежде чем он узнал, что ей двадцать семь лет, и она в одиночку воспитывает девятилетнего сына. До этого Глеб думал, что они с Полиной ровесники. Когда через пять лет Полина забеременела, он позвал её замуж. К тому времени он закончил университет и уверенно стоял на ногах. Хотелось семью и детей, хотелось стать другом неприкаянному подростку, не знавшему отцовской заботы. К сожалению, беременность прервалась, брак оказался не самым счастливым, а с сыном Полина придерживалась принципа «Воспитание — это насилие над личностью». Глеб ничего не мог поделать. Он нашёл отдушину в карьере. Марк Карлович, видя рвение и неутомимость молодого юриста, предложил ему партнёрство, а позже продал свою долю и с чувством выполненного долга ушёл на пенсию. К тридцати пяти годам Глеб добился всего, о чём мечтал, кроме самого главного, — у него не было детей. Они с Полиной пробовали снова и снова, но их преследовали неудачи. После бесчисленных выкидышей Глеб отчаялся. Они с женой стремительно отдалялись друг от друга, супружество превратилось в пустую золочёную скорлупку. Он уже не видел смысла его сохранять.

А потом, словно мало ему было проблем, в его жизни появилась Надя.

Глеб застонал и добавил горячей воды. Жгло снаружи, жгло изнутри.

Как мужчина… Как мужчина… Как мужчина…

Он задавал ей вопросы не как адвокат, а как мужчина. Его интересовали очень личные, интимные подробности её жизни, и он не считал нужным скрывать свой интерес. Его грубоватая откровенность шокировала и смущала. И будоражила желания, которые из смутных мечтаний вдруг оформились в чёткое и глубокое понимание собственных чувств.

Да только поздно.

Она снова плакала, жалела себя, Глеба, Юсуфа, Любашу — всех, кто совершал в этой жизни непоправимые ошибки.

На завтрак Глеб не пришёл. За столом сидели Рафаэль и тётя Поля — оба с кислыми лицами. У неё под глазами залегли синеватые тени, а волосы не блестели, как обычно, а уныло свисали вдоль немолодого лица. Белокурость выглядела как седина. Конечно, несчастье с сыном кого угодно подкосит. Надя не сомневалась, что Рафаэль рассказал матери правду про аварию. Надеялась только, что утаил историю в клубе. Не мог же взрослый двадцатичетырёхлетний мужчина докладывать матери обо всех своих любовных приключениях?

Надя села за стол, и Нина тут же поставила перед ней тарелку серой комковатой каши. Похоже, овсянка на воде без соли и сахара. Надя ковырнула её ложкой и поняла, что аппетита нет.

— Ты не забыла выпить таблетку? — спросила тётя.

— Нет.

Сегодня она вовремя увидела коробочку с таблетками на тумбочке у кровати и вспомнила о назначении врача.

— А когда у тебя женские дела начнутся? — спросила тётя с непроницаемым выражением лица.

— А? — Надя покосилась на Рафаэля, который уткнулся взглядом в планшет. — Какие дела?

— Женские, — жёстко повторила тётя. — Надя, не витай в облаках. Соберись!

— Не знаю… Через несколько дней, наверное. Я точно не помню.

— Через сколько конкретно?

— Через… пять?

Она не была уверена, но приблизительный срок помнила. Только зачем тёте сдалась эта информация? И почему нельзя спросить наедине, если это важно?

— Хорошо. Если не начнутся — скажешь мне, я отвезу тебя к врачу.

— Но зачем?

— Затем, что предохраняться надо, — отрезала тётя.

Надя вспыхнула. Загорелись уши, щёки и даже шея. Тётя всё знала!

— Но я… Разве Рафаэль… Он не… — она не могла сформулировать вопрос. Стыд жаркой волной прокатился по телу. — Он сказал, чтобы я не волновалась. Он меня обманул?

— Рафик, — позвала тётя, — ответь на вопрос Нади.

Он поднял голову:

— Да не знаю я, что ответить. Я плохо помню, что произошло. Надеюсь, пронесёт.

— Надеешься? — вырвалось у Нади. — Как ты мог?!

— Ой, только не строй из себя святую, — оборвал он. — Можно подумать, ты этого не хотела. Так что расслабься и не кипишуй раньше времени. Может, ничего страшного и не случится. А если возникнут проблемы, мамуля тебе поможет. Да, мамуль?

— Конечно, помогу, — ответила тётя Поля. — Можете ни о чём не беспокоиться, детки, мамуля о вас позаботится. У мамули же других хлопот нет.

Прозвучало это зловеще.