Во вторник Энди впервые ощутил муки голода. Это было не обычное «пора бы уже и поесть», а настоящий голод, от которого слабеет тело и портится настроение. Энди старался убедить себя, что это испытание силы духа. «Рыцари Круглого стола тоже терпели лишения и голод, — рассуждал он. — Раз они смогли выстоять, смогу и я. Ну и потом, если я буду голодным среди голодных, то быстрее добьюсь успеха».

Все пошло не так, когда выяснилось, что умерла Роза Ферман. Вместе с викарием Энди обходил дома и, зайдя к Ферманам, увидел старого Сайреса, который раскачивался в кресле-качалке, держа на руках исхудавшую Розу.

Энди слышал, что иногда старики впадают в детство. Он подумал, что Сайрес просто убаюкивает свою жену, как ребенка. Подойдя ближе, он увидел, что один глаз Розы открыт, а ее тело уже окоченело. Видимо, она умерла несколько часов назад.

— Я должен был рассказать об этом, — заплакал Сайрес, — но боялся, что ее у меня отнимут.

Он заботливо убрал со лба жены тонкие седые волосы.

— Сорок три года… Мы прожили вместе сорок три года. Ее заберут, и все будет кончено. Я хотел побыть с ней еще немного.

Кристофер Мэтьюз положил руку на плечо Сайреса и тихо сказал:

— Ты можешь оставаться с ней, сколько захочешь.

Но теперь это уже не имело значения. Чары были разрушены. Энди и Мэтьюз вошли в минуту последней близости между мужем и женой. Все было кончено. Кончено навсегда.

Известие о смерти Розы произвело на жителей Эденфорда тяжелое впечатление. Дело было не в самой смерти — в домах горожан она была хотя и не желанным, но частым гостем. Дело было в том, что умерла Роза. Ферманы не могли иметь детей, они жили друг для друга и казались немного странной парой. Роза — твердая, решительная и умная, а Сайрес — покладистый неуклюжий тугодум. Она возмущалась и сетовала, а он в ответ только улыбался и пожимал плечами, но они любили друг друга, и горожане не представляли их порознь.

Если бы не неожиданное происшествие, которое случилось в среду, в Эденфорде еще долго не смогли бы оправиться от этой потери.

Среда была вторым днем, который Энди провел под опекой викария. Как и накануне, Кристофер Мэтьюз разбудил юношу в четыре утра для молитвы и изучения Библии. Викарий успел узнать про своего подопечного две важные вещи: во-первых, он не христианин, а во-вторых, он любит приключения и ему нравится читать о них. Используя второе для того, чтобы работать с первым, викарий избрал темой урока жизнеописание апостола Павла. Во вторник он предложил Энди познакомиться с двадцать седьмой главой Деяний апостолов, где рассказывалось о кораблекрушении, которое потерпел Павел в Средиземном море. Энди пришел в восторг от детального описания плавания апостола. С упоением он читал, как из-за встречного ветра путешественники попали на Кипр и на Крит, а затем попытались добраться до критской пристани Финик, лежащей против юго-западного и северо-западного ветра и приспособленной к зимовке. Поразила молодого человека и история о том, как корпус корабля, чтобы он выдержал шторм, обвязали канатами. Смелый и предприимчивый Павел очень понравился Энди. Этот апостол ничем не походил на английских священников, предпочитающих прятаться от мира за стенами церквей, облачаться в длинные мантии, посещать церковные соборы и жаловаться, что англичане потеряли интерес к вере. Апостол был совсем другим. Образ деятельного и любящего риск служителя показался Энди немного странным, но необычайно привлекательным.

В среду они читали одиннадцатую главу из Второго послания коринфянам, в которой Павел говорит о своем служении. «Они Евреи? и я. Израильтяне? и я. Семя Авраамово? и я. Христовы служители? (в безумии говорю:) я больше. Я гораздо более был в трудах, безмерно в ранах, более в темницах и многократно при смерти. От Иудеев пять раз дано мне было по сорока ударов без одного; три раза меня били палками, однажды камнями побивали, три раза я терпел кораблекрушение, ночь и день пробыл во глубине морской; много раз был в путешествиях, в опасностях на реках, в опасностях от разбойников, в опасностях от единоплеменников, в опасностях от язычников, в опасностях в городе, в опасностях в пустыне, в опасностях на море, в опасностях между лжебратиями, в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе. Кроме посторонних приключений, у меня ежедневно стечение людей, забота о всех церквах. Кто изнемогает, с кем бы и я не изнемогал? Кто соблазняется, за кого бы я не воспламенялся? Если должно мне хвалиться, то буду хвалиться немощью моею. Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, благословенный во веки, знает, что я не лгу. В Дамаске областной правитель царя Ареты стерег город Дамаск, чтобы схватить меня; и я в корзине был спущен из окна по стене и избежал его рук».

Викарий и его ученик обсуждали этот отрывок, прогуливаясь по дороге вдоль поля. Приближалась осень, трава побурела и поникла. Утренний воздух был таким холодным, что изо рта шел пар.

— Просто не верится, как он мог все это выдержать. Что двигало им? Чего он искал?

— Павел был таким стойким не потому, что он искал, но потому, что нашел.

— Не понимаю.

— Я вижу. Ты не понимаешь этого, потому что пока ты лишь ищешь то, что нашел Павел.

— И что же он нашел?

Викарий улыбнулся.

— То, ради чего стоит жить и ради чего стоит умереть.

— Веру в Иисуса?

Викарий остановился и пристально посмотрел на своего ученика. Он понимал, что последние слова юноши были формальными. Он зашагал дальше.

— Вера в Иисуса Христа так изменила Павла, что остаток жизни он провел, путешествуя по свету и претерпевая самые разные испытания. Он хотел поведать другим о своем открытии.

— И все-таки я не понимаю. Люди не желали его слушать. Они не принимали того, что он говорил. Чего он добился?

— Ты не поймешь этого, пока не пройдешь через те же испытания, что и Павел. Поверь мне, этого достаточно.

После завтрака и семейной молитвы вместе с Нелл и Дженни Энди помогал викарию собирать сведения для ежемесячного отчета лорду Честерфилду. Чтобы составить отчет, им пришлось рассмотреть все этапы производства шерсти, от выращивания овец до хранения готового сержа.

Пастухи предоставляли викарию данные о поголовье скота, о приплоде, о заболевших животных, о количестве овец, съеденных хищниками (с объяснениями причин каждого происшествия). Все это было записано рукой Энди в точном соответствии с указаниями Кристофера Мэтьюза.

Прядением шерсти жители городка занимались на дому. Учитывалось количество пряжи, изготовленное каждым работником. Ткацкие станки стояли в специальных мастерских. Их производительность и состояние регулярно проверялись. К отчету прилагались сведения об оборудовании, которое требовало ремонта.

Пройдя через весь город, Энди и Кристофер Мэтьюз добрались до сукновальной мастерской, расположенной у реки, близ южного моста. Раньше Энди не представлял себе, сколько труда нужно для того, чтобы изготовить обыкновенную шерстяную ткань. Морганы просто отправляли в город слугу, и он покупал нужный материал. Потом из этой материи слуги шили себе одежду. Наряды самих Морганов заказывались и подгонялись у лучших лондонских портных.

Увидев сукновальную машину, Энди понял, что изготовлять ткань — дело небезопасное. Здесь материю уплотняли и очищали, замачивая и выколачивая ее. После замачивания ее вынимали из воды и выколачивали при помощи зазубренных деревянных брусьев, напоминающих гигантские зубастые челюсти. Сукновальная машина заглатывала серж с такой жадностью, что, окажись поблизости человек, деревянные челюсти могли ухватить его за одежду и перемолоть заживо. Поначалу казалось, что после такой процедуры ткань будет испорчена, но конечный продукт доказывал обратное.

Очищенное полотно выносили на улицу и развешивали на специальных рамах у реки. Длина каждого куска была около двадцати шести ярдов[70]. Длинные полосы белой ткани сохли на берегу, слегка покачиваясь на ветру. После того как ткань подсыхала, ее обрабатывали горячим прессованием, сворачивали в рулоны, обрабатывали холодным прессованием и отправляли в Эксетер. Часть продукции перед обработкой прессованием отправлялась в красильные мастерские.