Отвечая на безмолвный вопрос собравшихся, Мэтьюз пояснил:

— Никто не ставит под сомнение добросовестность нашего нотариуса. Он всегда действовал, руководствуясь английским законом и интересами города. Но, по-моему, дело не в том, бродяга ли Энди Морган. Нам следует поставить вопрос иначе: не противоречит ли английский закон другому, данному Богом! — Не обращая внимания на суматоху, поднявшуюся в церкви, и не давая главному констеблю остановить себя, викарий продолжал: — По закону нашей страны человек, который странствует по дорогам Англии, не ставя перед собой цель попасть в определенный пункт назначения, совершает противоправный акт. Если бы Авраам — а его Господь сделал отцом народа Израиля — был жив, то он в соответствии с английским законом сегодня стоял бы рядом с мастером Морганом! — И, открыв Библию, Мэтьюз прочел: — «Верою Авраам повиновался призванию идти в страну, которую имел получить в наследие, и пошел, не зная, куда идет»[59]. Собственно говоря, в соответствии с действующим законодательством следовало бы арестовать весь народ Израиля! — И викарий вновь процитировал: — «…водил Он их по пустыне сорок лет…»[60] И Авраам и народ Израиля нарушили английский закон. Так кого же мы должны арестовать?

Казалось бы, вопрос священника был риторическим, но на него ответили. Нежный голосок произнес:

— Мы должны арестовать Иисуса! Наш Господь Сам сказал, что Он — бродяга.

Это говорила Нелл. Цитируя по памяти, она продолжила:

— «Говорит ему Иисус: лисицы имеют норы и птицы небесные — гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову»[61], Евангелие от Матфея, глава восьмая.

Из задних рядов раздался другой голос, на этот раз хриплый и низкий:

— Нас всех следует арестовать, — это был Дэвид Купер, — разве не сказано в Писании, что все мы «странники и пришельцы на земле»[62]?

Главный констебль несколько раз ударил ладонью по столу.

— Я не давал слова никому, кроме викария, — рявкнул он и вновь обратился к Мэтьюзу: — Согласен, были и другие странники. Однако они жили в другое время и в другом месте. Мы же находимся в Англии, идет 1629 год от Рождества Христова. И в наше время быть бродягой противозаконно.

Викарий невозмутимо кивнул.

— Я всего лишь хочу спросить: как нам поступить, оставаясь христианами, если законы Бога и законы Англии противоречат друг другу? Какому из них мы должны подчиниться?

Главный констебль был обескуражен. Ему совсем не хотелось давать ответ на этот вопрос. Он глянул в сторону лорда Честерфилда, надеясь на его помощь. Честерфилд равнодушно посмотрел на него.

Некоторое время главный констебль сидел, подперев голову рукой.

Наконец он промолвил:

— Вы должны показать, в чем состоит противоречие законов Бога и законов Англии, касающихся бродяг. Прочитанные вами цитаты из Библии говорят лишь о том, что в библейские времена законы отличались от нынешних. Вы не убедили меня, Мэтьюз, что Господь давал какие-то особые наставления в отношении бродяг. — И главный констебль самодовольно откинулся на спинку стула.

Но торжествовать ему пришлось недолго. Викарий открыл Библию на странице, заложенной клочком бумаги. В этот момент Энди понял: выступление Мэтьюза не было импровизацией. Он тщательно подготовился к нему.

— Библия, книга Левит, глава девятнадцатая, стих тридцать четвертый: «Пришлец, поселившийся у вас, да будет для вас то же, что туземец ваш; люби его, как себя; ибо и вы были пришельцами в земле Египетской. Я Господь, Бог ваш». Таков закон Господень о странниках и путниках, подобных Аврааму или Энди Моргану.

Главный констебль почесал в затылке. Он окинул Энди взглядом, пытаясь понять, почему вокруг этого юнца поднялась такая суматоха. Затем посмотрел на последние ряды и сказал:

— Лорд Честерфилд, это ваш город, и я полагаюсь на ваше мнение. Этот юноша, судя по всему, невиновен. Как мне с ним поступить?

Лорд Честерфилд пренебрежительно фыркнул.

— Делайте с ним что хотите, мне все равно.

Убедившись, что лорда исход этого процесса не интересует, главный констебль провозгласил:

— По делу Энди Моргана я выношу следующее постановление: жителям Эденфорда следует оказать ему радушный прием как страннику в соответствии со священным Словом Божьим.

Нельзя сказать, что такой вердикт был встречен с ликованием. Радовались лишь Мэтьюзы и Дэвид Купер. Большинство присутствующих не скрывали своего разочарования: наказания, которое могло бы приятно разнообразить день ярмарки, не последует.

Однако суд над Энди забылся гораздо быстрее, чем следовало ожидать. И повинен в этом был лорд Честерфилд.

По окончании суда он вышел вперед. Толпа вновь негромко загудела.

От имени жителей города викарий выразил лорду свои соболезнования по поводу исчезновения его сына.

Лорд сухо кивнул и прокашлялся. Затем он сообщил жителям Эденфорда две новости.

Во-первых, по приказу короля Карла налог в пользу английского флота был поднят с пятидесяти до семидесяти пяти фунтов. Эта сумма должна компенсировать снижение суммы сборов на постройку военных кораблей с соседнего Тивертона.

Во-вторых, Джон де Ла Барр, известный торговец тканями из Эксетера, получил королевскую охранную грамоту. Это означало, что город не только не получит восьмисот пятидесяти фунтов, которые де Ла Барр задолжал его жителям, но и не сможет потребовать возвращения этого долга впредь.

Городскому хозяйству нанесли тяжелый удар. Целый год работы пошел насмарку, и жители были бессильны что-либо изменить. Не с первым городом случилось подобное. Король действовал обдуманно и жестко, поскольку отлично знал, что в Эденфорде живут пуритане.

Итак, жертва вступилась за своего преследователя. Энди осознавал всю парадоксальность ситуации. Если бы Кристофер Мэтьюз промолчал и предоставил главному констеблю и нотариусу сделать свое дело, длинная рука Лода не настигла бы его. Но викарий, сам того не зная, встал на защиту своего врага.

После суда прошла неделя. Энди лежал на ковре перед очагом в гостиной священника. Размышляя о происходящем в Эденфорде, он пришел к выводу: Кристофер Мэтьюз упростил его работу до предела.

Мысленно юноша перебирал улики против викария: этот человек допустил дискредитирующие высказывания в адрес короля Якова, обвинив покойного монарха в безнравственности; алтарь в церкви не был обнесен ограждением и располагался не там, где положено. Осквернение алтаря начальником полиции во время суда происходило на глазах у всего города. Даже если никто из жителей не согласится дать показания против Мэтьюза, остается лорд Честерфилд. Он тоже все видел.

Вспомнив о наряженном в кружева лорде, Энди спросил себя, узнал ли его Честерфилд. На суде на какое-то мгновение ему показалось, что да. Но теперь юноша начал сомневаться в этом. Его беспокоила и другая мысль. Согласится ли лорд Честерфилд давать показания против человека, который так успешно помогает ему в управлении производством?

Шум на втором этаже дома отвлек Энди от раздумий. Наверху кто-то захлопнул тяжелую книгу и передвинул стул. С того момента как викарий, Нелл и Дженни пожелали юноше доброй ночи, прошло уже более часа. Однако в комнате Мэтьюза все еще горел свет. Возможно, он готовился к воскресной службе. Энди вздохнул. Ему хотелось, чтобы домашние побыстрее заснули. Пора расшифровать послание епископа, а пока не все улеглись, заниматься этим небезопасно.

Энди получил письмо рано утром, и передал его не кто иной, как сам Кристофер Мэтьюз. По словам викария, посыльный надеялся найти Энди в Тивертоне, Эксетере или Плимуте, но случайно навел справки в Эденфорде. Викарий усмотрел в этом Божий промысел. Энди прекрасно понимал, что Божий промысел здесь ни при чем: посыльный знал, где его искать.