Сидя в кресле, он смотрел на профиль викария. Мэтьюз уже занял свое место внизу, на скамье подсудимых, — Энди он не видел. Сзади, в толпе, теснящейся вдоль стен зала, юноша заметил темную курчавую голову. Хотя эденфордский сапожник был высокого роста, он, пытаясь увидеть происходящее, встал на цыпочки. «Наверное, чтобы войти, он простоял полночи на холоде», — подумал Энди.

Ровно в девять часов в зале появились судьи. Следом за ними на середину зала уверенной поступью прошагал епископ Лод. Зрители, притихнув, смотрели на королевское место. Не обманув их ожиданий, в зал суда вошел король Карл.

Отдав дань необходимым формальностям, Лод обратился к судьям. Он говорил с ними таким тоном, словно обращался к своим бывшим приятелям по колледжу на вечере выпускников. Он начал с популярного в те дни в Уайтхолле стихотворения:

Епископ сделал паузу, ожидая реакции аудитории. Раздались смешки.

Опять пауза и новые смешки. Епископ явно наслаждался своей ролью на судебном заседании.

— Ваше величество, господа, уважаемые коллеги, сегодня перед вами один из таких людей, Кристофер Мэтьюз, викарий Эденфорда, что в Девоншире, — Лод указал на обвиняемого. — По моему мнению, на скамье подсудимых находится очень опасный преступник. Я имею в виду прежде всего его трусливые поступки.

Этот человек обвиняется в противозаконной деятельности, которую он вел в городе Эденфорде, исполняя обязанности викария. Существуя за счет церкви Англии, этот человек отравлял души и умы честных прихожан! Мало того, он, распространяя свои произведения, сеял губительные семена опасных идей по всей стране — заметьте, Кристофер Мэтьюз прятался за вымышленным именем!

После этого последовал перечень выдвинутых против Кристофера Мэтьюза обвинений:

— Первое. Кристофер Мэтьюз умышленно нарушал законы англиканской церкви, предписывающие обносить алтарь ограждением. Свидетели показали, что они видели, как стол для евхаристии использовался в секулярных целях, в том числе как место судьи при проведении судебного заседания, в процессе коего главный констебль неоднократно стучал по нему.

Второе. Кристофер Мэтьюз умышленно нарушал предписание англиканской церкви, которое гласит, что все официально назначенные священники должны проводить службу в соответствующем облачении.

Третье. Кристофер Мэтьюз умышленно нарушал предписание, запрещающее малообразованным священникам составлять проповеди. Он не использовал соответствующие сборники проповедей и наставлений, изданные специально для таких, как он, предпочитая устраивать не один, а два раза в воскресенье импровизированные проповеди, в ходе которых он распространял свои лживые измышления.

Четвертое. Кристофер Мэтьюз умышленно занимался написанием, публикацией и распространением противозаконных произведений подстрекательского характера под именем Джастин. В своих произведениях он призывал англичан, следуя его примеру, не повиноваться англиканской церкви и ее лидерам и противодействовать английской монархии. Последнее расценивается как государственная измена и является самым тяжким преступлением из перечисленных.

Затем лорд-канцлер спросил Кристофера Мэтьюза, не желает ли он сказать что-либо в ответ на предъявленное обвинение.

Мэтьюз не спеша поднялся. Он посмотрел на Лода и судей.

— Наш добрый доктор, — обращаясь к судьям, он кивнул в сторону Лода, — счел уместным начать слушание дела со стихов. Я отвечу ему молитвой:

Галерка откликнулась одобрительными криками и смехом. Кровь бросилась в лицо епископу, и он побагровел, как свекла. Лорд-канцлер постучал по столу, призывая к тишине.

Более часа обвинители зачитывали показания, вызывали свидетелей, изматывая Кристофера Мэтьюза. Все это время он стоял, высоко подняв голову, а те, кто нападал на него, выходили парами и поодиночке. На него набрасывался то один, то другой обвинитель, уставших сменяли новые. Они вновь принимались кричать, порицать, разоблачать и обвинять викария.

Происходящее напомнило Энди травлю медведя, на которую он ходил вместе с Элиотом. Словно несчастного медведя, Кристофера Мэтьюза вытащили из родного дома, приковали цепями посреди арены и на потеху толпе спустили на него собак. Как медведь, он гордо стоял, отгоняя от себя рычащих мастифов, которые без устали бросались на него, оскалив зубы. Так же, как псы во время травли медведя, судьи не унимались и жаждали его смерти.

Когда поднялся главный обвинитель, стало заметно, что викарий устал. Его глаза покраснели, губы запеклись, а лицо осунулось. Епископ Лод непринужденно подошел к обвиняемому.

— У вас есть ученая степень?

— Нет.

— А университетский диплом?

— Нет.

— Вы посещали какой-либо университет?

— Нет.

— Ни одного курса?

— Нет.

— У вас нет ни диплома, ни ученой степени, вы никогда не учились в университете. Тогда скажите, сэр, по какому праву вы читаете проповеди и учите чему-то других? Почему вы полагаете, что достаточно подготовлены, чтобы отказаться от проповедей, написанных образованными людьми, которые всю жизнь обучались в лучших университетах Англии, и заменить их собственными сомнительными образчиками богословия?

— Я священник лишь Божьей милостью, сэр.

Лод затрясся от ярости.

— Что ты несешь, невежда! Думаешь, что, утверждая это, ты возвысишься над всеми благочестивыми гражданами Англии? Ты считаешь себя умнее всех? Хочешь сказать, что наши университеты ничего не стоят? Что священнику не нужно образование? Что английское просвещение забыло Бога? Какая наглая самонадеянность! Какое кощунство!

Епископ не дал Мэтьюзу возможности ответить, тут же задав ему новый вопрос:

— Как долго вы являетесь викарием Эденфорда?

— Около двенадцати лет.

— Кто все это время содержал вас?

— Лорд Честерфилд благосклонно выплачивал мне жалованье.

— И так вы отплатили за его доброту? Подрывая основы государственной власти любимого им отечества? Подстрекая горожан к бунту против него?

— У меня была одна-единственная цель — удовлетворить духовные потребности простых жителей Эденфорда.

— Простых жителей? Ты превратил их в шайку безумных, злобных мятежников. И ты смеешь называть их простыми жителями?! Да они заполонили всю страну антимонархической литературой!

— Жители Эденфорда — порядочные люди…

— Помолчи-ка, пустомеля! Я не держу в своей церкви тех, кто пользуется неведением заблудших прихожан в своих низких целях.

Более двух часов епископ Лод расхаживал перед обвиняемым взад-вперед, произнося напыщенные тирады. Он говорил громко и резко. Время от времени он терял самообладание и, забывшись, начинал сыпать угрозами. Его лицо было багровым, он трясся от с трудом скрываемой злобы.

Когда епископ, витийствуя, замедлял шаг, Энди восхищенно смотрел на обвиняемого. Кристофер Мэтьюз был вымотан, но не сломлен. Это еще больше выводило обвинителя из себя.

— Да избавит Всемогущий Англию от дьяволов, подобных тебе, — закончил свою речь епископ. — И будь уверен, Он это сделает. Потому что есть еще те, кто желает Англии славы, а не гибели. И эти люди, которые продолжают добрые английские традиции, готовы отдать свою жизнь, чтобы навсегда освободить нашу страну от негодяев вроде тебя.