Он не закончил фразу, добавив мысленно: «Особенно когда дело касается тебя».

— Извинение принято, — сказала Нелл. Эти слова она произнесла ледяным тоном.

Энди вошел в дом и увидел, что в гостиной никого нет.

— Придет кто-нибудь еще? — спросил он.

— Нет.

Ему захотелось напомнить Нелл ее слова, сказанные в прошлый раз: «Тебе не стоит оставаться со мной наедине. Люди ведь болтают всякое. Если бы я знала, что Дженни уйдет, я позвала бы Рамсденов». Но Энди промолчал. Лучше не портить этот день.

Еда была очень вкусной. Запеченная треска, хлеб и кукуруза. Нелл вела себя тепло и сердечно. Энди пребывал в некотором недоумении, но ему было очень хорошо.

— Я думал, ты хочешь меня еще о чем-то расспросить, — сказал он.

— Нет, — ответила она.

Нелл начала убирать со стола. Энди не знал, куда девать руки.

— Понятно, — сказал он. Взяв ложку, он стал постукивать ей по столу. Она забрала у него ложку и положила ее вместе с остальной посудой. Они оказались спиной друг к другу. Нелл мыла посуду, Энди сидел за столом.

— Я хочу вернуться в Англию, — сказала она.

— Не может быть! — Энди вскочил.

Нелл продолжала стоять к нему спиной.

— Джеймс приходил из-за этого, — пояснила она. — Весной он собирается возвращаться. Ему здесь не нравится. Я смогу уехать с ним.

— Но ты говорила, что не любишь его! — в отчаянии закричал Энди.

— Да, я не люблю его! — Нелл резко обернулась и посмотрела на Энди, как на дурачка. — Я возвращаюсь не для того, чтобы выходить за него замуж! Мы просто поплывем на одном корабле, как друзья.

— Не могу поверить, что ты хочешь вернуться! А как же епископ Лод?

— Чем он хуже этого проклятого места?! — с сердцем крикнула Нелл. Она с трудом сдерживалась. — Если ты прав насчет Элиота, какая разница, где жить? С тем же успехом он может убить меня здесь! Если не он, так индейцы, если не они, я умру от голода или болезни! — Она расплакалась. — Мне здесь нечего делать! Здесь меня ждут только страдания и смерть! У меня нет близких… Я потеряла Дженни… Элиот заставит ее страдать, Энди! Я знаю это, я чувствую. Я не могу смотреть на это сквозь пальцы… Это убивает меня!

Всхлипывая, она упала в его объятия.

Энди прижал ее к себе. Помолчав, он тихо и твердо сказал:

— Если ты отправишься в Англию, я поеду с тобой.

Она слегка отстранилась и заглянула ему в глаза. Ее лицо было мокрым от слез. Она ничего не говорила, продолжая неотрывно смотреть на него.

— Я часто вспоминаю Эденфорд, — наконец сказала она. Достав носовой платок, Нелл села к столу.

Энди сел рядом. Он засмеялся.

— Ты что?

— Я вспомнил, как ты попросила меня описать Бога.

— Я попросила рассказать, во что ты веришь, — поправила она. Ей было приятно вспоминать об этом. — И ты сказал, что Бог живет на дереве!

— Я указал на небо! — возразил Энди.

Они дружно рассмеялись.

— Никогда не забуду выражение твоего лица, когда ты читал нам с Дженни Песнь песней.

— Ты нарочно это подстроила!

— Только потому, что ты хотел заставить нас слушать перевод отвратительного короля Якова!

Погрузившись в воспоминания, они замолчали.

— Я помню, как ты сказала, что никогда не уедешь из Эденфорда, — сказал Энди.

— Я никогда не хотела этого.

Воцарилось неловкое молчание. Нелл разглядывала кончик своего указательного пальца. Энди катал по столу шарик из хлеба.

— Энди, мне страшно здесь, — дрогнувшим голосом произнесла она.

— Я понимаю.

— Ты правда поедешь со мной в Англию?

— Без тебя мне здесь делать нечего.

— Но мне ничто не угрожает. Никто не знает, что Джастин — это я. А если ты вернешься, Лод может убить тебя!

— Я знаю.

— И несмотря на это, ты поедешь со мной?

Энди кивнул.

Нелл снова посмотрела на свой палец.

— Я помню выражение твоего лица, когда я сказала, что Джеймс сделал мне предложение.

— Я был в отчаянии, — признался Энди.

— Если не ошибаюсь, ты поздравил меня!

— А что мне оставалось делать?

— Ты мог запретить мне выходить за него.

Энди засмеялся.

— Ты бы меня послушалась?

— Нет, — улыбнулась Нелл.

Энди продолжал катать хлебный шарик по столу.

— Я помню, как ты сказала мне, что любишь меня, — тихо произнес он.

Нелл, не отрываясь, изучала кончик своего пальца. Она беззвучно заплакала. Подняв голову, она вытерла слезы.

— Я и теперь тебя люблю, — прошептала она.

Энди не верил своим ушам.

Нелл засмеялась, потом прикрыла рот рукой.

— Жаль, что ты не видишь себя со стороны, мастер Морган!

— Ты любишь меня?

— Да, Энди. Мой милый Энди.

Он обнял Нелл и, изо всех сил прижимая к себе, словно боясь, что что-то может их разлучить, стал целовать ее.

— Энди, мой дорогой Энди, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня? — плача, спросила Нелл между поцелуями.

— Тсс! Все хорошо!

— После папиной смерти я возненавидела тебя. Я винила тебя во всем.

Энди гладил ее по голове.

— Теперь это не имеет значения.

— Я не хотела прощать тебя, но я всегда любила тебя.

— Ничто и никогда, — пообещал он, — больше не разлучит нас!

Когда Энди спустился с холма и направился к своей хижине, было уже поздно. Ему хотелось кричать. Ему хотелось петь. Ему хотелось рассказать кому-нибудь, все равно кому, что Нелл Мэтьюз любит его. Он засмеялся. Остановившись на склоне, он посмотрел вверх.

— Господь, Ты чудесен! — прокричал он в небо. — Ведь я просил лишь о том, чтобы день прошел спокойно!

В следующее воскресенье вместе с Энди и Нелл на утреннюю службу пришел Сазакус, а потом остался пообедать с ними. Индеец проявлял неподдельный интерес к Богу британских колонистов. Он регулярно посещал службы и теперь хорошо знал, когда нужно встать, когда сесть, и иногда тихонько подпевал прихожанам. Он внимательно слушал проповедь, несмотря на то что по-прежнему понимал меньше половины, и на протяжении всей молитвы держал глаза закрытыми (спустя какое-то время Энди перестал проверять его).

В то воскресенье Сазакус был сильно расстроен. Сначала все шло хорошо. Его преподобие Хиггинсон, как водится, обратился к Богу, после чего все исполнили первый гимн. Элиот и Дженни еще не пришли — они, по обыкновению, опаздывали. Спев гимн, прихожане стали усаживаться на свои места. В эту минуту появились Веннеры. С ними тоже пришел индеец.

Прихожане одобрительно переводили глаза с Энди, Нелл и Сазакуса на Элиота, Дженни и их друга-индейца Ункаса[107]. Элиот делал все, чтобы поселенцы могли им гордиться. Он стал отличным охотником и, разбогатев, купил дом у состоятельной семьи, которая вернулась в Англию. Он женился на достойной девушке, исправно посещал церковные службы и хорошо исполнял домашние обязанности, а теперь последовал примеру Энди, который сумел подружиться с индейцами. Жители Бостона не понимали, почему Энди не радуется его успехам вместе с ними.

От восторга никто из прихожан не обратил внимания на реакцию Сазакуса. Увидев индейца, сопровождавшего Элиота и Дженни, тот пришел в такое смятение, что до конца службы был сам не свой. Энди наклонился к нему и спросил, что случилось. «Потом», — ответил Сазакус. Он так волновался, что едва ли был в состоянии слушать проповедь. Он даже не понял — пока люди не начали подниматься с мест, — что служба закончилась.

— Энди! Нелл! — Элиот помахал им рукой. Дженни держала его под руку, но по ее лицу было видно, что она делает это не по доброй воле. Она стояла, низко опустив голову и не поднимая глаз. Ее подбородок дрожал.

Ункаса окружили прихожане, которые хотели пожать ему руку. Оказавшись в центре всеобщего внимания, индеец держался довольно скованно.

Сазакус отошел в сторону. Когда Энди помахал ему рукой, тот покачал головой, предпочитая держаться поодаль.

— Я хочу вас кое с кем познакомить, — сказал Элиот, когда Энди и Нелл подошли к нему.