— Надеюсь, нам сегодня не надо в академию?

— Что вы, профессор, — поклонился Антип, — ваши лекции будут завтра. А сегодня вас ожидает князь Сицкий.

— Какого черта нужно этому старому борову, неужто он заболел?

— Ну, что вы, мэтр, — хохотнул тот, — боярин придерживается старых обычаев и вряд ли вызвал бы вас, даже если бы оказался на смертном одре.

— Час от часу не легче! Тогда зачем я ему понадобился?

— У сего достойного мужа есть жена и дочь…

— И что, их мучают мигрени?

— Упаси бог, мэтр, но они хотят быть красивыми.

— А что просто прислать слуг за косметикой нельзя?

— Очевидно, нет. После вашего визита к Долгорукову все решили, что он приобрел у вашей милости неких чудодейственных снадобий, и желают себе таких же.

— Ладно, закладывайте лошадей.

— Вы не будете завтракать?

— Еще чего! Уверен, что меня прекрасно накормят у князя.

— Хорошо, я немедленно иду собирать инструменты и образцы косметики.

— Черта с два! Ты немедля идешь заниматься с цирюльниками, а Фрол пусть переписывает Галена. Со мной поедет Григорий.

— Но, мэтр!

— Никаких возражений, каналья! Вы с Фролом так бесстыдно пялились на холопок в доме Долгорукова, что я думал, выйдет скандал. Разве таких как вы можно брать в приличный дом?

— Но Гришка совсем неопытен…

— Для того чтобы таскать сундук с образцами и инструментами опыт не так уж необходим.

В княжеских хоромах лекаря ждали с нетерпением. Антип был абсолютно прав полагая, что инициатива приглашения О" Коннора принадлежит княгине Авдотье. Сам боярин вероятно бы обошелся и без визита врача, но противостоять женскому натиску не смог. Поскольку врач был не чей-то, а царский встречать его пришлось с почетом. Сам Андрей Юрьевич, выходить к безродному иноземцу не стал, но домочадцы встретили его у ворот и со всем возможным вежеством проводили к хозяину дома.

— Счастлив посетить дом столь знаменитого магната, — подпустил лести Пьер, изображая изящный поклон хозяину, — надеюсь, необходимость моего визита не вызвана опасной хворью?

— Господь с тобой, — перепугался князь, — всего благополучно у нас!

— Отрадно слышать, но чем же я тогда обязан такой чести?

Боярин помялся и так и не найдя что сказать, велел позвать жену. Княгиня Авдотья видимо ждала за дверью и потому вошла сразу в сопровождении двух холопок.

— Слышали мы, что снадобья ты делаешь чудесные, от которых красота женская расцветает? — с надеждой в голосе спросила она.

Пьер внимательно осмотрел боярыню и сразу же пришел к выводу, что ее красоте помочь уже невозможно, ибо если таковая и наблюдалась, то очень давно.

— Благодарению господа, я постиг множество наук в университете славного города Парижа и в других не менее известных местах. Ведомы мне семь свободных искусств, а также иные тайные знания. Так что, если вы, ваша милость, желает снадобий, то вы правильно обратились. Но позволено ли мне будет спросить, средства сии нужны вам или иной особе?

— Дочери моей, — поджала губы княгиня.

— Позволено ли мне будет взглянуть на нее?

— Еще чего! — вскипел боярин. — Где это видано, чтобы девиц кому-то кроме как жениху показывали? Не бывать этому!

— О! Я весьма одобряю подобную осмотрительность, — согласился с Сицким О" Коннор, — однако прошу заметить, что даже девиц показывают священнику. А врач, по моему глубокому убеждению, сродни ему. Ибо первый врачует душу, а второй тело. Но так же как священнослужитель не может отпустить грехи, не взглянув на грешника, так и лекарь не может пользовать, не наблюдая болящего.

Очевидно, слова его показались хозяевам основательными и они скрепя сердце согласились. Через несколько минут в горницу ввели смущающуюся девушку. О" Коннору оказалось достаточно беглого взгляда, чтобы понять, что насчет княгини он, скорее всего, заблуждался. Ибо если дочь пошла в мать, то красотой там не пахло и в девичестве. Впрочем, это открытие совершенно не смутило лекаря. Несмотря на то, что после одной некрасивой истории ему пришлось бросить университет, знаний у медикуса хватало, а опыта было и того больше. Усадив девицу на лавку, он принялся готовить снадобье. Робеющий Гришка подавал ему то одну, то другую баночку из тяжелого сундука и внимательно наблюдал за манипуляциями мэтра, то и дело восклицавшего: — Жир единорога! Вытяжка из секрета горного льва! Присутствующие только ахали, а Пьер быстро приготовив средство, велел огородить их ширмой. Убедившись, что никто на них не смотрит, он ловко покрыл лицо девушки белилами, затем убрав лишнее, взялся за румяна. Потом последовала очередь помады и иных средств, названий которых ученик еще не знал. Работал О" Коннор вдохновенно вероятно воображая себя Праксителем или еще кем-то в этом духе. Наконец, примерно через полчаса, он разрешил убрать ограждения. Увидев дочь, князь Сицкий схватился за сердце, а княгиня радостно всплеснула руками.

— Благодетель! — восторженно восклицала она. — Волшебник! Красота-то какая! Посмотри, отец…

— Лепота, — только и смог вымолвить боярин, бессильно опустившись на лавку.

Через несколько минут бурный восторг хозяев преобразовался в кошель полный серебра и обильный стол, заставленный всеми возможными яствами, какие только благодарные родители смогли найти для дорогого гостя. Пьера усадили на самое почетное место, поднесли самого дорогого фряжского вина и принялись потчевать. Глядящего на все это великолепие голодными глазами Гришку, отправили в людскую, где мальчишку накормили, хоть и не так изыскано. Однако насладиться чревоугодием им не удалось. Громкий стук в ворота был слышен даже в доме, а посланные узнать что случилось, слуги, вернулись с известием, что за лекарем приехали царские рейтары.

— Что случилось, ваше величество? — встревоженно спросил спешно доставленный в Кремль О" Коннор завидев меня.

Вместо ответа я показал ему лежащего на лавке раненого отца Мелентия. Иеромонах лежал в забытьи, дыхание его было слабым, а пульс еле прощупывался. Несколько часов назад он появился на заставе и свалился с седла. Слава богу, его признали и тут же погрузив на телегу, отправили в Кремль. Я, узнав про это разозлился, уж лучше меня вызвали к нему, но возмущаться было поздно — дело сделано. Лекарь, внимательно осмотрев моего духовника нахмурился.

— Плохо дело? — спросил я его.

— Нужна операция, — буркнул он.

— Надеюсь, ты не собираешься пускать ему кровь?

— К черту кровопускание, он и так достаточно ее потерял. Его раны воспалены, и к тому же в них пули, отравляющие организм свинцом. Их надо извлечь, а раны почистить.

— Он будет жить?

— Я не господь бог, сир. Могу лишь сказать вам, что если этого не сделать, он умрет абсолютно точно! Вы не знаете, что с ним случилось?

— К сожалению, нет. Однако держу пари, что у него важные вести для меня.

— У нас не так много времени.

— Я понял. Воду уже кипятят, и спиритус для обрабатывания ран и инструментов у тебя будет.

— Это хорошо. По совести говоря, я не слишком уверен, что в ваших требованиях о кипячении инструментов и мытье рук есть смысл, однако обещаю, что сделаю все как вы говорите. А теперь прошу мне не мешать.

— Хорошо, а где твои ученики?

— Увы, со мной только один, но и этого будет довольно.

— Надеюсь, что так.

Договорив, я посмотрел на Мелентия и собрался было выйти вон, как О" Коннор меня остановил.

— Что тебе Пьер?

— Сир, если вам и впрямь придет в голову блажь выбирать невесту, постарайтесь не остановить свой выбор на княжне Аграфене Сицкой.

Тяжелая дубовая дверь захлопнулась за моей спиной, как будто отрезав тяжелораненого Мелентия от мира живых. Я невольно поежился от пришедшего в голову сравнения и бессильно опустился на стоявшую вдоль стены скамью.

— Что с тобой, государь, — перепугался терпеливо дожидавшийся меня Вельяминов, — может лекаря кликнуть?

— Не надо, Никита, все в порядке со мной, — покачал я головой, — да и он сейчас иным делом занят, более важным.