— Выборный царь Московский Владислав, требует, чтобы вы открыли ворота его победоносной армии!

— А это кто такой? — немедленно ответил насмешливый голос. — У нас, слава богу, настоящий царь есть, православный! И других нам без надобности.

— Клятвопреступники! — завопил Модзалевский, — ведь вы все целовали королевичу крест.

— Шел бы ты отсюда вместе со своим королевичем, убогий!

— Пся крев! — выругался шляхтич, — быдло, холопы, варвары…

— А будешь лаяться — подстрелим! — посулили ему в ответ со стены.

Однако парламентер уже развернул коня и двинулся вместе со своими провожатыми прочь. Вернувшись к Владиславу, он не жалея красок описал ему разговор, но тот и не подумал оскорбиться. Поблагодарив посланца за выполненное поручение, он направился к уже расставленному для него шатру и скрылся в нем вместе со своим фаворитом. Оказавшись внутри, они скинули плащи и передали их вместе с саблями слугам.

— Ну и где наш гость? — спросил королевич, едва те вышли.

— Я здесь, ваше высочество. — Раздался тихий голос и к ним вошел ксендз Калиновский.

Впрочем, узнать в нем католического священника было мудрено. Одетый как средней руки шляхтич, он мало чем отличался от любого из участников похода.

— Вас просто не узнать, святой отец! — удивленно воскликнул Владислав.

— Как говорят ваши будущие подданные, — усмехнулся иезуит. — С волками жить по-волчьи выть.

— Вы были в Смоленске?

— Да.

— И что вы можете сказать о его укреплениях?

— Вам не взять этот город, по крайней мере, с налету.

— Его так хорошо укрепили?

— Более чем.

— Но вы обещали…

— Я ничего вам не обещал, это вы обещали, что если займете принадлежащий вам по праву трон, будете всячески содействовать распространению истинной веры.

— Я не отказываюсь от своих слов, однако, вы тоже…

— Орден окажет вам все возможное содействие, в вашей миссии.

— Вы говорили с Прозоровским?

— Да.

— И что, он откроет ворота?

— Разумеется — нет.

— Как вас понимать?

— Так и понимайте. Если вы пойдете на приступ, воевода его отобьет, причем, с легкостью. Зная о реальном положении дел, я склонен думать, что он не бахвалится.

— Но я понял ваши донесения так, что переговоры увенчались полным успехом!

— Так и есть.

— Боже правый, я отказываюсь вас понимать, святой отец!

— Что же тут непонятного? — бесстрастно отозвался Калиновский. — Князь человек разумный и осторожный. Он не станет открывать вам ворота, но не станет и противодействовать.

— То есть?

— Ключи от вашего трона, сын мой, отнюдь не в Смоленске. Они в Москве и чем быстрее вы туда попадете, тем быстрее коронуетесь. А вот когда вы станете русским царем, тогда ваш верноподданный князь Прозоровский, и откроет ворота своему сюзерену.

— Значит, мне нужно идти к Москве?

— И чем быстрее, тем лучше. Ваши сторонники ждут вас, однако они многим рискуют. Мекленбургский дьявол очень хитер. Он только притворяется милостивым и незлобивым, а на самом деле его люди не дремлют. Никто не может быть спокоен пока трон занят узурпатором. Ни высокий чин, ни древний род, не могут быть гарантией безопасности.

— Но если я подойду к Москве, мне откроют ворота, или как смоленский воевода всего лишь не будут противодействовать?

— Откроют, но не раньше, чем вы там появитесь. Кстати, в определенном смысле это даже хорошо, что Прозоровский еще не изменил. В этом случае герцог Иоганн Альбрехт непременно бы насторожился, а так он намерен выйти вам навстречу с верными ему войсками и дать сражение.

— Это точные известия?

— Совершенно!

— Чудесные новости. Что же святой отец, я склонен согласиться с вами. Ваши переговоры оказались более чем успешны.

— Счастлив служить вашему высочеству.

Дождавшись, когда королевич выйдет, Казановский подвинулся к иезуиту и тихонько спросил:

— Ваше преподобие, а что будет делать Прозоровский, если нашей доблестной армии не удастся одолеть "мекленбургского дьявола"?

— А вы, пан Адам, умнее, чем выглядите, — невозмутимо ответил переодетый ксендз, — в этом случае князь, тут же ударит нам в спину. Поэтому постарайтесь победить.

Армия на марше, часто представляет собой не могучую организованную силу, а совсем напротив — дикую орду из слабо связанных меж собой отрядов, где сосед нередко понятия не имеет, кто идет рядом с ним. Разумеется, вокруг войска королевича то и дело сновали на разведку большие и малые отряды, но им и в голову не приходило, что враг так близко. Михальский со своей хоругвью шел по пятам польско-литовской армии, оставаясь при этом невидимым и неслышимым. Нет, иногда его людей, конечно, видели, но обычно принимали за своих, просто немного отставших. Тем более что случалось такое совсем не редко. Правда, в последнее время отставшие перестали догонять своих товарищей и принялись пропадать, как будто и не было их никогда на грешной земле. Когда поляки с литвинами уже подходили к Смоленску, Корнилий немного отстал от них и спрятал своих людей в лесах. Он ожидал, что враги обложат город и пойдут на приступ, и вот тогда им можно будет нанести неожиданный и болезненный удар. Но время шло, а остановившееся войско и не думало предпринимать ничего подобного. Смоляне тоже проявляли пассивность, хотя принимая во внимание количество противников это было вполне разумно. Не выдержав ожидания, Михальский решил разведать все сам. Прихватив с собой пару человек, выглядевших более или менее пристойно, он направился прямиком в лагерь королевича.

— Пароль! — остановили его охранявшие вход гайдуки.

— Краков.

— Проходите пан, — приветливо пригласил его командовавший гайдуками шляхтич, — вы верно из отряда пана Кишки?

— Нет, я только что из Вильно.

— Вот как, — нахмурился офицер, — откуда же вы тогда знаете свежий пароль?

— От пана Полторацкого, — спокойно отвечал ему Корнилий. — Его послали в Вильно с посланием к подскарбию[39] Воловичу, да мы встретились совсем недавно.

— Да, точно, — улыбнулся начальник гайдуков, — он проезжал здесь. Вы верно давно знакомы?

— Мы с ним соседи и большие приятели, — отозвался бывший лисовчик, проклиная про себя словоохотливого шляхтича.

— Друзья пана Полторацкого, мои друзья! — Не унимался тот, — я скоро сменюсь, не желаете ли выпить по куфелю, пан…

— Казимир, — представился Михальский, — с большим удовольствием пан…

— Тадеуш Ржевутский, к вашим услугам!

— Почту за честь пан Ржевутский, но прежде исполню свое поручение.

— Конечно-конечно, служба превыше всего!

Отвязавшись он назойливого шляхтича, Корнилий двинулся дальше. Польский лагерь гудел как будто в нем проходила ярмарка. Всюду сновало множества народу: жолнежи, маркитанты, слуги, евреи. Одни хотели что-то продать, другие что-то купить. Прочим было просто нечем заняться, и они слонялись без всякого дела.

— Ваша милость, — остановил его какой-то расхристанный забулдыга. — Не желаете ли приобрести коня?

— Откуда он у тебя?

— Ваша правда, — охотно согласился тот, — коня у меня действительно нет, но он есть у моего приятеля. И тот непременно хочет его продать! А лошадь у него, доложу я вам, совершенно великолепных статей. И не в обиду будь сказано, вашей милости, но ваша-то похуже будет.

— И что же будет делать твой приятель, оставшись пешим?

— Сказать по правде, он мне никакой ни приятель и вообще, большая свинья! Не к чему ему такой хороший конь, а вот вашей милости совсем не пристало, ездить на том, что у вас под седлом.

— А этот человек знает, что ты хочешь продать его коня?

— Да господь с вами! Я же говорю, что человечишка то он скверный и на уме у него только дурное. Так что зачем ему об этом знать?

— Нет, пожалуй, я не стану покупать его лошадь, — покачал головой Михальский, подивившись подобной логике. — Лучше скажи мне, нет ли тут где местечка, чтобы благородный шляхтич мог пропустить стаканчик вина без ущерба своей чести?