— Ну так и не лезь, — посоветовал Мэллори. — У этих островитян существуют всякие запреты и суеверия. Хорошо, хоть жив. Но непонятно, как он здесь очутился, черт бы его набрал.
— Он побежал первым, — объяснял Миллер. — Вместе с Кейси. Ты его, верно, в дыму проглядел. Когда их ранило, они карабкались по склону.
— А как я сюда попал?
— За первый правильный ответ приза не положено, — Миллер ткнул пальцем через плечо в сторону огромной фигуры, загородившей половину входа в пещеру. — Опять этот малыш отличился, точно монах на перевале Сен-Бернар. Я хотел было пойти с ним. Но он не очень-то обрадовался. Заявил, что переть на себе в гору сразу двоих ему не хочется. Я оскорблен в своих лучших чувствах, — вздохнул Миллер. — Видать, мне не суждено прославиться героическими подвигами. Вот и все.
— Еще раз спасибо Андреа, — улыбнулся Мэллори.
— Спасибо! — возмутился Миллер. — Парень спас тебе жизнь, а ты ему «спасибо»!
— После первых десяти таких случаев подходящих слов не находишь, — сухо ответил капитан. — Как Стивенс?
— Пока дышит.
— Небось, безносая стоит за углом? — кивнул Мэллори в сторону пятна света и сморщил нос.
— Да, дело худо, — согласился Миллер. — Гангрена выше колена пошла.
Пошатываясь, словно с похмелья, капитан встал на ноги и поднял автомат.
— Нет, правда, как он там, Дасти?
— Он уже мертв, но умирать не хочет. И все же до захода солнца умрет. Одному Богу известно, как он протянул до сих пор.
— Это может звучать самоуверенно, но мне тоже известно, — проронил Мэллори.
— Благодаря первоклассной медицинской помощи? — с надеждой подсказал Миллер.
— А разве не похоже? — усмехнулся капитан, глядя на присевшего на корточки янки. — Но я совсем не об этом.
Джентльмены, займемся делом.
— Я гожусь только на одно: рвать мосты да подсыпать песок в подшипники, — заявил Миллер. — Стратегия и тактика мне не по зубам. Но, по-моему, типы, которые копошатся там внизу, выбрали довольно нелепый способ самоубийства. — Лучший выход для всех — застрелиться.
— Склонен согласиться с тобой, — Мэллори поудобнее устроился за кучей камней в устье лощины, откуда открывался вид на обугленные, дымящиеся останки рощи, и посмотрел вниз на солдат из Альпийского корпуса. Немцы поднимались цепью по крутому, без единого укрытия, склону. — Они не новички в таких делах. Бьюсь об заклад, им и самим затея не по душе.
— Тогда какого же черта они идут на верную гибель, шеф?
— У них нет другого выбора. Нашу позицию можно взять только в лоб, — Мэллори улыбнулся Луке, лежащему между ним и Андреа. — Лука выбрал отличное местечко. Чтобы зайти с тыла, им пришлось бы сделать большой крюк, а этот чертов каменный лабиринт задержал бы их на целую неделю. Во-вторых, часа через два зайдет солнце. Немцы понимают, схватить нас с наступлением темноты им уже не удастся. И, наконец, есть еще одна причина она важнее двух первых, взятых вместе. Коменданта крепости подгоняет высшее начальство. Оно не может рисковать, слишком много поставлено на карту. Даже если у нас только один шанс из тысячи. Немцы не могут допустить, чтобы гарнизон Кероса эвакуировали у них из-под носа. Не могут потерять его…
— А что от него проку? — прервал его Миллер, махнув рукой. — Груда камней, только и всего…
— Не хотят ударить в грязь лицом перед турками, терпеливо объяснил Мэллори. — В стратегическом отношении значение этих островов Спорадского архипелага ничтожно. Зато с политической точки зрения значение их огромно. Адольфу позарез нужен еще один союзник в этом регионе. Поэтому он и перебрасывает сюда тысячи егерей и сотни «юнкерсов». Все резервы, которыми он располагает, он бросил сюда, хотя они гораздо нужнее на итальянском фронте. Но сначала нужно убедить своего потенциального союзника, что на тебя можно ставить без опаски. А потом уже взяться за уговоры. Дескать, оставь свое насиженное местечко на заборе и прыгай на мою сторону.
— Ах, вот оно что, — заметил Миллер. — И поэтому…
— И поэтому фрицы с легкой душой бросят в мясорубку три или четыре десятка отборных бойцов. Принять такое решение ничего не стоит, если находишься за тысячу миль и протираешь себе штаны в штабном кабинете… Пусть подойдут ярдов на сто поближе. Мы с Лукой начнем с центра и пойдем к флангам, а ты с Андреа — бей с флангов к центру.
— Не по душе мне такое занятие, шеф, — пожаловался Миллер.
— Думаешь, я в восторге? — спокойно ответил новозеландец. — Убивать людей, которых послали на верную гибель, не доставляет мне никакого удовольствия. Даже на войне.
Но если не мы их, то они нас. — Мэллори смолк, показав на сверкающее море. В розовой дымке парил остров Керос, освещенный золотыми лучами предзакатного солнца. — По-твоему, они думают иначе, Дасти?
— Да знаю я, шеф, — замялся янки. — Не трави душу. Надвинув на брови шерстяную шапку, янки посмотрел вниз. — Так когда начнется массовая казнь?
— Еще сто ярдов до них, сказано тебе. — Снова взглянув на идущую вдоль берега дорогу, капитан усмехнулся, радуясь возможности сменить тему разговора. — Никогда прежде не видел, чтобы телеграфные столбы укорачивались на глазах.
Посмотрев на орудия, прицепленные к грузовикам, появившимся на дороге, Миллер прокашлялся.
— Я ведь только повторил то, что сказал Лука, — смутился Миллер.
— Что такого тебе сказал Лука?! — возмутился маленький грек. — Ей-богу, майор. Этот янки врет, как сивый мерин!
— Может, и я что-то напутал, — ответил великодушный Миллер. Сморщив лоб, он уставился на пушки. — Первая, похоже, не пушка, а миномет. А вон там что за хреновина?
— Тоже миномет, — пояснил Мэллори. — Пятиствольный.
Такой наделает делав. Это Nebelwerfer, или «зануда Минни».
Воет, как души грешников в аду. Услышишь — душа в пятки уйдет, особенно ночью. Но больше всего надо опасаться вон того…
Шестидюймовый миномет. Почти наверняка будет швырять осколочные мины. После его работы в пору шваброй и лопатой убирать.
— Молодец, — буркнул Миллер. — Скажи еще что-нибудь веселенькое. Но в душе он был признателен новозеландцу за то, что тот отвлек от терзавших его угрызений совести. — А чего они нас не обстреливают?
— Не переживай, — заверил его капитан. — Как только мы откроем огонь и немцы нас засекут, тотчас обстреливать начнут.
— Упаси Господи, — пробормотал Миллер. — Так ты сказал, осколочные мины?.. — Янки замолчал.
— Сейчас откроем огонь, — тихо сказал Мэллори. — Только бы среди наступающих не было нашего знакомца обер-лейтенанта Турцига. — Потянувшись за биноклем, капитан изумленно поднял глаза. Андреа схватил его за кисть, не дав поднести бинокль к глазам. — В чем дело, Андреа?
— Не стоит пользоваться биноклем, капитан. Я долго думал и понял, что именно так мы себя и выдали. Солнечные лучи попали на стекла…
Уставясь на друга, Мэллори медленно закивал головой и разжал пальцы.
— Ну, конечно! А я-то ломал голову. Кто-то из нас опростоволосился, не иначе. Другого объяснения не нахожу. Достаточно было и одного отблеска. — Капитан смолк и, что-то припоминая, криво усмехнулся. — Возможно, даже я сам и виноват… Ведь все началось после моего дежурства. У Панаиса бинокля нет… — Новозеландец сокрушенно покачал головой. Наверняка это у меня случился прокол.
— Не может этого быть, — решительно произнес Андреа. Такой промашки ты не мог допустить, капитан.
— Боюсь, не только смог, но и допустил. Потом разберемся.
Солдаты, находившиеся в центре неровной цепи, скользя и падая на уходящую из-под ног осыпь, добрались почти до опушки обугленной, изувеченной рощи. Немцы подошли достаточно близко.
— Белый шлем в центре беру на себя, Лука. — В этот момент послышался шорох: по камням, среди которых укрылась группа, царапнули стволы автоматов. Мэллори охватило чувство отвращения к самому себе. Но голос его прозвучал уверенно и небрежно-деловито:
— Поехали! Дадим им прикурить!
Последние слова капитана заглушил торопливый стук четырех автоматов — двух «бренов» и двух «шмайсеров» калибром в девять миллиметров. Это был не бой, а подлое убийство.