- Помните! - призвал я своих людей. - Выжить должен только один из них!

Оставляй одного в живых - так советовал мне отец. Дай одному привезти домой дурные вести, и тем запугаешь остальных, хотя я подозревал, что там находились все люди Хаки, то есть, если выживший будет один, то он повезет вести о поражении вдовам и сиротам. Священники велят нам возлюбить врагов наших, но не оказывать им милость, а Хаки и не заслужил ее. Он грабил земли вокруг Честера, а гарнизон в нем был достаточно велик, чтобы удерживать стены, но недостаточно велик, чтобы и удерживать стены, да еще послать отряд через Мерз, и потому призвал на помощь.

Мы и были той помощью, и сейчас скакали вдоль ручья на запад, а он становился всё шире, мельче и больше не спешил по камням. Здесь густо росла низкорослая ольха, чьи голые ветви нескончаемый ветер с далекого моря клонил на восток. Мы миновали сгоревшую усадьбу, где не осталось ничего, кроме почерневших камней очага. То был самый южный край угодий Хаки и первый, что мы атаковали. В те две недели, что мы явились в Честер, мы спалили дюжину его поселений, угнали множество скота, поубивали людей и взяли в рабство ребятишек. Нынче же он решил, что загнал нас в ловушку.

От резкого движения моего жеребца тяжелый золотой крест, свисающий с моей шеи, стукнулся о грудь. Я взглянул на юг, где за серебристой пеленой облаков тускло блестело солнце, и вознес молчаливую молитву Одину. Наполовину я язычник, может, меньше, чем наполовину, но даже мой отец, как известно, возносил мольбы христианскому богу.

- Богов много, - часто повторял он, - и никогда не знаешь, какой из них не спит, так что молись всем сразу.

Итак, я помолился Одину. Мы с тобой одной крови, сказал я ему, так защити меня. Во мне и правда текла его кровь, потому что наша семья происходит от Одина. Он сошел на землю и спал с девицей, но то было задолго до того, как наш народ пересек море и захватил Британию.

- Да не спал он с той девицей, - зазвучал в моей голове презрительный голос отца, - он хорошенько ей засадил, а во время такого не заснешь.

Я удивлялся, отчего боги больше не сходят на землю. Так гораздо легче было бы в них поверить.

- Не так быстро! - призвал Ситрик, и я остановился, размышляя о засаживающих девицам богах и увидев, как трое юнцов рванули вперед. - Назад! - приказал им Ситрик, а потом усмехнулся мне. - Уже недалеко, господин.

- Мы должны сначала разведать, - посоветовал Рэдвальд.

- У них было достаточно времени, едем дальше.

Я знал, что Хаки со своими людьми спешатся, чтобы атаковать поджидающую их стену из щитов: лошади не станут врезаться в стену из щитов, а отпрянут в сторону и объедут препятствие. Хаки сформирует свою стену, чтобы напасть на саксов, ждущих на длинном пологом холме. Но мы подберемся к ним с тыла, и лошади врежутся в стену из щитов сзади, там, где ряды совсем не такие тесные, как спереди. В первом ряду щиты плотно сомкнуты и ярко сверкает оружие, паника обычно начинается в задних рядах.

Мы немного отклонились к северу, объезжая отрог холма, и увидели их. Яркие косые лучи солнца, пробиваясь сквозь прорехи в облаках, высвечивали на вершине холма христианские знамена и блестели на клинках ожидающих там воинов. Шестьдесят пять человек, всего шестьдесят пять - плотная стена из щитов, два ряда на вершине холма под украшенными крестом флагами, нас отделяла от них еще формирующуюся стена из щитов Хаки, а ближе к нам и правее стояли его лошади под охраной мальчишек.

- Рэдвальд, - сказал я, - нужны трое, чтобы отогнать лошадей.

- Господин, - откликнулся он.

- Отправляйся с ним, Годрик! - приказал я слуге и поднял тяжелое ясеневое копье. Норманны еще нас не заметили. Они знали лишь, что конный отряд мерсийцев проник вглубь территории Хаки, и норвежцы бросились в погоню, надеясь их перерезать, но теперь обнаружат, что их заманили в ловушку.

- Убейте их! - крикнул я, пришпорив лошадь.

Убейте их. Вот о чем хотят слагать песни поэты. Ночью, в доме, когда под балками скапливается густой дым от очага и наполнены элем рога, арфист ударяет по струнам и поет песни о битве. Это песни о нашей семье, о нашем народе, так мы помним прошлое. Мы называем поэтов бардами, а это слово означает человека, который придает вещам форму. Поэт придает форму нашему прошлому, чтобы мы помнили славу предков и как они привели нас на эту землю и дали женщин, скот и славу. Я думаю, никто не сложит норвежских песен о Хаки, потому что это будет саксонская песнь о победе саксов.

И мы бросились в атаку. Я крепко сжал в руке копье и притянул поближе щит, а мой конь по имени Чуткий, храброе создание, прогрохотал по земле тяжелыми копытами, слева и справа неслись другие кони - низко склоненные копья, пар от дыхания лошадей. И враги обернулись в изумлении, воины в задних рядах стены из щитов глядели на нас, и я заметил разрыв в ряду и знал, что они обречены. За ними, на холме, ожидающие саксонские воины побежали за своими лошадьми, но резню начнем мы.

И мы начали.

Я сосредоточил свой взгляд на высоком чернобородом воине в великолепной кольчуге и в шлеме с орлиными перьями. Он что-то кричал, видно, призывал своих людей примкнуть щиты к его щиту с изображением расправившего крылья орла, но увидев мой взгляд, понял, что его ожидает. Он приготовился, подняв свой щит и отведя меч назад. Я понял, что он ударит Чуткого, надеясь или ослепить моего жеребца, или выбить ему зубы. Всегда атакуй лошадь, а не всадника. Ранишь или убьешь лошадь, и всадник окажется в роли беззащитной жертвы. Стена из щитов распалась, рассеялась в страхе, я услышал, как воины помчались вдогонку за беглецами. Я опустил свое копье и нацелил его, тронув пяткой левый бок коня, и он отскочил в сторону, когда чернобородый нанес удар. Его меч полоснул по груди Чуткого, от свирепого удара проступила кровь, но замах оказался не смертелен и не нанес никаких увечий, и в то же мгновение мое копье пробило щит, проломив ивовые доски и прошло дальше, пронзив кольчугу. Я почувствовал, как острие раздробило его грудь и, бросив ясеневое древко, выхватил из ножен Воронов Клюв и развернул Чуткого, чтобы вонзить меч в спину другому воину. Клинок, выкованный чародеем, разрубил кольчугу, как древесную кору. Чуткий разбросал в стороны двух воинов, мы опять развернулись для атаки, и теперь всё поле превратилось в сплошной хаос метавшихся в панике людей, среди которых носились, сея смерть, всадники. Еще больше всадников появилось со стороны холма, все наши люди орали и убивали, над нами развевались знамена.

- Меревал! - внезапно раздался пронзительный голос. - Останови лошадей.

Кучка норвежцев добралась до своих лошадей, но Меревал, суровый воин, повел людей убить их. Хаки всё еще был жив, собрав вокруг себя около тридцати-сорока воинов, которые окружили своего господина тесным кольцом щитов, им лишь оставалось наблюдать, как их друзей безжалостно рубили. Но и мы тоже потеряли людей, я видел скакавших без всадников трех лошадей и одну умирающую лошадь, ее копыта судорожно бились в луже крови, в которой она лежала. Я поскакал к ней и обрушил меч на голову человека, с трудом поднявшегося на ноги. Он был слегка оглушен, и я оглушил его еще сильнее, рубанув по шлему, он опять упал наземь, другой норманн подскочил ко мне слева, обеими руками замахнувшись топором, но Чуткий вильнул в сторону, выгнувшись не хуже кошки, и топор лишь слегка царапнул мой щит, мы опять развернулись, я нанес удар Вороновым Клювом и увидел, как брызнула кровь. Я кричал, подбадривал своих воинов и выкрикивал свое имя, чтобы мертвецы узнали, кто отправил их в царство теней.

Я помчался вперед, опустив меч, высматривая белого коня по кличке Гаст, и увидел его в пятидесяти-шестидесяти шагах впереди. Всадник с мечом в руке мчался к остаткам стены из щитов Хаки, но неожиданно на пути Гаста выросли три всадника в надежде задержать его. Но потом мне пришлось позабыть о Гасте, потому что меня атаковал воин, замахнувшись мечом над головой. Он потерял свой шлем, половина лица залита кровью. Еще больше крови сочилось на уровне пояса, но лицо было зловеще, глаза беспощадны - выкованное в битвах лицо, и он жаждал моей смерти. Я отбил его меч Вороновым Клювом, который надвое расколол клинок врага, чье острие проткнуло переднюю луку моего седла, застряв в нем. Рукоять с оставшимся обломком вспорола мой правый сапог, и я почувствовал, как хлынула кровь, когда воин отступил. Я обрушил вниз Воронов Клюв, раскроив ему череп, и поскакал дальше, заметив, что Гербрухт спешился и обрушил топор на мертвого или почти мертвого воина. Гербрухт уже выпотрошил свою жертву, а теперь, похоже, вознамерился еще отделить мясо от костей, с яростными воплями рубя тяжелым клинком и удобряя траву летевшими в разные стороны ошметками плоти, крови, кусками кольчуги и раздробленными костями.