Финан подтянулся и влез во вторую лодку. Его увидел один из копьеносцев и прыгнул на скамьи для гребцов, но с копьем не одолеешь воина, умеющего обращаться с мечом, а лишь немногие умели обращаться с мечом так же хорошо, как Финан. Ему потребовалось меньше времени, чем иному человеку моргнуть. Он сделал ложный выпад справа, позволил копью проскользнуть у пояса и воткнул клинок норвежцу в живот, а потом мой сын закинул на лодку горящую ветку, а за ним еще дюжина человек, и два оставшихся копьеносца, спасая свои шкуры, спрыгнули с корабля, пока группа крепких валлийцев сталкивала его обратно в реку. Он еще не разгорелся в той же степени, что и первый, но дым над его корпусом густел, и Финан обрезал канат на корме, а потом спрыгнул на мелководье, где валлийцы атаковали открытый фланг стены из щитов норвежцев.

Первый горящий корабль доплыл до флота. Два вражеских корабля пристали к дальнему берегу реки, а остальные отчаянно пытались ускользнуть, а тем временем второй горящий корабль дрейфовал в сторону моря. Оставшиеся на берегу норвежцы умирали, их протыкали, рубили и резали разгневанные валлийцы, обойдя противников с фланга и теперь атакуя и спереди, и сзади. Пламя охватило второй корабль, огонь взметнулся по мачте, а от скамеек клубился дым. Норвежский флот, по меньшей мере двадцать кораблей, удирал. Моряки боятся огня больше, чем скал, даже больше гнева Ран, ревнивой сучки-богини. Тяжело дыша, я сел, боль пронзала меня, словно клинок, и смотрел на уплывающий флот, прислушиваясь к крикам тех врагов, что еще были живы на берегу и молили о пощаде. Битва закончилась.

Норвежский флот еще мог вернуться. Они могли выгрести из реки, позволить двум охваченным пламенем кораблям уплыть в открытое море, не причинив вреда, а потом вернуться и отомстить, но решили покинуть Абергвон. Они знали, что валлийцы могут отойти к возвышенности и проучить их, вынудив атаковать по крутому склону, где они погибнут от валлийских мечей, уже скользких от крови норманнов.

Мой сын вернулся на берег в подпаленной одежде и с ожогами на руках, но он ухмылялся, пока не увидел мое лицо. Он подбежал и нагнулся ко мне.

- Отец?

- Просто рана, - сказал я. - Помоги встать.

Он поднял меня на ноги. Боль была ужасающей. В моих глазах выступили слезы, затуманив вид ликующих валлийцев, высмеивающих отступающего врага. На берегу осталось три норвежских корабля, и люди Хайвела забрались в один из них. То, что они там обнаружили, вызвало еще больше веселья. Другие воины Хайвела охраняли пленников, по меньшей мере пятьдесят или шестьдесят, с них сняли шлемы и оружие. Рёгнвальд тоже попал в плен и выкрикивал оскорбления, пока его не загнали так далеко в воду, что он чуть не утонул. Теперь пленных собрали в жалкую кучку, и я похромал в их сторону.

Я думал, что боль отступает, что рана залечивается день ото дня, но теперь чувствовал себя хуже, чем когда-либо. Я хромал не потому, что был ранен в ноги, а потому что боль в боку превращала в пытку каждое движение. Финан подбежал, чтобы мне помочь, но я его отстранил. У линии прилива лежал большой валун, и я сел на его плоскую вершину, содрогнувшись от приступа боли. Я помню, как решил, что это конец, гадая, неужели Норны наконец-то перерезали нить моей судьбы.

- Дай мне твой меч, - сказал я Финану. Если я умру, то по крайней мере с мечом в руках.

- Господин, - Финан нагнулся ко мне, в его голосе звучала тревога.

- Боль пройдет, - сказал я, подозревая, что пройдет она, только когда я умру. Было больно дышать. Отец Анвин и королевские знаменосцы подошли ближе, собираясь присоединиться к королю.

- Он выглядит мрачным, - отметил я, кивнув в сторону священника. Меня это не особо волновало, но я не хотел, чтобы Финан, Эдит и мой сын подняли суматоху из-за моего приступа слабости.

- Мрачный, как сама смерть, - согласился Финан, а отец Анвин совершенно не выказывал радости от только что одержанной валлийцами победы и выглядел как человек, охваченный гневом. Он некоторое время разговаривал с Хайвелом, а потом король пришпорил коня мимо нас, возвращаясь в горящее поселение.

Я попытался дышать глубже и убедить себя, что боль прошла.

- Надо поискать Ледяную Злобу, - сказал я, зная, что зря трачу дыхание. Меч, возможно, пропал в море, унесенный горящими кораблями, что покрыли небо над океаном дымом.

Отец Анвин подошел к нам всё с тем же суровым видом.

- Король велел мне поблагодарить тебя, - сухо произнес он.

Я выдавил улыбку.

- Король щедр.

- Так и есть, - отозвался Анвин и нахмурился. И Господь тоже щедр. Он перекрестился. - Сокровища святого Дэви оказались на корабле Рёгнвальда, - он кивнул в сторону корабля, на котором праздновали победу валлийцы, а потом снова перевел на меня суровый взгляд. - Ты ранен, господин?

- Это болит старая рана, - объяснил я, - пройдёт. Вы вернули сокровища?

- Золотую раку со святым и серебряное распятие.

- А меч? - спросил я.

- А Рёгнвальда взяли в плен, - продолжал он, проигнорировав вопрос. - Именно его корабль вернулся на берег. Остальными, - он посмотрел в сторону моря, где исчез за мысом норвежский флот, - командует Сигтрюгр Иварсон, - он произнес это имя, словно ощутив во рту его кислый привкус. - Он самый опасный из сыновей Ивара. Молодой, амбициозный и способный.

- И ищет земли, - только и смог сказать я, когда меня охватил очередной приступ боли.

- Но не здесь, слава Господу, - откликнулся Анвин. - И Рёгнвальд согласился присоединиться к его поискам.

А какой еще был выбор у Рёгнвальда, подумал я. Его поселение на краю Уэльса совсем не преуспевало. Он шесть лет был зажат на каменистом берегу, но не смог привлечь больше сторонников, чтобы покорить другие земли, и Сигтрюгр явно убедил Рёгнвальда присоединиться к его более многочисленным силам. К этому соглашению они пришли, должно быть, около недели назад, когда флот Сигтрюгра достиг Уэльса, и Рёгнвальд, зная, что ему придется бросить свое поселение, попытался обогатиться за счет монастыря святого Дэви, прежде чем уйти.

Теперь Рёгнвальду и его оставшимся в живых воинам предстояло умереть, не потому что они напали на усыпальницу святого, а из-за того, что они сделали с двумя валлийскими миссионерами и горсткой обращенных. Они поступили так жестоко, что разъярили валлийцев.

- Это работа дьявола, - гневно провозгласил Анвин. - Деяние сатаны!

Он смерил меня презрительным взглядом.

- Злодеяния язычников! - с этими словами он развернулся в сторону поселения, а мы последовали за ним. Боль по-прежнему меня мучила, но когда я медленно передвигался, она была не больше, чем когда сидел, так что я похромал за Анвином по узкой тропе. Перед нами по-прежнему яростно горело поселение, значительная часть его западной стороны уже загорелась, и именно в этой части деревни норвежцы убили христиан.

Мы вошли через ворота в частоколе, и Эдит, идущая рядом со мной, охнула и отвернулась.

- Иисусе, - пробормотал Финан, перекрестившись.

- Видишь, что они творят? - крикнул мне отец Анвин. - Гореть им вечно в аду и испытывать жуткие муки. Они будут прокляты до конца времен.

Теперь начали прибывать воины Хайвела, их ликование превратилось в ярость, потому что двух миссионеров и кучку обращенных перерезали, как скот, а перед этим еще и пытали. Все девять тел были обнажены, хотя так истерзаны и порезаны, что кровь и внутренности прикрывали их наготу. Женщинам выбрили головы в знак их позора, а груди отрезали. Двух священников оскопили. Всех девятерых выпотрошили, ослепили и отрезали им языки. Их привязали к столбам, и я вздрогнул при мысли о том, сколько прошло времени, пока смерть не освободила их от страданий.

- Почему? - вопрошал у меня Анвин. Он знал, что я язычник, как, должно быть, знал, что у меня нет для него ответа.

- Злоба, - произнес вместо меня Финан, просто злоба.

- Языческое зло, - гневно отозвался Анвин. - Это работа дьявола! Деяние сатаны!

Рёгнвальд напал на Тюддеви и обнаружил его пустым. Он нашел богатую добычу, но не такую, как ожидал, там не было молодых женщин и детей для продажи в рабство. Наверное, он решил, что миссионеры его предали, и отомстил за себя. Теперь он умрет.