Он пошел к костру и стал устраиваться на ночлег, оставив рейнджеров в тревожном недоумении. Увидев кандалы на ногах трех своих товарищей, они помрачнели и стали угрюмыми.

— Нам следует возвращаться, — произнес Джонни Картидж. — Я, по сути дела, едва передвигаюсь на ногах. Если они схватят меня и закуют в кандалы, то я с радостью стану носить их.

— Да у нас такая обстановка с самого начала, — сказал Калл. — Никто не знает, что делать дальше. Нам сейчас еще хуже, чем при майоре Шевалье. Мы не можем разгромить мексиканцев и в то же время не можем вернуться домой. Если повернем назад, сдохнем с голоду, а оставшихся в живых они переловят голыми руками.

У Гаса не было доводов, чтобы возражать. Тот факт, что в отряде не оказалось никакой еды, привел его в уныние. Весь долгий путь в холоде, по снегу и слякоти он успокаивал себя мыслями о том, как наестся до отвала, когда они вернутся к своим товарищам. Может, кто-нибудь из них завалил бизона, думал он и мысленно представлял себе бизоньи ребра с жирным мясом, поджаривающиеся на огне. Но никаких бизоньих ребер не было и в помине, как не было и кукурузной каши. После луговых тетеревов он крошки во рту не держал и чувствовал, что если вскоре не поест, то ослабеет и не сможет передвигаться.

— Мексиканцы хоть кормили нас, — произнес он, повторяя замечание Длинноногого. — Лучше уж пусть меня возьмут в плен, чем подыхать с голоду.

Калла возмущало безразличие Калеба Кобба в их плачевном положении. Он завел их в такую даль по равнине, что они не могут даже повернуть назад, а с другой стороны — их отряд так ослабел и поредел, да еще так плохо снабжен всем необходимым, что даже и думать не приходится, чтобы разгромить мексиканскую армию. А доведется ли ему прожить долго и послужить еще под началом толкового военного командира, который отдавал бы себе отчет в своих действиях? До сих пор он не встречал ни одного, который знал бы, как можно выжить в этих краях, не говоря уже о том, как разгромить врагов и завоевать эту страну. Бизоний Горб с горсткой из девяти воинов чуть не уничтожил команду майора Шевалье, а тут целый отряд Калеба Кобба численностью в двести человек уже сократился до сорока, а они еще даже не подошли к пункту назначения.

Теперь ничего не оставалось делать, кроме как поддерживать огонь в кострах и дожидаться рассвета. Они разожгли костер невдалеке от того места, где спал Чадраш с Матильдой. Старый следопыт не переставал кашлять. Вскоре к ним подошла Матильда и искренне поздравила с возвращением. Выглядела она усталой и удрученной.

— Эта дрянная погода плохо действует на Чада. — пожаловалась она. — Боюсь, что, если не станет суше, он умрет. Я делаю все, что в моих силах, лишь бы согреть его, но, несмотря на это, ему становится все хуже и хуже.

И в самом деле, старый горец прокашлял всю ночь — затяжным, тяжелым кашлем. Гас все же в конце концов согрелся, вытянулся и заснул, но Калл не смыкал глаз всю ночь. Правда, он не отошел от костра прогуляться, как раньше делал не раз, но в то же время не спал. К нему подошли и присели рядом оба мексиканские мальчишки. Они боялись техасцев, но к этим троим привыкли.

Наконец, когда серый рассвет постепенно пополз по огромной равнине, Калл немного соснул, но во сне его стал преследовать кошмар: огромный медведь и Бизоний Горб вместе напали на их отряд. Рейнджеры падали, а он не мог дотянуться до оружия и защитить себя. Он увидел, как в Верзилу Билла Колемана вонзились стрелы; громадный медведь сшиб Гаса наземь и, рыча, навалился на него. Калл хотел наброситься на медведя, но у него не было никакого оружия. Потом он увидел, что Бизоний Горб схватил Длинноногого и ножом отрезал ему голову. Голова покатилась, а огромный вождь команчей поднял ее и испустил ужасный боевой клич.

— Просыпайся… Вудроу… ты всполошил весь лагерь! — трясла его Матильда.

Хуан и Хосе стояли рядом с ней, уставившись на Калла, будто он спятилл. Гас продолжал спать, но люди у других костров вставали и смотрели на Калла, и он очень смутился, чувствуя на себе пристальные взгляды.

— Да и не думал я пугать народ, — ответил Калл, но руки у него в этот момент мелко дрожали. — Мне приснился тот громадный медведь.

28

Голодные, замерзшие и утратившие боевой дух рейнджеры отряда прошагали всего пять миль, поднялись на пригорок и увидели лагерь мексиканской армии, разбитый прямо перед ними. Лагерная стоянка, казалось, занимала всю равнину и протянулась до самых гор.

Первым заметил лагерь Длинноногий и дал знак отряду приостановить движение, но сигнал был подан слишком поздно. Два разведчика-индейца уже мчались на быстрых конях к лагерю мексиканцев.

У рейнджеров на лошади восседал один лишь Калеб Кобб. Он подъехал к гребню пригорка и принялся молча осматривать лагерь.

— Я ведь предупреждал тебя, что они подняли на ноги всю страну, — напомнил Длинноногий.

— Замолкни ты, я подсчитываю их силы, — огрызнулся Калеб.

Он вынул подзорную трубу и через нее смотрел на стоянку мексиканцев и если и встревожился, то виду не подавал.

Длинноногий же, наоборот, сразу же заметил то, что ему не понравилось больше всего.

— Полковник, у них и кавалерия есть, — доложил он. — По моим подсчетам, не менее сотни всадников.

— Нет, побольше сотни, — произнес Калеб, не отрывая подзорной трубы от глаза. — Я их и считаю. Насчитал уже сто пятьдесят лошадей.

Подсчитав, он опустил подзорную трубу и оглядел своих рейнджеров. Он был единственным всадником в отряде.

— Думаю, сто сорок девять кавалеристов одолеют нас, — решил он.

— Проклятие, да у них и пушка есть, — воскликнул Длинноногий. — Они тащили ее с собой все время, думая, что мы — целая армия.

— А мы и есть армия, мистер Уэллейс, — твердо произнес Калеб. — Просто пока мы маленькая армия. Мы вроде как поднялись на битву с превосходящими силами противника.

— Не все армии могут сражаться, — возразил Чадраш. — Может, у них армия мальчишек, похожих на этих двух парней. Но мы армия зрелых мужчин.

Калл и Гас стояли и смотрели, как выстраиваются в колонны мексиканцы, и задавались вопросом, а что же будет дальше.

— По-моему, нам нужна целая стая медведей, — промолвил Калл. — Десять-двенадцать огромных медведей, вероятно, смогли бы разогнать всех этих мексиканцев, как тот медведь одолел их передовую группу.

Верзила Билли Колеман оглядывался и искал какое-нибудь укрытие, но укрытия не было, куда ни глянь — кругом расстилались прерии. У Чадраша не проходил кашель, но он все равно держал в руках свое длинноствольное ружье, — похоже, предстоящее сражение вселяло в него энергию. Матильда тоже вооружилась раздобытым где-то ружьем и теперь стояла около Чадраша.

Весь отряд высыпал на вершину пригорка и наблюдал, как два разведчика скачут к лагерю мексиканцев.

— Разведчики у них апачи из-под Мескалеро, — определил Длинноногий. — Это такие холмы в этой местности. Должно быть, мексиканцы прилично заплатили им, потому что апачи обычно не работают на них.

Появление группы техасцев на гребне ровного пригорка взбудоражило лагерную стоянку мексиканцев. Кавалеристы кинулись седлать лошадей, многие из которых оказались норовистыми и строптивыми. Повсеместно солдаты принялись заряжать ружья и готовиться к сражению. В самом центре стоянки виднелась большая белая палатка.

— Думаю, в ней-то и спит их генерал, — предположил Калеб. — Жаль, что я потерял свое каноэ.

— А чего жалеть? — спросил Длинноногий. — Мы же на самой что ни на есть суше.

— Знаю, но если бы у меня было каноэ, я поспешил бы с ним назад к ближайшей реке и поплыл вниз по течению, пока не приплыл до реки Арканзас, а потом по Арканзасу до Миссисипи, а по ней добрался до Нового Орлеана.

Он замолк и улыбнулся Брогноли, который стоял, глядя остекленевшими глазами.

— Как-то раз я очутился в Новом Орлеане, остановился там, чтобы снять проститутку, — продолжал Калеб. — А когда наелся проститутками досыта, вернулся снова к пиратской жизни в добром, старом заливе и грабил корабли, плывущие из Мексики. Так было легче всего добывать испанское серебро. Его переправляли в Испанию на кораблях. Такой способ добычи серебра гораздо лучше бесцельных скитаний по этим проклятым прериям.