Оружие покинуло хватку инкуба и, вращаясь, взлетело над головой. Колидаран вскочил на ноги, но слишком медленно. Послушник на лету перехватил крутящийся клинок. Колидаран быстро отступил на несколько шагов и замер, опираясь на носки, готовый в любой момент снова прийти в движение.
— Я завладел твоим оружием, — пропел Кхиссарет. Он поднял клэйв в позицию атаки, расставив локти и выдвинув вперед правую ногу. — Теперь я — инкуб.
— Ты завладел им, — сказал Колидаран. — Сможешь ли ты его удержать?
Уязвленный Кхиссарет сделал выпад, но это был поспешный удар, от которого Колидаран легко ушел, пригнувшись. Послушник попытался уколоть Колидарана в живот, но ветеран сражений ожидал такой атаки и со смехом отступил в сторону.
— Не надо было лишать себя победы злорадством, — сказал инкуб.
— Я буду смеяться последним, — огрызнулся Кхиссарет и снова бросился на него.
Колидаран отклонился назад, и острие клэйва прошло в волоске от его тела. Он кувыркнулся влево, когда Кхиссарет снова атаковал. Колющие, режущие, рубящие удары — и каждый совсем немного не доставал до цели. Колидаран всегда на мгновение опережал соперника. Лишь лязг сапог инкуба и хриплое дыхание его противника нарушали тишину.
Не сводя глаз с оппонента, инкуб опустил левое плечо, как будто собираясь двинуться в том направлении. Мгновенно в глазах Кхиссарета вспыхнуло выражение триумфа, и он взмахнул клэйвом, чтобы поразить его, не дав уклониться. Это был трюк, и при том простой — Колидаран перенес свой вес на другую ногу и крутанулся вправо, пройдя мимо кончика меча.
Выпрямив пальцы, он стрелой вогнал их в горло Кхиссарета. Когда послушник со сдавленным криком отступил назад, Колидаран последовал за ним и перехватил рукоять клэйва левой рукой. Бронированное колено инкуба врезалось в живот Кхиссарета, а затем, продолжая движение, он припечатал ногой колено врага и выхватил клинок из его рук, когда тот упал.
Еще один удар ногой, и несостоявшийся инкуб растянулся на спине.
— Страх побудил тебя к поспешности, — сказал Колидаран. Он расслабился и держал клэйв у бока. — Страх, что тебе больше не предоставится возможности, заставил тебя ударить слишком рано. Слова клэйвекса ранили тебя глубоко, не правда ли?
— Я ни о чем не жалею, — ответил Кхиссарет, но выражение его лица говорило, что эти отважные слова ничего не значат. В его глазах, прикованных к клинку Колидарана, блестели слезы, а губы дрожали. — Нет успеха без поражения. Просто покончи со мной.
— Нет, ты так легко не отделаешься, — сказал Колидаран. — Ты первый, кто попытался забрать мой клэйв с тех пор, как я забрал его из мертвых рук Натрикх. И пусть ты будешь последним.
Он поглядел на других послушников, которые по-прежнему таились в тенях. Повернувшись, он передал клэйву Джурати. Другой, равный ему инкуб не имел причин воспользоваться его безоружностью, объектом их амбиций была лишь клэйвекс.
Дальнейшие слова лишь снизили бы цену урока, поэтому Колидаран двинулся к Кхиссарету в безмолвии. Послушник попытался повернуться и сбежать, но сломанное колено подвело его. Колидаран склонился над поверженным противником и вогнал кулаки в его спину, ломая ребра и сминая органы.
Подхватив юнца за рясу, Колидаран повернул его к себе лицом. Еще несколько простых движений, и тот опять оказался на полу, воющий, с бесполезными, трясущимися переломанными руками. Снова мелькнула рука, и бросивший вызов лишился правого глаза, на месте которого теперь зияла кровавая яма.
Крики аколита отдавались по залу резким эхом.
— Заберите его, — прорычал Колидаран, указывая на дверь. Его гнев был направлен не на Кхиссарета, нет, он был уже наказан. Колидаран был в ярости на самого себя за то, что показался послушнику уязвимым. — Сбросьте его в подземье, пусть ур-гули насладятся его плотью.
Из тьмы появилась троица послушников и уволокла вопящего юнца прочь.
Колидаран забрал свой клэйв и повернулся к Наремун. Он быстро поднял клинок к лицу, а затем поклонился. Выпрямившись, он не поднял острие клэйва, но оставил его нацеленным на Наремун.
Он посмотрел ей прямо в глаза, и хотя выражение его лица оставалось незримым, намерение было достаточно очевидно. Она понимала, что ей никогда не бросят вызов в открытую, и, поскольку он заявил о своей цели — хотя и без слов — ей придется смотреть в оба. Это могло быть весьма утомительно — выжидать момента, когда чье-то честолюбие пересилит страх — и однажды она совершит ошибку.
Колидаран был терпелив. Он умел ждать.
— Прошу прощения за неудобство, клэйвекс. Ты, кажется, объясняла что-то насчет страха. Пожалуйста, продолжай.
Большой зал звездного корабля «Астиах» звенел от пронзительного смеха и воплей ужаса. Со своего наблюдательного пункта на верхней площадке лестницы, ведущей к покоям Шиадизиса-иерарха, Колидаран смотрел, как воины из кабала Вознесенного Копья развлекаются со своими рабами. Некоторых заставили сражаться ради удовольствия пленителей, сковали цепями вместе и вооружили только затупленными ножами, чтобы продлить схватку. Другие подверглись болезненному вниманию Ликхи, гемункула Шиадизиса, которая сейчас была занята тем, что внедряла тонкие полоски металла под кожу, покрытую шрамами от кислоты, на окровавленном столе посреди зала. Наименее утонченные просто избивали и хлестали свои живые игрушки, создавая при помощи ударов хор из плача и воплей.
Пока инкубы смотрели за тем, чтобы ни один нарушитель не смог войти в частные комнаты на вершине лестницы, слева от Колидарана восседал Шиадизис и наблюдал за происходящим с трона из костей и черного мрамора, а его фавориты сидели на ступенях, ведущих к престолу. Иерарх был облачен в длинную темно-синюю мантию, увешанную амулетами и ювелирными украшениями из тех же материалов, что и его трон. Шиадизис созерцал устроенные ради него зрелища с напускной улыбкой. Тонкие, окрашенные в черный цвет губы выделялись на бледной коже, глаза были подведены сурьмой и постоянно двигались, хотя Колидаран не мог сказать, выискивает ли тот какие-то намеки на измену или же просто отвлечен всем происходящим.
У правого плеча иерарха стояла Наремун, она медленно переводила взгляд от одного конца зала до другого, бдительно неся стражу, и держала в руках полуклэйвы, готовая отразить любое нападение. Немногим позволялось обнажать оружие в присутствии иерарха, но инкубы были превыше склок и политики внутри кабала.
Щелчки кнутов, стоны рабов, насмешки и радостные крики аудитории слабо отражали причиняемые муки. Колидаран ощущал настоящую боль, страх и отчаяние рабов, словно пленку, скользящую под кожей, осязаемую, текучую ауру страдания. Здесь, в Паутине, отделенной от дикого Хаоса варпа лишь тонкой пеленой грезы, ощущения усиливались пульсирующей энергией, отчего кожу инкуба слегка покалывало.
— Ты скучаешь по тем временам, когда участвовал в подобных развлечениях? — спросил Джурати, стоявший на противоположной стороне широкой лестницы. — По неискушенным радостям боли и смерти?
— Нет, — ответил Колидаран, не переставая отслеживать любые нежелательные движения.
— Совсем ничуть?
— Нет.
— Иногда я спрашиваю себя, что бы мне уготовила судьба, если б я не пришел в храм. Может быть, сейчас я бы был иерархом.
— Ты бы, скорее всего, был мертв или стал бы каким-нибудь пресмыкающимся миньоном низшего ранга, — Колидаран посмотрел на массу внизу, и из-под его шлема донесся презрительный смешок. — Я их презираю. Они ничем не лучше животных, которых терзают. Погляди на них, Джурати. Узри их такими, какие они есть на самом деле. Они звери, ведомые примитивными инстинктами, они лишь маскируются под эльдаров. Сними с них налет цивилизованности, ранги и традиции кабала, и под ними окажутся всего лишь низменные существа, которые дерутся за объедки и всячески унижаются, чтобы выжить.
— Если ты так относишься к жизни в Темном Городе, то я понимаю, почему ты покинул свой кабал.
— У меня не было кабала, — тихо ответил Колидаран. — Не было даже объедков с архонтского стола, чтобы питаться. Первое, что я помню в жизни — это Нижняя Комморра, где моя мать, самка-рабыня, сбежавшая из Центрального пика, пожертвовала собой, чтобы спасти меня от охотящегося ур-гуля. Я боролся, Джурати, я кусался и царапался, только чтобы выбраться из трущоб Сек Маэгры. Я пожирал гнилые плоды Кхаидес, чтобы выжить.
