В тот момент он ненавидел Найса. Он понял, что всегда ненавидел его. Все постоянно думали, что его кузен был особенным. Они шептались о пророчестве, которое предсказывало тёмное и великое будущее для маленького ребёнка-слир. Он пугал их, также как и его отвратительная и противоестественная сестра, но всё это было из-за казни его отца. Это было достоянием легенд, но это не означало, что легенды были чем-то большим, чем просто слухами или сказками, выдуманными праздными Нэвир или рунными певцами. Все вокруг устроили такой ажиотаж из вмешательства Владычицы Айони в спасение наследников Ансгара, как будто это уже само по себе было доказательством великой и загадочной судьбы. Но это было не так.
Даже в храме Пауков Варпа, хранители святыни и Воины Аспекта — все относились к Найсу по-иному, чем к нему. Арахниры давали ему особые привилегии и выделяли его похвалой, даже когда Силти делал что-то лучше. Поэтому он был так рад, когда наконец превзошёл Найса в их последнем бою, перед тем как перешёл из разряда учеников и получил полную броню Паука Варпа. Насколько он знал, Найс ещё не прошёл испытания, чтобы стать Воином Аспекта. Он был ещё слишком юн. Как бы он ни изменился, или как бы ему ни удалось убедить остальных в переменах, произошедших с ним, Силти был уверен, что Найс никогда не добьётся победы в равном поединке на арене. Он был всего лишь юным учеником в причудливой, золотой броне.
Формально, Силти всё ещё должен быть патриархом Дома Ансгар, а не этот не по годам развитый и испорченный коротышка. Как характерно, что эльдары Ансгара и Воины Аспекта Пауков Варпа не могли увидеть различий между блеском золотой брони и сутью настоящего боевого духа. Эмоциональные существа легко были обмануты показухой, предпочтя её содержанию. Разве они не видели, что Найс повернул назад в самый решающий момент? Что даже сейчас он направлялся обратно к рассыпавшимся останкам разрушенного храма в опустошённом домене Ансгар вместо того, чтобы потребовать этот блестящий трофей для своего собственного дома.
Сентриум сверкал перед ним, подобно награде, и Силти понял, что это было возможностью показать Ансгару и всему Каэлору, чего он действительно стоил. До того как через несколько часов наступит светлая фаза лайтниса, он поклялся, что будет пировать в роскошном развращённом Дворе Ясновидца, и ясновидец будет лично наливать ему в бокал дымящееся вино Эдрисиан.
Подняв руку, он подал сигнал начинать штурм врат.
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ДОМЕН Ансгар было быстрым и без происшествий. Путь был уже очищен во время похода на Сентриум, и эльдары тех областей приветствовали силы Ансгара как освободителей, даже если они и сохраняли некоторые подозрения относительно Пауков Варпа. Таким образом, дорога назад не составила труда. Ряд поселений вдоль пути пытались устроить тёплый приём возвращающимся воинам — им также в детстве рассказывали легенды о Ликосидае, как и эльдарам Ансгара, — но Найс просто проследовал мимо них, словно даже не заметил протянутых рук гостеприимства. Они оставили след смущения и разочарования в сердцах каэлорцев из доменов Эочайн и Роэрн, прежде чем достигли лесов Ансгара.
Когда они вышли из-под деревьев на поляну вокруг некогда гордого храма Пауков Варпа, Соколы замедлили ход, останавливаясь, словно поражённые громом. Храм лежал в руинах, его каменная кладка была рассеяна по всей поляне. Стены развалились, словно взорвавшись изнутри, а шпили упали вниз, образовав груды щебня, которые отмечали их исходное положение.
Среди развалин и осколков камней, прямо у разбитых и потрескавшихся остатков ступеней, которые некогда вели наверх к легендарным серповидным дверям, красная, мерцающая струйка отмечала местоположение экзарха Эйнгил. Её путевой камень исчез с нагрудной платины, и броня была всем, что от неё осталось, словно бы её тело впитала земля, или оно растворилось в психопластике бронированного доспеха, который она не снимала в течение долгих лет. Лишь её голова сохраняла органическую материю и, хотя лицо было искажено гримасой боли, её губы усмехались, словно бы во время смертельной агонии она испытала миг удовлетворения.
Спрыгнув вниз с одного из Соколов, Найс посмотрел вниз на погибшего экзарха, а затем на разрушенный храм. Вспышка гнева зажглась холодным огнём в его серебристых глазах, а затем он взобрался на остатки ступеней, чтобы осмотреть степень повреждения в глубине залов святыни.
Он протянул вниз руку и поднял несколько кусков каменной кладки, легко бросив их в сторону, когда рассматривал руины. Наконец, после нескольких мгновений поиска, он определил местонахождение большой, тяжёлой, горизонтальной плиты ша‘эльбр, которая оказалась неповреждённой и лежала на своём месте на земле, где когда-то был пол храма. Среди щебня он нашёл несколько неповреждённых посохов из умбалы и, покрутив один в руках, вставил конец посоха под край плиты из призрачной кости, чтобы использовать его в качестве рычага. Единственным плавным движением он приподнял плиту над землёй, чтобы открыть тёмный проход с лестничной клеткой внизу. Он вёл вниз под разрушенное святилище, где когда-то находился паутинный алтарь, за которым в течение веков были спрятаны Троны Пауков.
Отодвинув плиту, Найс рукой подал быстрый сигнал Адсулате, которая уже спустилась с Сокола и склонилась над умершим экзархом. Арахнир взяла тело Эйнгил на руки и медленно пошла вверх по ступеням, чтобы присоединиться к Найсу. Когда она осторожно пробиралась через камни, Найс твёрдо кивнул ей и исчез в открытом склепе под святыней.
Пещера под храмом была обширна и высока, с серией арок и колонн, усеивающих её, поддерживая конструкции храма наверху. Она была похожа на изобилующие пещерами катакомбы, лестница закручивалась вниз с потолка, подобно изящной спирали, и упиралась в сверкающую, прозрачную поверхность пола. Отражающий в темноте свет, масляно-блестящий бассейн, который покрывал землю, был пронизан сетью узких, белых проходов, которые составляли расходящийся узор из концентрических окружностей, связанных между собой в центральной точке, где жидкость пузырилась от едва сдерживаемой энергии. Прожилки зловеще вспыхивающего света змеились под поверхностью жидкости, словно электричество, текущее сквозь воду. От лестничной клетки пол имел сходство с гигантской, запутанной паутиной, расходящейся от воронки в середине, которая бурлила невидимой, зловещей и тайной жизнью.
Найс ждал, пока Адсулата присоединиться к нему внизу вырезных ступеней, а затем последовал вперёд через лабиринт проходов, уверенно прокладывая путь к центру, словно дорога была записана в его мозге.
Как только они достигли центра бассейна, Найс пробормотал несколько неслышных слов и медленно провёл рукой над пузырящейся жидкостью. В течение мгновения ничего, казалось, не происходило, но затем бурление усилилось, и густая жидкость начала просачиваться через край дорожек вокруг них, словно уровень в бассейне плавно повышался.
Адсулата инстинктивно отступила назад, перепрыгнув с одной дорожки на следующее концентрическое кольцо от центра, но Найс остался неподвижным, позволяя странной жидкости плескаться вокруг своих золотых сапог, словно он получал от этого что-то вроде утешения. Когда уровень возрос, жидкость медленно расползалась вокруг его ног, вязкая и плотная, а затем она начала медленно подкрадываться к его сапогам, вытягивая тёмные, мерцающие усики из бассейна. Выглядело так, словно жидкость хотела поглотить блеск его золотой брони.
Найс развернулся вполоборота и протянул руки к Адсулате, кивнув в знак того, чтобы она передала ему тело Эйнгил. Он крепко обхватил броню экзарха и легко повернулся, удерживая её в своих руках так, словно это был ребёнок.
Тем временем булькающая масляная жидкость дошла до точки кипения, распространяя вязкие волны, переливающиеся через край внутренних проходов и струящиеся по ногам Найса. Когда он смотрел, то увидел, что из бурлящей жидкости начали высовываться кончики шипов. Кончики быстро стали восьмью длинными, загибающимися внутрь копьями, образующими круглую, открытую сверху, клетку. Через несколько мгновений из бурлящей жидкости появилось основание клетки, и тот час же стало ясно, что это был своего рода трон. Он имел сходство с перевёрнутым пауком, с ногами, поднятыми в воздухе вверх, которые образовывали спинку и борта, а его живот был сиденьем. Спереди трона высовывались большие клыки из широко открытого рта, откуда лился поток медленно сочащейся жидкости.
