— Наконец-то, — услышал Кай знакомый до боли гнусавый голос и, с трудом проморгавшись, открыл глаза. — С самого утра жду, — добавил Аскол. — А вас все нет и нет.

Он стоял, уперев руки в бока, прямо перед Каем на небольшой, видимо, совсем недавно вытоптанной лужайке. Никакого, конечно, поросячьего пятачка на его лице не было, только торжествующая ухмылка. Вся его шайка была в сборе, и даже более того… Бина, тяжело дышащего и полностью обескураженного, держали позади Аскола трое пацанов, одним из которых был паскудный Дранк, двух других Кай не знал. Его самого держали двое. Третий сидел на корточках близ Аскола и поигрывал двумя деревянными мечами. Еще парочка, только что продравшаяся через кусты, теперь, чертыхаясь, очищала одежду от колючек.

«Шестеро, — подытожил Кай. — Да еще Аскол. Семеро… Да еще эти двое — должно быть, наблюдатели. Девять…»

— Рыцари безмозглые! — хохотнул сын рыбника. — В башке — лягушачья икра!

Вокруг засмеялись.

— Чурбаки дубовые! — продолжал веселиться Аскол. — Какие ж вы рыцари, к хапунам, если вас никто не посвящал? А?.. Какие, я спрашиваю? Хреновые, вот какие! — ответил он на свой вопрос. — Ну как, братцы? Поможем ребятишкам? Дай-ка! — не глядя, протянул руку, в которую тотчас вложили один из мечей.

«Не мой, — с каким-то странным облегчением подумал Кай. — Бина…» Он вдруг поймал себя на мысли, что совсем не испытывает страха. Словно что-то сломилось в нем тогда, на кривой тропинке, залитой утренним солнцем, ведущей от дома травника к дому рыбника Харла. Что-то сломилось, растаяло и исчезло. А на его месте, питаемое суровым пламенем древних легенд Корнелия, поднялось, как поднимается весной из-под рыхлого усталого снега упругий молодой цветок, что-то совершенно новое, чему Кай еще не нашел названия.

— Поможем ребятишкам? — наступал на Кая, помахивая мечом, Аскол. — А? Чего скажете?

Кто-то что-то ответил, кто-то снова заржал — Кай этого не услышал. Он смотрел в глаза Асколу, который все подступал, подступал к нему, но никак не мог решиться поднять меч для удара. Он смотрел в его глаза, водянисто-серые, как болотная вода, и видел, что на неглубоком дне их плавал страх. И Кай понимал, откуда этот страх. Потому что в его глазах Аскол страха не видел.

— Этого на сладенькое оставим, — сплюнул Аскол и круто развернулся. — Начнем во-от с кого. Ну-ка… Покажи, что умеешь, — обратился он к Бину.

Бин дернулся, но его держали крепко.

— Ну-ка, защищайся! — приказал Аскол. — Чего дрыгаешься?

Бин тяжело дышал. Вытянув шею, он глянул в лицо Каю, с натугой сглотнул и сжал губы.

— Ничего не умеет, — делано огорчился сын рыбника. — Кроме того, что сопли на кулак мотать. Ну-ка… — Он размахнулся и, примериваясь, несильно, ударил Бина по плечу. Тот зашипел сквозь зубы. — Посвящаю тебя! — гнусаво завыл Аскол. — В рыцари Дерьмовой Дыры…

Тут пацаны захлебнулись от смеха.

— …и нарекаю… — Аскол на секунду задумался: — Бин — Коровий Блин!..

Каю показалось, что он сейчас оглохнет от взрыва хохота, ударившего в оба уха. Аскол знал, что делает. Сейчас он изобьет их при всех так, что следы будут видны еще несколько дней, а уж позорные прозвища, которые они сегодня получат, не забудутся никогда.

— Стой, не падай! — орал Аскол, лупцуя Бина его же мечом по спине, плечам и груди. — Стой прямо, Бин Коровий Блин! Нравится деревяшками махать, соплежуи? Нравится? Сейчас ты у меня помашешь, сучонок…

Пацаны хохотали, но из голоса Аскола смех уже исчез. Он бил все сильнее и сильнее. Прыщавое и мокрое лицо его раскраснелось, из распяленного рта летели нити слюны. Очередной удар пришелся Бину по уху — мальчишка выгнулся и закричал.

С этой секунды хохот стал смолкать. И все тише становилось на поляне. Аскол уже не вопил, он лишь сипло дышал, покрякивая при каждом ударе, гулко отдающемся среди пыльных кустов. Меч поднялся и опустился еще три раза — на нестриженую голову Бина. При последнем ударе послышался треск, меч обломился и, соскальзывая, острым сколом глубоко вспорол Бину щеку. Кровь брызнула так далеко, что Аскол отшатнулся. Бин тонко заскулил и обмяк в руках мучителей — впрочем, его тут же отпустили, — он упал и скорчился на траве.

Пацаны, пораскрывав рты, смотрели на своего предводителя. А сын рыбника, словно ничего вокруг не видя и не слыша, снова поднял обломок меча.

Тогда Кай рванулся. Его уже почти не держали: достаточно было одного резкого движения, и мальчишки брызнули в разные стороны.

Аскол, вероятно, нутром почуял опасность. Он быстро обернулся, отмахнувшись мечом, но Кай бросился не к нему, а к тому, кто держал его меч. Мальчишка отшвырнул от себя деревяшку, не успел Кай сделать и пару шагов.

Кай поднял свой меч. Рукоять удобно и прочно легла в ладонь. Он смотрел на искаженную бешенством физиономию Аскола, на побелевшие искривленные губы, на которых осели брызги крови, на раздувающиеся ноздри — и видел не человеческое лицо, а злобную харю тролля-людоеда.

Странное полуощущение-полумысль вспыхнуло в его голове так мгновенно и сильно, что Каю на секунду стало трудно дышать. Вот она — та самая битва, настоящая битва, не вчерашнее смешное приключение с неуклюжим огром. Он защищает человека от опасной твари, и его руки сжимают оружие, и его голова легка, и нет дрожи в коленях.

Аскол заорал и бросился вперед.

Острое деревянное лезвие мелькнуло у лица Кая — он едва успел увернуться. У него было несколько мгновений, пока сын рыбника, рыча от злости, восстанавливал утраченное равновесие и разворачивался, и Кай не упустил их.

Раз — он присел на колено, с силой ткнув острием меча троллю под ребра. Когда тролль завыл и отшатнулся, два — удар по плечу наотмашь заставил злобную тварь выронить обломок меча и упасть на колени. Дальше было совсем просто. Не давая троллю подняться, Кай бил снова и снова, уже не особенно заботясь о том, куда попадет.

Тролль надрывно закричал, прося пощады.

Кай отскочил назад. Вдруг он подумал о том, что совершенно забыл про остальных мальчишек. Неужели они не сообразили накинуться на него со спины всем скопом? Он оглянулся, но никого вокруг себя не увидел. Только Бин все еще лежал, скорчившись, в траве, да в нескольких шагах от Кая, обхватив руками голову, протяжно выл Аскол, сын рыбника, выдувая носом зеленые пузыри.

Бин поднял голову. Лицо свое, окровавленное, он зажимал обеими руками, и между пальцев еще бежала кровь.

— Разбежались все, — неожиданно серьезно и хрипло проговорил Бин.

Кай минуту молчал, не зная, что говорить. Он еще раз посмотрел на Аскола. Тролль исчез, как его и не было. Остался мальчишка, жалкий прыщавый Аскол, сын толстопузого рыбника Харла. И теперь это был вовсе не враг, а какое-то прыщавое недоразумение, недостойное удара мечом.

Кай вложил меч за веревочный пояс и, ощущая у бедра его надежную тяжесть, подошел к Бину и помог ему подняться.

— Больно? — спросил он.

— Сейчас не очень. — Бин, морщась, отвел руку от лица. — Только как-то горячо… Жжет. Посмотри, что там…

Лицо Бина было густо измазано кровью, глубокая кривая ссадина на левой щеке выглядела жутко: края вспоротой кожи побелели, в глубине виднелась запекшаяся чернота, а из уголка ссадины бежала тонкая струйка крови.

— Да ничего такого… — соврал, сглотнув, Кай.

— Шрам останется, — полуутвердительно проговорил Бин. Видимо, мысль о том, что у него появится настоящий боевой шрам, доставила ему удовольствие.

— Шрам останется — будь здоров, — подтвердил Кай. — Пошли отсюда. Надо подорожник найти или благоцвет. Приложить, чтоб кровь остановилась.

— И умыться, — вздохнул Бин. — Ох, от мамаши мне достанется!

— Да ладно, — пожал плечами Кай. — Ты ж не виноват. Пошли. Перси нас заждался.

Уходя, он еще раз оглянулся на того, кто был виноват. Аскол уже не выл. Он лежал ничком в траве, и длинное тело его вздрагивало от сдерживаемых истерических рыданий.

До Перси Кай добрался в одиночестве. Покинув заросли у Дерьмовой Дыры, приятели умылись у колодца неподалеку от городского рынка в Ледяном Ключе, где вода была такой холодной, что нельзя было сделать два глотка подряд. У Ключа вечно толпились торговцы и прочие горожане с бадьями, ведрами и мехами, но Бин так жалко выглядел, что мальчишек пустили без очереди.