– Значит, у тебя в руках книга предназначенная не ему, а тебе.

Может быть, в книге письмо? Я перевернула ее и на весу пролистала страницы – из книги ничего не выпало, кроме закладки из выцветшей шелковой ленты с вышитым крестиком. Тут только я догадалась посмотреть, а что же это за книга? Это было Евангелие, старинное русское Евангелие с текстами на церковно-славянском и на русском языках. Я открыла титульный лист и прочла надпись: «Моей дорогой внучке от любящей бабушки на молитвенную память». Я поцеловала Евангелие и положила его на приборную доску.

Оставалась третья и последняя надежда. Я протянула руку, и Леонардо вручил мне надрезанный пакет. Из него я достала икону Божией Матери, написанную на толстой доске. Точно такая икона, только большая, висела в нашей церкви в монастыре. Я приложилась к ней, а потом повернула ее обратной стороной и прочла надпись, сделанную бабушкиной рукой: «Мое благословение на весь твой путь. Бабушка» – и больше ни слова. Даже имя мое она нигде не написала!

Так я и не узнала ничего, кроме того, что бабушка меня любит, а это я и так знала! Я горько заплакала. Леонардо обнял меня, притянул к себе и стал гладить по голове, приговаривая:

– Ну что ты, Сандра… Ну успокойся… Разве ты не помнишь, как терялась в детстве где-нибудь на улице или в большом магазине? Что должна делать умная девочка, если бабушка потерялась?

Я улыбнулась сквозь слезы:

– Ни в коем случае не бросаться ее искать, а стоять на том месте, где потерялась, и ждать…

– А бабушка сама найдется! Правильно, и вот так мы с тобой и сделаем: не станем больше искать бабушку, а будем ждать, пока она сама даст о себе знать!

Умел меня утешить мой Леонардо, мио Леонардо! Делать было нечего, и мы поехали обратно в Мерано. По дороге я обдумывала и решала, что же мне делать дальше? Больше всего я хотела бы сейчас оказаться вместе с бабушкой, монахинями и общиной матери Ольги: они где-то там все вместе, а я все еще в пути. Каким же долгим оказался этот путь! И куда-то он меня приведет? Но мысль о возвращении в Лондон даже не пришла мне в голову.

– О чем ты думаешь? – спросил меня Леонардо.

– О том, как жить дальше.

– Как тебе жить, я не знаю, но зато знаю, с кем тебе жить.

– ?

– Со мной, конечно. Тебе уже давно пора выйти за меня замуж.

– Я не пойду замуж без бабушкиного благословения.

– Ты думаешь, она тебе его не даст? Я уверен, что она будет только рада: зная твой характер, ей надо быть уверенной, что о тебе всегда будет кому позаботиться.

– Леонардо… Ты замечательный, ты такой верный и любящий. После бабушки ты самый близкий мне человек, и я тоже тебя очень люблю, но… Вобщем, сейчас я просто еще не отошла от всего пережитого, чтобы решиться на такое. А в будущем… Знаешь, Леонардо, мне кажется, что в моей жизни еще будут какие-то более важные вещи, чем замужество и собственное маленькое житейское счастье… Мне даже кажется порой, что теперь я уже немного гожусь в монахини…

– Ты-то?! – он насмешливо фыркнул.

– Да, я. Ты же не знаешь, какие бывают монахини!

– Знаешь, уж если сравнивать тебя с настоящими монахинями, то надо смешать в одну кучу любопытство матери Варвары, самоуправство матери Ларисы, наивность сестры Вассы, отвагу матери Евдокии и непоседливость сестры Дарьи – вот тогда получится что-то похожее на мать Кассандру! Еще не мешает к этому добавить ехидный язычок дяди Леши.

– Ой, Леонардо! Откуда ты все это знаешь?

– Когда твоя бабушка собирала деньги на твой выкуп, я некоторое время жил у нее в усадьбе и познакомился со всем твоим монастырем. Они все прекрасные, высоко духовные люди, но ты – ты совсем другая, Сандра!

– А я думаю, что они мне намного ближе, чем ты… чем ты думаешь! Ты только не сердись на меня, пожалуйста!

Леонардо насупился и долго молчал с потухшим лицом.

– Если ты на меня очень сердишься, Леонардо, то вот что я тебе скажу, – не выдержала я наконец. – Мы можем с тобой расстаться, хватит тебе нянчиться со мной. У меня теперь есть средства на жизнь, и тебе не надо больше обо мне заботиться. Ты мне только мой джип отдай.

Леонардо еще немного помолчал, а потом вдруг сказал:

– Прости меня, Сандра. Я очень виноват перед тобой.

– Ты?! В чем ты можешь быть виноват, Леонардо?

– Я полез к тебе с разговорами о браке, не соображая, что тебе сейчас совсем не до этого. Ты в эти дни пережила ожидание, тревогу, разочарование, а я решил еще нагрузить тебя сверху – сунулся со своим дурацким предложением руки и сердца!

– Оно вовсе не дурацкое!

– Оно гораздо хуже, оно – несвоевременное. Давай забудем об этом.

– Я знаю, мио Леонардо, в чем дело: тебе жалко отдавать мне мой джип.

– Наконец-то догадалась! Хочешь апельсинового сока?

– Леонардо! Какой ты хороший, и как же я тебя люблю!

– Нет, детка. Сегодня мое брачное бюро уже закрылось, я больше не расположен ни делать предложений, ни принимать их. Для меня это хуже, чем принять касторку.

Я обиделась, причем самым натуральным образом. Я вообще заметила, что стала какой-то плаксивой и обидчивой, с тех пор как начала приходить в себя.

– Это она на меня обижается! Сестра Сандра, а где же твоя кротость? Где монашеское смирение? Будешь жить у меня до тех пор, пока совсем не окрепнешь. Тем временем ты спокойно решишь, что тебе делать дальше.

Он все-таки был очень огорчен, я это видела, но продолжал вести себя со мной как самый нежный и любящий брат.

Мы вернулись в Мерано. Днем я больше сидела дома. Не только потому, что на улице кто-то мог заметить отсутствие персонального кода на моей правой руке: я все еще страдала от прямых лучей солнца, а уберечься от них в дневное время не было никакой возможности. Но Леонардо открывал балконную дверь и усаживал меня в кресло перед нею; его квартира была на втором этаже, напротив дома начинался парк, поэтому с улицы меня никто не мог увидеть.

Леонардо возился со мной, как с больным ребенком, откармливал фруктами и макаронами, которые он привозил «со своей фабрики» – их еще достаточно оставалось на складе. О женитьбе он больше со мной не заговаривал.

Как-то, молясь на ночь, я спросила его:

– Мио Леонардо, а ты веришь в Бога?

– Конечно! Все итальянцы верят в Бога. Ты разве не знаешь, что именно в Италии апостол Петр основал христианскую Церковь?

– Где это написано, что именно в Италии? Кто это тебе сказал?

– Брат моего дедушки. Он был монсеньором.

– Что значит – монсеньором?

– Кардиналом. В молодости он учился в семинарии вместе с последним Папой Римским, но не с тем, который принял присягу Мессии и присоединился к Всемирной Церкви, а с тем, прежним, который увел не подчинившуюся Мессии часть Католической Церкви в катакомбы.

– И что с ними было потом?

– Не знаю. Говорят разное. Одни утверждают, что Папа успел вывести свою паству из Рима перед римским землетрясением и увел ее в Грецию, а там они соединились с Греческой Церковью. Другие говорят, что все они так и погибли в катакомбах и стали мучениками.

– И брат твоего дедушки?

– Он был с ними до конца, каким бы ни был этот конец.

– А моей бабушке ты про это случайно не говорил?

– Говорил, конечно.

– И что она на это сказала?

– Что она и без моей родословной не видит препятствий к нашему браку.

– Леонардо! Я же просила тебя!

– Я только пересказываю тебе слова твоей бабушки, – пожал плечами Леонардо.

Интересно, что при мне Леонардо ни разу не садился за персоник. Когда я спросила его, почему он не выходит в Реальность, он ответил:

– Знаешь, благодаря тебе, Сандра, в моей жизни хватает приключений и без Реальности. Мне жаль тратить на нее деньги, и я остановил выплату взносов.

– У тебя мало денег? Ну так давай продадим что-нибудь из бабушкиных драгоценностей.

– В этом нет необходимости. На жизнь пока хватит и мне, и тебе. Я сдаю городу немного фруктов из сада, поэтому меня освободили от обязанности официально трудиться. Кроме того, у меня ведь тоже есть ценное наследство – книги ди Корти-старшего. Он оставил мне всю свою библиотеку вместе с адресами тайных книголюбов.