Мужчины, однако, большие мастера все разграничивать. Они разделяют то, что старшим сестрам кажется единым и неделимым, — отсекают тело от чувств, от разума, от души. Создают иерархию значимости. И потому, стремясь к обладанию телом старших сестер, называют это похотью и чувственной, плотской любовью. Большинство мужчин с этой исходной позиции начинают свои многообразные, безадресные поиски.

Вероника надела темно-голубое платье и в завершение наклеила на щеку бархатную мушку. Когда Нинон вышла, она открыла ключиком шкатулку и достала все свои украшения и деньги. Денег было немного: Вероника исправно помогала родителям и младшему брату, который, подросши, из всеобщего любимца и надежды семьи превратился в типичного для бедняцких кварталов шельму. Вероника собиралась к жившему в районе церкви Святого Евстафия банкиру по фамилии Пелетье, чтобы заложить у него драгоценности и купить дорожные векселя.

Правда, ей как будущей супруге самого шевалье д'Альби не пристало заботиться о деньгах, но она предпочитала иметь свои. Хотя бы на подарки.

В последние дни августа Париж сменил свое обличье — теперь это был усталый город. Грязь давно уже превратилась в сухую пыль, покрывавшую все пепельно-серой патиной. Богатый квартал близ Святого Евстафия выглядел несколько лучше. Его, вне сомнения, оживлял блеск заботливо собираемых и лелеемых тут денег.

— Господин д'Альби, когда был у меня позавчера, упомянул, что собирается по делам в Испанию. Насколько я понимаю, вы будете ему сопутствовать. — Пелетье явно нелегко было найти нужный тон в беседе с любовницей знатного шевалье.

— Совершенно верно, — сказала Вероника, изо всех сил стараясь вести себя как дама.

— Путешествие в Испанию — приятная прогулка. Испания сейчас наш союзник. Могу вам предложить векселя под залог. Из расчета один к двум, и то лишь потому, что вы — подруга шевалье. Отправляясь в Испанию, вы ничем не рискуете. Это вам, к примеру, не Россия. Один мой знакомый — дворянин, разумеется, — собираясь недавно в Россию, векселя брал из расчета один к десяти! Да, да, это уже серьезное предприятие. Из России, скажу я вам, можно и не вернуться. Суровый климат и никуда не годная еда, с этим шутки плохи.

Не переставая говорить, он подписывал векселя. Веронике видна была веснушчатая макушка его облысевшей головы, выраставшей, будто диковинный овощ, из белизны крахмального воротника. Она достала кошелек. Банкир ловко сложил луидоры двумя одинаковыми столбиками, а затем неожиданно посмотрел ей прямо в глаза.

— Уверен, это будет чудесное путешествие. Желаю приятных впечатлений. И попрошу рекомендовать меня вашим приятельницам, — добавил он, смахивая деньги в ящик стола.

Вероника слегка кивнула и вышла. На душе остался неприятный осадок. Она заморгала, отгоняя образ залитого солнцем богатого парижского квартала, прибрежных улочек, по которым она ходила, когда навещала брата, образ своей квартиры, вечно надутой Нинон, собственного накрашенного лица в зеркале, рыжих волос.

К вечеру сборы были закончены. Посреди комнаты стояли два набитых до краев сундука. Может быть, она берет с собой слишком много вещей? А на кровати еще лежало белое платье, сшитое специально к венчанию. Вероника боялась, что в сундуке за ночь помнутся тонкие кружева и искусной работы цветочки из розового шелка на лифе.

Нинон ворча готовила травяную краску для волос.

— Где ж это видано — красить такие чудесные волосы? Сколько женщин мечтает о каштановых волосах, а вы их портите.

— Они не каштановые. Они рыжие.

— К тому же темный цвет старит — вы что, не знали? Вероника сейчас не думала о волосах. Мысли ее были целиком заняты завтрашним отъездом. Шевалье должен зайти сюда еще сегодня, чтобы поцелуями подтвердить свои намерения. Нужно как следует подготовиться, это ведь не обычная поездка… нужно заплатить Нинон, договориться насчет квартиры. Может быть, шевалье пошел к родителям, может быть, он наконец отважится им сказать? Боже, а если он забыл? В их союзе за соблюдением сроков следила Вероника. В путь они должны были отправиться с постоялого двора «У императора» в Сент-Антуанском предместье. Вероника решила в любом случае туда поехать.

Волосы высохли, и Вероника велела зажечь вторую свечу. Взяв оба подсвечника, подошла к трюмо. Волосы при свете свечей казались черными как смоль, но, приблизив лицо к зеркалу, она увидела, что они цвета прошлогодних каштанов.

Когда женщина меняет цвет волос, это знак, что она начинает новую жизнь.

Встреча людей, намеревавшихся отправиться за Книгой, состоялась первого сентября на постоялом дворе под Парижем, в Сент-Антуанском предместье. Трактир назывался «У императора», хотя, наверно, никто из останавливавшихся в нем, а возможно, и сам хозяин уже не помнили, почему его так назвали. Это было полудеревянное-полукаменное строение с небольшой галереей, на которой стояли два стола. У одной из стен пирамидой были уложены пустые бочонки из-под вина, и как раз между ними и высоким развесистым каштаном остановился экипаж Вероники. Со двора видна была городская застава: беспорядочно разбросанные деревянные домишки, давно забытый позорный столб и церковь, которая, быть может, уже мнила себя парижской. В восточной части небесного свода разгоралось солнце, тени ложились еще по-летнему резкие, и тем не менее все окрест подернуто было выцветшей серостью конца лета. Пахло тысячелистником, иссохшей землей и отдохнувшими за ночь лошадьми.

Вероника приехала в собственной карете, которую ей подарил шевалье. Теперь, поджидая его в тени каштана, она рассеянно поглядывала на игравшего во дворе с собакой подростка. Вероника была слишком возбуждена, чтобы на чем-либо сосредоточиться. Ум ее был занят созданием картин ближайшего будущего. На каждой из них она видела себя со стороны; так иногда бывает в сновидениях: мы остаемся собой, однако наша личность условна и изменчива — вон тот, напротив меня, это тоже я. Вероника видела себя черноволосой молодой девушкой. Эта девушка ждет любовника, который вскоре станет ее супругом. Она взволнована, щеки ее горят. Наконец подъезжает карета, золоченая и сверкающая; принадлежит она отцу шевалье, очень важной персоне. Из кареты выходит, нет, выскакивает шевалье д'Альби в темном камзоле с белоснежным жабо. На его лице восхищение, знакомое Веронике по проведенным вместе ночам. Губы прохладны и нежны. Он целует ей руку; затем следует поцелуй в уста. Они пересаживаются в его карету, лошади трогают. Сундуки. Нужно еще перенести сундуки, ведь там подвенечное платье. Картина как бы перемещается назад во времени: сейчас оба сундука привязывают к экипажу шевалье. Путешествие долгое, но картины проплывают перед внутренним взором Вероники со скоростью горного ручья. Вероника видит вереницу ночей в гостевых комнатах придорожных трактиров — ночей, согретых жаром двух обуреваемых желанием тел. Она также видит дни, до краев заполненные дивными пейзажами, которые не могут быть реальными, ибо Вероника не знает иных пейзажей, кроме улиц Парижа. И наконец она видит венчание: ступени какой-то испанской церкви, белое платье, украшенное атласными розочками. Ее воображение достигает этой точки и, вспугнутое растущим возбуждением, запутывается в деталях, отказывается двигаться дальше. Пока Вероника ждет жениха на постоялом дворе «У императора», она совершает это путешествие, все более и более сумбурное, много раз. Но вот со стороны Парижа подъезжает карета. Черная и громоздкая. Из нее выходят двое мужчин — однако ни один из них не похож на шевалье д'Альби, отпрыска благородного рода, любовника куртизанки Вероники.

Маркиз и господин де Берль обратили внимание на женщину, сидящую в открытом легком экипаже. Они слегка поклонились ей, направляясь в трактир, где была назначена встреча с шевалье д'Альби. В глазах Маркиза чуть дольше задержалась расцвеченная необыкновенными красками картина: сидящая в густо-зеленой тени дерева женщина в шоколадном платье, в нарядной шляпке медового цвета, из-под которой выбиваются непослушные прядки темных волос. Такого рода картины обычно вешают на стену в столовой или над лестницей: в них не обязательно всматриваться — просто цветное пятно, от которого улучшается настроение.