– Я мог бы отпраздновать, если бы мы достигли цели. Ты даешь мне слабый шанс. Возможно, вообще нет никакого шанса. А значит, возможно, не будет причины горевать.

– Причина для скорби будет весьма серьезной.

– Я отказался от боев, которых жаждал. Поверь, это не просто, бежать от бури. Меня создали принимать ее.

Илья подняла брови.

– Так вот что вам не дает покоя? Милорд, вы сделали то, что было необходимо. У менее способного генерала Легион к этому времени был бы уже наголову разбит. Я знаю, о чем говорю, потому что служила под началом многих слабых генералов.

– Я дал нам выживание. – Примарх немного задумался над этим словом. – Это не то, что воодушевляет. Мне жаль, что я не причинил им больше боли. Мне хочется…

Илья так и не дождалась окончания фразы. Она вздохнула, оттолкнула от кресла и неуклюже поднялась. Вся мебель в покоях Хана предназначалась для размеров примарха, и генерал выглядела почти комично маленькой на ее фоне. Илья прошаркала к костровой яме и бросила в нее полено. Дерево – чогорийский хэло – ярко вспыхнуло, брызжа искрами.

– Ашелье найдет путь для нас, – сказала она с большей уверенностью, чем чувствовала. – Я знаю, что вы сомневаетесь во мне, но никто не знает больше о варпе, чем Питер.

– Вы мне говорили об этом много раз. – Хан не вставал, развалившись на кресле. Даже сидя, он выглядел опасным, словно на миг стихнувшая буря. – Если он не справится, враг быстро настигнет нас. Вы чувствуете его? Я, да. Я слышу его дыхание в ночи, такое же хриплое, как на Просперо. Он жаждет мести. Сгорает от желания продолжить бой, который мы не смогли закончить. – Лезвие кинжала вспыхнуло при повороте. – Как и я, сы. Бывают ночи, когда это все, чего я хочу. Ночи, когда я забываю о своей клятве и о том, что мои воины смотрят на меня во всех смыслах, и хочу только одного: броситься в бездну и снова найти его.

– Ваши сыновья говорят о том же, – тихо сказала Илья. – Вам следует прислушаться к Есугэю, так как он видит опасность такого решения.

Хан тихо рассмеялся звучным, грудным смехом.

– Я прислушиваюсь к Есугэю. Как и ко многим другим голосам. Клянусь четырьмя ветрами, я даже к вам прислушиваюсь, если вы верите этому.

– Верю, – сказала Илья, возвращаясь к своему креслу. – Конечно, верю. Ашелье посоветовала я, и из всех причин быть вам благодарной, это наибольшая.

Хан устал от игры с кинжалом и бросил его на стол. Примарх наклонился вперед и сплел длинные пальцы.

– Ложь была всегда, – задумчиво произнес он. – С самого начала. Мы проповедовали Имперскую Истину людям, и одновременно использовали чародеев и мутантов, чтобы они вели нас через небеса, и применяли те самые навыки, существование которых мы притворно не замечали. Я не мог мириться с этой огромной ложью. Она не могла продолжаться. Отсюда вытекает вопрос: почему этому позволили произойти?

Илья слушала. Она знала, что Хан только наполовину говорил с ней, а наполовину обращаясь к себе. Но это был один из редких моментов: откровение разума, который предпочитал оставаться наглухо закрытым.

– Мой Отец не чудовище и не простак. Если Он что-то делал, то только потому, что ему приходилось. Возможно, Он мог пояснить больше, но я не поверю, даже сейчас, что для Его решений не было причин. Он привел нас к Улланору, а затем покинул. После этого с Терры приходили только сообщения от Сигиллита. Какой проект мог отвлечь Его от крестового похода, который Он же и начал? Только тот, который был необходим для выживания. Поэтому я размышлял над каждым Его словом, сказанным мне, пытаясь найти объяснение, и я проклинаю все на свете, что мы говорили так мало, и что наши разумы так не похожи.

– В конце концов, я возвращаюсь к одной и той же мысли. Мой Отец ненавидел ложь так же сильно, как и я. Он знал, что Империум не может существовать, пока его фундамент покоится на варпе. Использовать этих мутантов и чародеев было необходимо, но их нельзя было терпеть. Они были временными инструментами, как громовые воины, объединившие Терру, клинками, которые со временем затупляются и выбрасываются. Нам всегда говорили, что Великий крестовый поход был конечной точкой, и все остальные действия были подчинены ему. Сейчас я полагаю, что это было ложью. Крестовый поход был начат, чтобы дать Ему нечто необходимое, возможно, знание. Может быть запретное, может быть утраченное, а может принадлежащее ксеносам, или взятое из эфира. Но после его находки Он вернулся и ввел в действие Свой план на века, и впервые со времен Эры Раздора Его разум больше не был обращен к Его созданиям. Поэтому они сбились с пути. Поэтому они пали.

Илья никогда прежде не слышала от Хана таких речей. Она никогда не слышала ни от кого, чтобы так говорили об Императоре, о котором Белые Шрамы всегда знали и которым интересовались сравнительно мало.

– О каком плане вы говорите?

Хан неопределенно мотнул головой.

– Я не знаю. У меня нет Его гения. Но подумайте вот о чем: навигаторы – последние из старых мутантов, последнее напоминание о нашем далеком ужасе. Они – самые чистые и самые убедительные примеры лжи, и пока Империум нуждается в них, он никогда не сможет быть в безопасности. Если мой Отец действительно намеревался претворить в жизнь Имперскую Истину, их ни в коем случае нельзя было оставлять. Должен быть другой путь. И другие, возможно в самом Нобилите, должны были знать или догадываться об этом.

Илья села в кресло.

– Теперь я понимаю.

– Понимаете что?

– Почему вы позволили мне искать Ашелье. Вы не верите в возможность возвращения. Вы хотите встретить свой конец в пустоте, сражаясь со своими братьями в честном бою. Вы разыскиваете Темное Стекло просто ради знания. Перед смертью вы хотите убедиться в своей правоте.

Хан улыбнулся.

– Нет, сы, вы судите меня слишком строго. Меня связывают клятвы. Если путь к Тронному миру есть, я последую им. – Улыбка растаяла. – Но если его нет, и все дороги закрыты, тогда, да, я узнаю, почему мой Отец повернулся спиной к нам. Это место может быть ключом, а может и нет. Вы видите, как мы рискуем, в то время как конец становится все ближе.

– А если время придет, – сказала Илья, пытаясь удержать его блуждающий взгляд, – если вы должны будете выбрать почетную смерть или бегство домой, что вы выберете? До каких пор ваша клятва связывает вас?

– До конца времен.

– Но вы дали не одну клятву, так какая более важная?

Хан не ответил. Его орлиное лицо отвернулось, снова обратившись к пламени.

– Когда вы научились задавать столь жестокие вопросы? – пробормотал он. – Я предпочитал, когда ваш страх не давал вам говорить.

– А какой смысл сейчас в страхе, Каган? После целой жизни на службе я видела, как миры людей уничтожают себя и возвещают о приходе якша из древних кошмаров? Я стара. В галактике не так много вещей, достойных страха, которого я не видела.