Таким образом, благодаря тотальному «промыванию мозгов» мощная энергетика западного человека оказывается самым надежным образом канализированной, загнанной в жесткие рамки заданных стереотипов. Возникает парадоксальная ситуация: владея всеми мыслимыми свободами для проявления собственной индивидуальности, западный человек оказывается лишенным этой индивидуальности, «…индивид перестает быть собой, — писал по этому поводу Э. Фромм, — он полностью усваивает тип личности, предлагаемый ему общепринятым шаблоном, и становится точно таким же, как все остальные, и таким, каким они хотят его видеть» [4, с. 159]. «…у нас могут быть мысли, чувства, желания и даже ощущения, которые мы субъективно воспринимаем как наши собственные, хотя на самом деле это не так. Мы действительно испытываем эти чувства, ощущения и т.д., но они навязаны нам со стороны…» [4, с. 161].

Здесь мы снова видим макиавеллистский тип «человека без свойств», способного изменяться в соответствии с требованиями окружающей среды. Чтобы быть целиком адекватным внешним условиям, индивид становится «никаким». Отказавшись от каких–либо качеств и свойств самодостаточной личности, он оказывается в состоянии экзистенциональной пустоты, позволяющей ему эффективно приспосабливаться к постоянно меняющимся условиям внешней среды.

Вот как это описывает С. Московичи: «Имея проницаемое, гибкое, не ищущее единой точки опоры «Я», он (западный человек. — Авт.) становится совершенным обитателем… «мира свойств без людей, пережитого опыта без тех, кто мог его пережить»… Отделение от самого себя и объектов приобретает такую значимость потому, что оно позволяет людям… приобрести главное качество — «качество отсутствия характера». Качество мобильности и переменчивости индивида… который не чувствует себя связанным каким–либо априорным принципом, внутренним долгом и не подчинен раз и навсегда какой–либо норме. Ибо он предается движению, где ничто ни на мгновение не остается в состоянии покоя… Такой характер является лишь рядом сочетаний и импровизаций, он служит лишь тому, чтобы соответствовать обстоятельствам» [1, с. 449].

Однако, теряя индивидуальность (особость), западный человек усиливает свой индивидуализм, который обнаруживается в мощной отчужденности от других людей и в противопоставлении себя им. Как писал К. Маркс: «Речь идет о свободе человека как изолированной, замкнувшейся в себе монаде» [6, с. 400]. Эта отчужденность, в свою очередь, порождает мощную агрессию по отношению к окружающим людям и миру вообще. Западный человек стремится к господству, подавляя все, что он считает препятствием на пути к нему. Как заметил Г. Маркузе: «Достигая ступени самосознания, сознание обнаруживает себя как «Я», а «Я» прежде всего означает вожделение: оно приходит к осознанию себя, только достигнув удовлетворения и только посредством «другого». Но такое удовлетворение предусматривает «отрицание» другого, ибо «Я» должно удовлетворить себя как истинное «бытие — для — себя» в противоположность всякой «другости». Мы имеем дело с понятием индивида, который должен постоянно утверждать и отстаивать себя для того, чтобы ощущать свою реальность, который противостоит миру как своей «негативности», как отрицанию своей свободы, и поэтому может существовать, только непрерывно отвоевывая свое существование у чего–то или кого–то, на него притязающего. «Я» должно стать свободным, но если миру присущ «характер негативности», то «Я» для своей свободы нуждается в «признании» своего господства, а такое признание может быть получено только от другого «Я», другого самосознающего субъекта. <…> «Самосознание может получить удовлетворение только через другое самосознание». Таким образом, агрессивное отношение к миру–объекту, господство над природой в конечном счете нацелено на господство человека над человеком» [3, с. 114—115].

Отсутствие индивидуальности у западного человека, индивидуализм и его агрессивная самоизолированность становятся почти решающими факторами в управлении социальной организацией Запада, т.е. в управлении обществом посттрадиционного типа, в рамках которого уже не действуют такие мощные факторы социального управления, как национальная идентичность, культура, духовность и т. п. Таким образом, западное общество целенаправленно воссоздает стандартных по своим индивидуальным качествам и отчужденных друг от друга индивидов, представляющих собою человеческую массу, лишенную какого–либо разнообразия. Нивелирование духовно–психологических особенностей индивидов ведет к их примитивизации, когда человек должен целиком отвечать предлагаемому набору потребностей и соответствующему набору форм их удовлетворения, не выходя за их рамки. Как подчеркивал тот же Г. Маркузе: «Высокий жизненный стандарт в мире крупных корпораций ограничителен в конкретном социологическом смысле: товары и услуги, покупаемые индивидами, контролируют их потребности и замораживают их способности. <…> Улучшенные условия жизни — компенсация за всепроникающий контроль над ней» [3, с. 99].

Именно поэтому западная квазикультура приобретает форму стандартизованного производства, создавая (как и промышленность) лишь продукты массового потребления. Правящим слоям Запада для эффективного социального управления необходим «одномерный» человек, поэтому западная массовая культура сведена к достаточно примитивному шоу, которое обладает яркой, привлекательной формой, но лишено какого–либо содержания. Она не выходит за рамки развлечения, она рассчитана только на «убивание» свободного времени человека, на расслабление его души и разума, а потому приводит лишь к его внутреннему опустошению.

«Это — практический нигилизм, — констатировал А. Вебер. — В нем заключена тенденция совершить со стороны досуга общий распад человека, раньше замкнутого в себе, заменить его «плебейской массой» в дурном смысле этого слова, которая состоит из душевно раздробленных индивидов. Этих индивидов легко подчинить при их внутреннем распаде средствами демагогии и пропаганды и использовать как манипулируемый человеческий материал» [12, с. 249].

Нивелирование же духовно–психологического и культурного пространства западных народов лишает их не только какой–либо самостоятельности, но и наименьших проявлений традиционности, что, в свою очередь, создает предпосылки к этническому разложению и вырождению культуры, являющейся сугубо национальным феноменом. Подобное развитие ситуации обусловлено необходимостью глобального управления конгломератом западных стран и стран, попавших в зону влияния Запада.

Жизнь западного человека протекает между стремлением заработать (любым способом) как можно больше денег и стремлением потребить как можно больше материальных благ. Эти два фактора и формируют в основном его личность. Данная особенность имеет свое отражение на концептуальном уровне. Американским социологом Лестером Уордом (1841 — 1913) была разработана доктрина мелиоризма, так называемая наука об улучшении и усовершенствовании социального строя. Размышляя в духе Бентама, Л. Уорд определил мелиоризм как улучшение социальных условий путем точного расчета, в котором человек не удовлетворяется смягчением существующих страданий, а стремится создать такую ситуацию, при которой страдание было бы вообще невозможным. Естественно, что отсутствие страдания в его представлении представляет собой полное удовлетворение возрастающих потребностей человека, т.е. неудержимое стремление к потреблению через обогащение. В том же направлении мыслил и один из основателей американской социологии Уильям Грэхем Самнер (1840–1910). Повторяя своих идеологических предшественников, британских мыслителей, он заявил: «Собственность желаема; она выполняет позитивную роль в мире; то, что некоторые должны быть богатыми, наглядно демонстрирует тот факт, что остальные могут стать богатыми; она есть то, что придает мужество в предпринимательской и индустриальной активности. Борьба за собственность есть борьба за свободу» [13, с. 41]. Таким образом, американская социология «научно» подтвердила западное представление о человеке как существе, которому самой природой уготовано жить в ритме наживы и потребления. Естественно, что все выходящее за рамки данной бинарности автоматически приобретет в сознании человека вторичное и подчиненное значение. В связи с этой психологической особенностью В. Зомбарт заметил: «Живой человек с его счастьем и горем, с его потребностями и требованиями вытеснен из центра круга интересов и место его заняли две абстракции: нажива и дело. Человек, следовательно, перестал быть тем, чем он оставался до конца раннекапиталистической эпохи , — мерой всех вещей» [ 14, с. 131].