— 3-зола! — хладнокровно сказал Славка. Мяч был у него в руках.

Верховой взял? Ничего себе, покачал головой Олег. Ну, ладно же. В следующий раз он пробил низом. Но Славка не стал падать. Просто отбил мяч ногой.

— Это т-тебе не на Неве!

Снова и снова перехватывал он мячи Олега, не забывая при этом каждый раз крикнуть что-нибудь обидное. Команда Олега пропустила ещё два мяча, а в ответ не могла ничего сделать.

Вот Виталька забил еще гол.

— На мыло! Ч-четырнадцать — семь! — орал Славка.

Начали вновь с середины поля.

Олег повел. Он решил переменить тактику. Кто-то бросился ему наперерез. Кто-то пытался оттолкнуть от мяча, но он проскочил в штрафную. Славка привычно изготовился. Однако Олег бить не стал а, обведя вратаря, влетел с мячом в пустые ворота.

— Гол!

— Зола! — мстительно бросил он расстроенному Славке и через минуту забил ещё. Чуть ли не с центра поля.

Со Славкой случилось что-то непонятное, он стал пропускать любые удары. Команда Олега быстро отыгралась и уже вышла вперёд.

— На мыло его! — крикнул Олег, еще раз забив. — Стоять не умеет!

Славка выбежал из ворот:

— Я не умею? В де… в деревне лчше всех держал! Н-никто мне не за… не забивал!

— В деревне! — Олег махнул рукой.

— Б-бей десять пе… пенальтиков! Если не забьешь пять, что с то… с тобой делать?

Игра расстроилась. Все собрались возле Славки и Олега. Олег пожал плечами:

— Становись.

Славка, отсчитав одиннадцать больших шагов, поплевал на руки и встал в ворота. Первый мяч он пропустил, зато два других взял.

— Те… тебе и трех не за… не забить, — расхрабрился он.

Но Олег забил подряд семь.

СОБАКА И ЕЩЁ ДВОЕ

На Покровку возвращались втроём. Расстроенный Славка держался позади. Олег был доволен: всё шло как по маслу. Теперь можно начинать разговор о деле.

Но первым спросил Виталька:

— Угостила Граммофониха яблочком?

Олег промолчал.

— Ну, видел ты её сад? Или она тебя к себе не пускает?

— Захочу — и сам пролезу, — начал Олег, — запросто!

— Б-брось! — подал голос Славка. — Н-ам не п-пролезть вдвоем, а он п-пролезет! Не слушай его, Виталька!

— Я зря не говорю. Ты убедился? Или, может, тебе мало?

Славка обиженно засопел:

— Я с-сегодня не в форме.

— А-а, — участливо протянул Олег, — тогда другое дело. Когда будешь в форме, позвони мне в Ленинград.

— Хватит воображать, — прервал Виталька. — Он в деревне живёт, а ты где… А к Граммофонихе слазить надо. Только как? — Он почесал затылок… — Ничего нельзя придумать.

— Н-нева, ты же хва… хвастал, что знаешь, как залезать?!

Тот пожал плечами:

— Очень просто. Но вы же мне не верите. Нужна собака и ещё двое.

Приятели переглянулись. Славка рукой позвал Витальку, они отошли в сторону и стали совещаться. Видно было, что Виталька что-то доказывает приятелю, а тот не соглашается. Олег терпеливо ждал, стараясь не выдать волнения. А вдруг они не согласятся?

Наконец Виталька крикнул:

— Иди сюда, Нева!

Славка не глядя буркнул:

— Ладно, да… давай вместе. Го… говори.

— Стойте, не сразу. Вы сперва дайте слово, что будете меня слушать и делать всё по моему приказу.

— Вот е… ещё!

Олег усмехнулся и сделал вид, что уходит.

— Постой, постой! Не торопись ты, Славка. Конечно, кто-то должен командовать. Нева придумал, как лезть, пусть и командует. Я даю слово, что буду тебя слушать.

— Так. Ну а ты?

— Бу… буду.

— Посмотрим!

И Олег выложил им план штурма.

— 3-здорово! — в первый раз улыбнулся Славка.

— Ничего не здорово! Не дам я Рекса. Вам его не жалко, а мне жалко, — отрезал Виталька.

Этого Олег больше всего боялся, но тут выручил Славка:

— Ты же говорил, что там дворняги! Неужели Рекс двор… няг испу… г-гается? — крикнул он.

— Никого он не испугается, — задетый за живое, отозвался Виталька. — Ладно, так и быть, давайте.

— Смотрите, чтобы не отступать! Потом скажете: мама не пустила или дедушка заболел!

В САДУ

Славка решил не ложиться спать. Опасался, что проспит. В двенадцать надо быть на месте. Уйти ему будет нетрудно: дед в десять засыпает и, хоть из пушки пали, — не разбудишь. Тем более, сегодня он наработался, устал: вон ещё только девять, а он то и дело зевает. Сейчас он, как всегда, возьмёт свою газету, почитает пять минут и захрапит. Но Славке ложиться нельзя. Он спит ещё крепче деда. Мать говорила не раз: «Если мой Славка спит, то свинья ему может пятку отгрызть, он все равно не проснется!»

А здорово же придумал этот ленинградец, восхищается Славка. Не то что он: вздумал в милицию идти. Эх, голова, только деньги на яблоки зря потратил! Будет тебе милиция всякими пустяками заниматься. «Займёмся на досуге»… Будто у них досуг есть! Днём и ночью на посту стоят, откуда у них досуг. Жаль трех рублей… Вот бы Граммофониха посмеялась, если бы узнала, как он её разоблачить хотел. Главное, никому говорить нельзя, даже Витальке. Тот и то высмеет.

Да, а как же Виталька из дома уйдет? У него мать чуткая. Должен уйти, раз обещал ленинградцу. За того-то беспокоиться нечего, тот откуда хочешь уйдет!

— А-а-а, — протяжно зевнул дед. — Ты что же спать не собираешься?

— Сейчас, сейчас. Только жу… журналы погляжу.

— Ну, посиди. Утром подольше поспишь. А я лягу. — Он снова зевнул. — Дай-ка мне, милый, «Известия».

Он лег на свою койку, укрылся солдатским одеялом; Славка подал ему «Известия», подвинул настольную лампу. Дед зашелестел газетой и почти сразу же воскликнул:

— Смотри-ка! Ну просто точь-в-точь! Мать солдатская пишет!

Славка из-за его головы увидел заголовок: «Сад солдата».

— Прочитай вслух, дед, — заинтересовался он.

— «Садик у меня — тридцать сотых гектара. С сыном еще до войны заложили», — читал дед, и голос его задрожал. — Как мы с Андреем…

Дядю Андрея Славка знает только по фотографии, что у деда над койкой. Он был старше Славкиного отца и пошел в армию в первый же день войны. Погиб он в сорок третьем году, здесь, в Смоленске. Но где его могила, никто не знает.

Дед продолжал: «Сад вырос, а сын так и не попробовал спелых черешен. Он не вернулся с фронта…»

— Дед! — закричал Славка. — Не смей плакать! Ну дед… не… не… — У него самого защемило в горле, и он больно закусил губу, чтобы не зареветь.

— Ничего, ничего, Славик. Ну-ка: «Прошу вас помочь сохранить этот садик до конца дней моих… — стал читать он, — как светлую память моему сыну. Ему не поставили памятника. Всем не поставишь. Так пусть же этот сад и станет ему памятником».

Славка сидел на краю койки и, как мог, успокаивал деда.

— Ладно, ладно, — вздыхал тот, — ничего… Двадцать лет прошло, а боль всё та же. Чуть затянуло, словно пеплом подернуло, а тронь — там огонь живой, красный. Но я хочу, чтобы мой памятник не только до конца дней моих остался… сколько мне жить-то ещё… пусть память будет всегда! Отдам я сад, слышишь, Славка? Передам в школу, а сам, пока силы есть, буду ухаживать, ребят учить. Ребята будут всегда-всегда жить…

— И на… написать: «Сад имени А-андрея Вихрова»!

— Не обязательно. Не один он погиб. Память, она сама по себе живёт, её только уважать надо. А такие, как Граммофониха, этого никогда не поймут! На какой земле живут, а? Тьфу!

— А почему она та… такая жадная?

— От лени, внук. От страха. Всю жизнь не работала и теперь боится старости. Мне ничего не страшно, я, пока жив, не пропаду, — работа прокормит! Я после войны сюда на голое место пришёл, а вон, какой сад шумит. А у неё, видишь ли, там осколки да ямы еще! Эх, поглядеть бы, что там делается!

— Посмотрим сегодня, — вырвалось у Славки.