Отойдя на порядочное расстояние вдоль рифа, мои товарищи обнаружили резиновый плот, который лежал, покачиваясь, наполненный водой. Они вылили из него воду и подтащили его обратно к разбитому плоту; тут мы до отказа нагрузили его самым необходимым — радиостанцией, продовольствием и бутылями с водой. Все это мы перетащили через риф и сложили в кучу на самую верхушку огромной коралловой глыбы, которая одиноко возвышалась на внутренней стороне рифа, напоминая огромный метеорит. Затем мы отправились обратно к месту крушения за новым грузом. Разве могли мы знать, какой вышины достигнут волны, когда на нас устремятся приливные течения?

На мелководье с внутренней стороны рифа мы заметали какой-то предмет, ярко блестевший на солнце. Когда мы вброд подошли, чтобы поднять его, мы увидели, к нашему удивлению, две пустые консервные банки. Это оказалось не совсем то, на что мы надеялись; еще больше мы поразились, когда увидели, что маленькие банки были совершенно светлые и лишь недавно открыты, а этикетки на них с надписью «ананас» были в точности такие, как на банках из новых полевых рационов, которые мы сами испытывали по поручению интендантского управления. Конечно, это были наши собственные банки из-под ананасов, выброшенные после последней трапезы на борту «Кон-Тики». Мы все время плыли вслед за ними до самого рифа.

Мы стояли на острых шероховатых коралловых глыбах и, ступая по неровному дну, брели в воде то по щиколотку, то по грудь — в зависимости от глубины русел и каналов среди рифов. Анемоны и кораллы придавали всему рифу вид какого-то скалистого сада с мхами, кактусами и окаменелыми растениями, красными, зелеными, желтыми и белыми. Все цвета были здесь представлены либо кораллами, либо водорослями, либо раковинами и морскими моллюсками, либо фантастическими рыбами, которые извивались повсюду вокруг нас. В более глубоких каналах в прозрачной воде мы видели небольших акул длиною в метр с лишним, подкрадывавшихся к нам. Но стоило шлепнуть по воде ладонью, как они поворачивали в сторону и отплывали на почтительное расстояние.

Там, где мы были выброшены на риф, нас окружали лишь лужи воды с кое-где выступавшими островками влажных кораллов, а дальше простиралась спокойная синяя лагуна. Шел отлив, и все новые коралловые островки выступали из воды, а прибой, беспрерывно грохотавший вдоль рифа, стал ниже, как бы опустившись на один этаж. Что произойдет здесь, на узком рифе, когда начнется прилив, трудно было сказать. Нам надо уходить.

Риф, напоминая наполовину погруженную в воду крепостную стену, тянулся к северу и к югу от нас. У южного края виднелся длинный остров, густо поросший лесом из пальм. А к северу, вблизи от нас, на расстоянии 600–700 метров находился другой, но значительно меньший остров, также поросший пальмами. Он лежал с внутренней стороны рифа; верхушки пальм поднимались к небу, а белоснежные песчаные пляжи спускались к тихой лагуне. Весь островок походил на огромную зеленую корзину цветов или на миниатюрный рай. На этом острове мы и остановили свой выбор.

Герман стоял рядом со мной, и широкая улыбка сияла на его бородатом лице. Он не произнес ни слова, только протянул руку и тихо засмеялся. «Кон-Тики» все еще сидел на наружной стороне рифа, и брызги прибоя перелетали через него. Он был инвалидом, но почетным инвалидом. На палубе все было исковеркано, но девять бальсовых бревен из киведских джунглей в Эквадоре были по-прежнему совершенно целы. Они спасли нам жизнь. Океан поживился немногим из нашего груза, а то, что мы сложили внутри каюты, осталось в полной сохранности. Мы сами сняли с плота все, что представляло какую-нибудь ценность, и теперь наше имущество лежало в безопасности на вершине огромной накаленной солнцем скалы на внутренней стороне рифа.

С тех пор как я спрыгнул с плота, мне поистине не хватало наших лоцманов, которые раньше скользили в воде впереди нас. Теперь большие бальсовые бревна лежали поверх рифа, погруженные в воду на каких-нибудь 15 сантиметров, и под носом плота извивались коричневые морские моллюски. Лоцманы исчезли. Золотые макрели исчезли. Лишь неизвестные плоские рыбы с павлиньей окраской и тупым хвостом деловито скользили взад и вперед между бревнами. Мы прибыли в новый мир. Юханнес покинул свою дыру. Он, без сомнения, нашел здесь другое убежище.

Я в последний раз осмотрелся на плоту и заметил крошечную пальму в сплющенной корзине. Из глазка кокосового ореха выступал стебель длиной в 45 сантиметров, а снизу торчали два корня. Я зашагал вброд к острову, держа в руке этот орех. За несколько шагов впереди от себя я увидел Кнута, который весело брел по воде к берегу, держа под мышкой модель плота; он смастерил ее во время путешествия, затратив немало времени. Вскоре мы обогнали Бенгта. Он был превосходный эконом. С шишкой на лбу, с мокрой бородой, с которой капала морская вода, он шел согнувшись и подталкивал ящик, который принимался танцевать перед ним всякий раз, как в лагуну попадал поток воды от разбившихся у наружной стороны рифа бурунов. Он гордо приоткрыл крышку ящика. Это был кухонный ящик, а в нем примус и кухонные принадлежности в полном порядке.

Я никогда не забуду этого перехода по рифам к чудесному острову, поросшему пальмами, который становился все больше по мере того, как мы приближались к нему. Когда я добрался до солнечного песчаного берега, я сбросил ботинки и шел, зарываясь пальцами ног в теплый, абсолютно сухой песок. Мне как бы доставлял наслаждение вид каждого следа, оставшегося на девственном песчаном берегу, уходившем вверх к пальмовой роще. Вскоре кроны пальм сомкнулись над моей головой, а я все шел вперед к центру крошечного острова. Зеленые кокосовые орехи висели под макушками пальм, а какие-то пышные кусты были густо усеяны белоснежными цветами, которые пахли так сладко и упоительно, что у меня стала кружиться голова. Две совершенно ручные крачки порхали над моими плечами. Они были такие белые и легкие, что напоминали крохотные вытянутые облачка. Маленькие ящерицы выскальзывали из-под ног; самыми главными обитателями острова были большие кроваво-красные раки-отшельники, медленно ползавшие во всех направлениях с украденными раковинами улиток величиной с яйцо, в которых была спрятана их мягкая задняя половина тела.

Я был совершенно потрясен. Я стал на колени и запустил пальцы глубоко в сухой теплый песок.

Путешествие окончилось. Мы все были живы. Мы высадились на маленький необитаемый остров Южного моря. И что за остров! Торстейн подошел ко мне, сбросил мешок, растянулся на песке и, лежа на спине, смотрел на верхушки пальм и на легких, как пушинки, белых птиц, которые бесшумно кружились над нами. Вскоре мы все шестеро лежали здесь. Герман, всегда полный энергии, вскарабкался на небольшую пальму и сбросил гроздь зеленых кокосовых орехов. Нашими ножами-мачете мы срезали их мягкие верхушки, как будто это были яйца, и, запрокинув головы, стали пить самый восхитительный в мире освежающий напиток — сладкое холодное молоко молодого, незрелого плода кокосовой пальмы. С наружной стороны рифа снова доносился монотонный барабанный бой стражи, охранявшей «ворота рая».

— В чистилище было несколько сыровато, — сказал Бенгт, — но рай примерно таков, каким я его себе представлял.

Мы блаженно растянулись на земле и улыбались белым пассатным облакам, проплывавшим на запад высоко над вершинами пальм. Теперь мы больше не следовали беспомощно за облаками; теперь мы лежали на твердой земле неподвижного острова, в настоящей Полинезии.

И пока мы лежали, растянувшись, буруны у рифа грохотали, как поезд, — туда и сюда, туда и сюда, вдоль всего горизонта.

Бенгт был прав: мы попали в рай.