Во-вторых: что касается до неудовольствия судьи Лисмахаго, то должен сказать, non flocci facio; 77 я не стал бы умышленно поносить ни одного христианина, если только он заслуживает таковым именоваться. Но, сказать правду, я весьма удивлен, что не отрешают от должности сих бродяг иностранцев, коих не без основания можно подозревать в недоброжелательстве к нашему превосходному устройству церкви и государства. Боже упаси, я отнюдь не хочу быть несправедливым и не утверждаю положительно, что названный Лисмахаго не лучше, чем переодетый иезуит, но готов totis veribus 78 настаивать и свидетельствовать, что со дня своего назначения на должность его ни разу не видели intra templi parietes 79, иначе говоря, в приходской церкви.

В-третьих: касательно того, что произошло за столом у мистера Кендела, когда упомянутый Лисмахаго был столь груб в своих порицаниях, то должен вас, сэр, уведомить, что я вынужден был удалиться не из боязни его грозных обвинений, которые, как уже было сказано, не стоят и выеденного яйца, но исключительно по причине неожиданных последствий, вызванных съеденной за обедом рыбой усачом, каковая, чего я не знал, в известные времена года является сильнейшим слабительным, как упоминает Гален в одной из своих глав.

И, наконец, в-четвертых: относительно того, как попали в мои руки эти письма, сие касается только моей совести. Достаточно сказать, что я полностью удовлетворил тех, на хранении которых они находились, и, надеюсь, удовлетворил теперь также и вас в такой мере, что можно подписать наше соглашение и безотлагательно приступить к работе.

В ожидании чего остаюсь, уважаемый сэр, покорный ваш слуга Джонатан Дастуич. Абергеванни, 4 августа

Р. S. Предполагаю, deo volente 80, повидаться с вами в столице ко дню всех святых, когда я буду иметь удовольствие переговорить о рукописях проповедей некоего ныне покойного священника — пирог доброй закваски на теперешний вкус публики. Verbum sapienti 81 и т. д.

Дж. Д.

Его преподобию Джонатану Дастуичу, в…

Сэр!

Я получил (о почте ваше письмо и рад переговорить с вами о рукописях, которые я вручил вашему другу мистеру Бену, но не могу согласиться на предложенные условия. Подобные дела столь ненадежны… Любые писания — лотерея… Я столько потерял на сочинениях лучших нынешних писателей. Можно было бы многое рассказать и назвать имена, но не стоит… Вкусы в Лондоне столь изменчивы. Столько было издано недавно писем о путешествиях: Смоллета, Шарпа, Деррика, Тикнесса, Балтимора, Баретти, Сентиментальное путешествие Шенди… Публика, кажется, сыта по горло сим родом развлечений.

Однако, буде вам угодно, я пойду на риск напечатать и издать книжку, и вы получите половину дохода с издания… Но не затрудняйтесь и не привозите мне ваших проповедей. Кроме методистов и диссентеров, никто проповедей не читает. К тому же я решительно ничего не понимаю в подобных сочинениях, а те два лица, на чье суждение я полагался, теперь отсутствуют: один уехал в чужие края, поступив плотником на военный корабль, а другой настолько глуп, что скрывается от судебного преследования за кощунство… Я много потерял из-за его отсутствия… Он оставил у меня на руках наполовину законченное руководство по благочестию, а получил от меня за все сочинение сполна… Он был самый основательный богослов из всех моих людей, у него было самое ортодоксальное перо, и мне еще не случалось видеть, чтобы здравый смысл ему изменил, разве что когда он удрал по упомянутой причине от своего куска хлеба с маслом…

По вашим словам, вы не боитесь оскорбленья действием со стороны Лисмахаго, но этим только лишаете себя выгод, которые можно извлечь из доброй тяжбы, а к тому же возможности притянуть его к суду. Во время последней войны я напечатал в моей вечерней газете заметку, полученную по почте и осуждавшую некий полк за его поведение во время битвы. Офицер упомянутого полка явился в мою книжную лавку и в присутствии моей жены и помощника пригрозил отрубить мне уши. Чтобы убедить свидетелей, я прикинулся, будто страшусь оскорбления действием, и поэтому мне удалось привлечь его к суду; обвинение было доказано, и я выиграл дело.

Что до бичевания, то вам его нечего бояться и нечего о нем думать… За последние тридцать лет только одного издателя наказали плетью, привязав к повозке; это был Чарльз Уотсон, и он уверял меня, что боль пустячная. Палата лордов не раз угрожала К. С., но угрозы ни к чему не привели. Если будет возбуждено обвинение против вас как лица, опубликовавшего эти письма, я думаю, что у вас хватит совести и ума, чтобы явиться в суд… Если вас приговорят к позорному столбу, будущее ваше обеспечено… По нынешним временам, сие есть верный шаг к славе и повышению по службе. Я буду рад, если мне удастся оказать вам помощь.

Искренне ваш Генри Дэвис.

Лондон, 1 августа

Прошу вас, передайте привет моему кузену Мэдоку… Я отправил для него, оплатив пересылку, книгопродавцу Саттону в Глостере календарь и придворный справочник, которые прошу его принять как ничтожный знак моего к нему уважения. Моя жена, большая любительница подсушенного сыра, шлет ему привет и просит узнать, есть ли у него для продажи в Лондоне такой же сыр, какой он любезно нам прислал в прошлом году на святки.

Г. Д.

Роман Смоллета «Путешествие Хамфри Клинкера» был задуман и начат автором в 1368 году, незадолго до отъезда в Италию, где Смоллет кончил свои дни в небольшой деревушке в четырех милях от Ливорно. В этой деревне и была в 1771 году завершена работа над романом. Перед смертью Смоллет успел узнать о большом его успехе в Англии.

В романе отразились впечатления от путешествия на родину, в Шотландию, в 1766 году, впечатления от Бата, где за год перед этим и год спустя Смоллет проходил курс лечения. Роман имеет, однако, и чисто литературные источники, в частности книгу Кристофера Энстея «Новый путеводитель по Бату» (1766), представлявшую собой собрание писем некоего семейства, проводящего сезон на водах в Бате. Некоторые герои «Хамфри Клинкера» восходят к героям Энстея, но литературные качества этих книг, разумеется, не сопоставимы.

Хорошо встреченный при своем появлении, этот роман впоследствии меньше влиял на английскую литературу, чем такие произведения Смоллета, как «Приключения Родрика Рэндома» и «Приключения Перигрина Пикля», однако всегда оставался образцом зрелого мастерства Смоллета. За пределами Англии наибольшим успехом этот роман пользовался в Германии, где до конца века вышел, как и два других упомянутых его романа, несколькими изданиями. В Россию роман «Путешествие Хамфри Клинкера» проник из Германии. В 1789 году Иваном Захаровым было переведено с немецкого «Путешествие Гумфрия Клинкера, сочинение г. Смоллета». Настоящий перевод впервые опубликован в 1953 году Гослитиздатом.

Ю. Кагарлицкий

Валлиец — уроженец Уэльса.

…deerant quoque littora Ponto. — «У Черного моря не было берегов» — стих Овидия из его «Понтийских посланий», которые поэт писал с берегов Черного моря (с побережья нынешней Румынии), куда он был сослан римским императором Августом в 9 г. и, э. Игра слов, о которой упоминает Дж. Мелфорд, заключается в совпадении прозвища утонувшей его собаки Понто с названием Черного моря (Pontus). Таким образом, стих Овидия может быть переведен: «У Понто не было прибежища».

…возбуждают деятельность животного организма. — В письмах, посвященных описанию известных в Англии курортов с минеральными источниками, Смоллет выступает в роли медицинского эксперта по вопросу о действии минеральных вод. Для такой роли он считал себя вполне подготовленным, ибо за восемнадцать лет до написания «Хамфри Клинкера» сочинил «Очерк об употреблении минеральных вод». По этот очерк не принес ему степени доктора медицины, на что он рассчитывал.