Животная жизнь в Гоби зимой весьма однообразна. Дзэ-ренов во время нашего путешествия встречалось очень мало по причине плохого урожая в предшествовавшее лето травы. Но в урожайные на траву годы эти антилопы прикочевывают на зиму в пустыню большими стадами из окрестных высоких стран, в особенности если в этих последних выпадает глубокий снег, затрудняющий проискание пищи травоядным. Самая мягкость гобийской зимы, должно быть, также привлекает дзэренов на это время года в пустыню. Кроме антилоп, в Гоби на зиму прикочевывают иногда и стада джиге-таев из Северо-Восточной Монголии, в которой их очень много {98}. Гонимые холодом и бескормицей из этой суровой страны, они переселяются на зимние месяцы в восточную часть пустыни и возвращаются весной на север. В летнее же время крупные млекопитающие могут только в весьма ограниченном количестве пребывать в Гоби, размещаясь поблизости ее немногих источников. Зимующих птиц мы также очень мало встречали в Гоби. Монгольские жаворонки (Melanocorifa mongolica), клушицы (Fregilegus graculus), пегие галки (Colaeus dauricus), степные курочки (Syrrhaptes parodoxus) и черные вороны (Corvus orientalis) — вот почти все птицы, которых мы видели на пути.
В здешней Гоби кочуют монголы-сунниты {99}, аймак которых, состоящий из двух хошунов (цзун-сунниты и барун-сунниты), не входит в состав Халхи. От халхасцев сунниты разнятся несколько языком и обычаями. Близ дороги живут преимущественно бедняки, из которых большинство не имеет вовсе скота и питается подаяниями проходящих караванов, заготовляя для них аргал на топливо и прочищая колодцы. Наш добродушный подрядчик-лама раздавал им почти на всякой станции кусочки кирпичного чая, распиленного для этой цели еще в Калгане, и нередко кормил их остатками мяса; помогали этим беднякам и наши казаки, поившие их чаем и отдававшие им остатки своего обеда.
На пути из Калгана в Ургу нам почти ежедневно встречались караваны и вереницы порожних верблюдов, шедшие в Калган. Караваны следовали с разным русским товаром из Кяхты, а из Урги везли овчины, сырые кожи, доски и брусья; вереницы же порожних верблюдов направлялись за чаем. Из Калгана в Кяхту, кроме чая, доставляются еще шелковые материи, преимущественно чи-чунь-ча, и китайский сахар-ле-денец для старообрядцев Забайкальской области, предпочитающих его русскому по той причине, что он будто бы постный. Иногда привозят в Кяхту и мороженый виноград из Внутреннего Китая.
Из Урги отправляется в Калган и в Гуй-хуа-чен множество досок и брусьев. Нам в течение месяца пути встретилось по крайней мере 20 караванов с этими материалами. Приготовлением досок и брусьев для Внутреннего Китая занимаются лесопромышленники-китайцы, проживающие в Урге. Лес добывается из высоких Гентейских гор в расстоянии от 80 до 150 верст к северо-востоку от Урги и большею частью сплавляется весною в этот город по р. Толе. Летом его перепиливают на доски и брусья, а осенью и зимою отправляют их на обратных верблюдах, пришедших в Ургу с чаем, в Калган и в Гуй-хуа-чен. Хотя наем обратного верблюда обходится несравненно дешевле, чем нарочного, но все-таки за него от Урги до Калгана платится около 12 кредитных рублей, а как на каждого из них грузят не более 12 пудов дерева, то, следовательно, доставка одного пуда досок и брусьев из Урги до Калгана стоит не менее одного рубля на наши кредитные деньги, а до Гуй-хуа-чена — около 90 копеек.
По караванной дороге ходит, между прочим, и наша, русская, почта. Она направляется из Кяхты чрез Ургу, Калган и Пекин до Тяньцзина. На пространстве от Кяхты до Калгана ее содержат местные монголы по найму от нашего правительства, а от Калгана до Тяньцзина, также по найму, — китайские мусульмане. Легкая почта с простой корреспонденцией отправляется из Кяхты через каждые 10 дней и прибывает в Калган на 12-й или 13-й день. Тяжелая же почта с денежной корреспонденцией и посылками отходит из Кяхты раз в месяц и следует в сопровождении двух казаков до самого Тяньцзина. Путь от Кяхты до Калгана она проходит в 21–22 дня. Русской почтою пользуются не только наши соотечественники, проживающие в Урге, Калгане, Пекине и Тяньцзине, в которых имеются почтовые конторы, но и китайцы. Им дозволяется пересылать по ней простую корреспонденцию на общих основаниях, и китайцы пользуются этим правом, отправляя массу писем, преимущественно из Калгана в Маймайчен и обратно, так как китайская почта существует только для правительственных надобностей, а частные лица лишены права пересылать что-либо по ней.
От станции Ирен у небольшого соленого озера местность по направлению к северо-западу становится еще более волнистой, а местами даже гористой. Невысокие кряжи, состоящие преимущественно из красного гранита, прорвавшего известняки и глинистые сланцы, встречаются чаще, чем в южной половине. Обширные же равнины, напротив, в северной части редки. В ущельях гор, по берегам сухих русел временных потоков, тут растут местами ильмы, тянущиеся в виде извилистых аллей. Солончаков и соленых озер в северной половине Гоби, по-видимому, меньше, а песчаных пространств почти вовсе не встречается. Вода в колодцах северной части несколько лучше, чем в южной, но глубина их везде одинакова.
На половине дороги мы останавливались на двое суток: наш подрядчик попросился съездить домой, верст за пятьдесят к востоку от дороги, для перемены нескольких усталых верблюдов. Через двое суток работники его привели свежих верблюдов и мы отправились далее. Погода почти во все время нашего переезда через Гоби стояла очень хорошая: дни были большей частью солнечные, тихие и теплые — настоящие весенние, а ночи необыкновенно звездные. В эти прекрасные ночи мы очень часто любовались восхождением первой величины звезд, выступавших из-под горизонта ярко блестящими точками. Звезды третьей величины ясно можно было различать близ самого горизонта. 17 марта мы увидели вестников весны — журавлей. Они летели на север, но там, должно быть, еще царила зима, потому что птицы вскоре поворачивали назад, кружились подолгу на большой высоте, высматривая воду, и, не видя ее, отлетали обратно на юг.
Близ станции Уйцзын окончилась Гоби, не имеющая и на севере резкой границы, а переходящая постепенно в весьма волнистую степь. Насажденные кряжи стали еще выше, и у подножий их часто встречались глинистые сланцы, прорванные красным гранитом, и обнажения серых кристаллических известняков. В иных местах кряжи, переплетаясь между собою посредством отрогов, придают местности горный характер; в других среди открытых волнообразных равнин воздымаются отдельные высоты, состоящие из одиноких массивов или горных групп из красного гранита. Но источники все-таки встречаются редко.
По выходе из Гоби растительность с каждой станцией к Урге становилась заметно лучше; по сторонам дороги паслись стада дзэренов; сурки уже проснулись от зимней спячки, но норки других грызунов, пищух и сусликов, были еще не откупорены своими обитателями. В каждой жилой норке торчала плотная затычка из травы. На одной из станций мы видели монгола, охотившегося за сурками с собакой. Притаившись поблизости сурочьей норки, у которой заметны были свежие следы, он выжидал появления из нее сурка и, когда этот последний отбегал на несколько шагов от норки, спускал на него собаку. 25 марта на одной из весенних луж заметили мы в первый раз уток.
Наш лама, остававшийся несколько дней дома, догнал нас за три станции до Урги. С ним прибыла его невестка с четырьмя малолетними детьми, которых везла в двух корзинках, повешенных по обе стороны верблюда, а сама ехала на том же верблюде верхом. В каждой корзинке было посажено по два ребенка, закутанных в шубы, и по два щенка, чтобы от них детям было теплее, как объяснила нам монголка. Вместе с ламой приехал его родственник — молодой, очень красивый монгол с женой. Вся эта компания последовала с нами в Ургу на богомолье.
Верстах в шестидесяти от Урги мы стали различать на горизонте высокие горы Хан-ула. Две последние станции до города пришлось сделать по снегу, лежавшему в окрестностях Урги еще толстым слоем. Абсолютная высота страны, возраставшая постепенно от Гоби, и приближение к северу давали себя чувствовать: в последние дни путешествия погода стояла очень холодная с пронзительным северо-восточным ветром — самым неприятным в Монголии зимой. Кругом царила зима, с которой мы напрасно простились еще в Гоби, увидев вестников весны. В 20 верстах не доезжая Урги, мы приблизились к высокому лесистому кряжу Хан-ула. Густые хвойные леса покрывают склоны и ущелья этого кряжа и производят отрадное впечатление на путешественников, давно не видавших древесной растительности. Подъезжая к городу, мы встретили на дороге несколько убогих постоялых дворов для монголов, следующих с караванами, и, переправившись по толстому льду через р. Толу, вскоре прибыли в китайскую часть Урги, называемую Маймайченом, а оттуда в русское консульство, где были радушно приняты нашим консулом в этом городе Я. П. Шишмаревым. На переезд из Калгана в Ургу мы употребили ровно месяц, делая ежедневно средним числом около 35 верст в два приема: половину утром, от восхода солнца до полудня, а другую с 4 часов пополудни до 10 вечера, да двое суток простояли на половине дороги. Расстояние между Калганом и Ургой по прямому караванному тракту, которым мы следовали, простирается приблизительно до 960 верст.
