— Товарищи! — на повышенных тонах сказал начальник «закоси-бэтэ». — У нас чрезвычайная ситуация! Точнее, не у нас, не в нашей службе, а в оперативно-поисковой… но это сейчас не имеет значения! Полчаса назад в Гатчине неизвестными похищен сотрудник «наружки», ведший наблюдение за ОПГ Дадашева и Нахоева! Операция «Эскулап» под угрозой срыва…

Вика и Ролик, ополчившись, стояли против насупленного, молчаливого Лехельта. Маринка занимала на тротуаре промежуточную позицию — между Андреем и ими, но все же чуть ближе к Андрюхе. Говорила Вика, подперев бока.

— Ты совсем офигел со своей службой! Подумаешь — правдивей; нашелся! Борец за чистоту рядов! Что он тебе такого сделал?! Какое ты имел право руки распускать, если ты такой правильный?! Очень крутой, да?! Крепкий орешек?! Видака насмотрелся?! А вот я сейчас тебе как дам!..

Рослая, рыжая, встрепанная, она все подступала и подступала к Лехельту, грозя кулаками. Он даже подивился тому недетскому пылу, с которым девочка защищала своего избранника. Ролик топтался у нее за спиной. Нос его слегка распух и скособочился. Он тянул Вику за рукав и гнусаво повторял:

— Да хватит, слышь… Да мы сами разберемся…

— Чего вы разберетесь! Он тебе нос сломал! Теперь надо рентген делать, гипс в ноздри запихивать!

— Я же не виноват, что у него такой длинный шнобель! — злобно ухмыльнулся Лехельт. — Пусть радуется, что только носом отделался! Вообще, чего вы приперлись?! Валите отсюда, не мешайте работать!

Андрей стоял на посту у задних ворот Гатчинского рынка в своем привычном типаже молодого скрипача и вел наблюдение за машинами, покидающими вотчину Дадашева. Встреча «скрипача» с друзьями и даже уличная ссора не демаскировали его, он злился оттого, что Вика защищала Ролика, а еще больше от молчания и отстраненности Маринки. Уж она—то должна понять и поддержать его против этой Рыжей!

— Мне за него выговор влепили! — совсем не по теме воскликнул он.

— А! Ты за выговор так озверел?! Шестерка несчастная!

— При чем тут выговор! — обиделся Лехельт. — Почему ты на меня наезжаешь?! Он, — Андрей выставил палец в сторону сутулого Ролика, — предатель! Крыса! Он продавал информацию на сторону! А я-то, дурак, никак не мог понять, отчего у нас такие странные задания! А это, оказывается, подставы! Валентин с Миробоевым классно тебя развели, да?!

— Давай разберемся! — возразил Ролик, держась поодаль. — Разберемся, да? Кому был вред от того, что я делал? Я же не дурак, соображал, что продавать… Ну, сказал я одному «виперу», какие дела крутит контора по другому толстопузу! Какая тут государственная измена?! Чего вы все взбесились! Если тебе завидно, что я деньжат срубил и машину купил, так и скажи! А то щеки надуваете все…

Старый немецкий рыдван пятнадцатилетней давности, на котором они и приехали к Лехельту на разборки, ждал Ролика за углом.

—Не я, так кто-нибудь другой это слил бы, да еще дороже! Меня из-за конкуренции и выперли, если хочешь знать! Потому что цены сбивал и не делился!

—Торгаш бакинский! — презрительно сказал Андрей. — У нас тебе не лавочка! Вали отсюда, а то скрипку вместо галстука на шее унесешь!

—Козел! — окрысилась Вика. — Коммунистический недоумок! Гестаповец!

—Ах ты… ты… — Лехельт запнулся, не находя слов, обиделся и замолчал.

Маринка смотрела как-то… мимо; не осуждающе, не одобрительно. Безразлично. Она не хотела, чтобы это ее касалось. Происходящее было далеко от тех красивых идеалов, к которым она стремилась. Вслед за Роликом и шипящей от возмущения Викой она пошла к их машине, прекрасная, спокойная, вежливо помахав Андрею кончиками пальцев. Лехельт, замерзший, в зашмыганном пальтишке, в своей синей шапчонке, огорченно смотрел ей вслед. Когда-то это должно было случиться.

— Оттепель… — сказал он ей. — Морозы спали. Ты бы уехала куда-нибудь… на недельку…

Он не первый раз говорил ей это. Но она не поняла его.

Чувствуя в груди гнетущую близость нелегкого, но необходимого решения, Маринка миновала витрины забегаловок и сделала еще несколько шагов за угол, когда вдруг что-то отвлекло ее от сосредоточенного, бессловесного думания. Она остановилась, безотчетно глядясь в стекло и поправляя черные пышные волосы, соображая, что изменилось вокруг за эти два десятка шагов. Потом вернулась на две витрины назад. За стеклом сидели за столиком трое и премерзко ей улыбались.

Это были кидалы из розовой развалюхи, несколько дней тому подрезавшие машину ее клиента. Они ничем не выражали угрозу или даже неприязнь. Сам факт того, что она имеет к ним какое-то отношение, раздражал и обеспокоил Маринку. Этого не должно было быть в ее жизни.

Этот факт принадлежал жизни Лехельта. Там он, наверное, имел какое-то значение, и Маринка пошла назад, чтобы рассказать Андрею. Серый фургончик загородил ей вид на то место, где минуту назад стоял маленький Скрипач. Бородатый человек в темной, некрасивой, дурно пахнущей одежде закрыл двери фургончика. Второй, низенький, что-то бросил из охапки в мусорный бак неподалеку.

Не видя Андрея нигде вокруг, став вдруг осторожной, Маринка нащупала в кармане куртки и скомкала в кулак какую-то ненужную бумагу. Оглянулась, будто в поисках мусорной урны, и приблизилась к баку.

На грязном дне пустой помойной посудины лежали футляр, смычок и раздавленная скрипка.

Позади нее раздался шум мотора. Открылась дверца подкатившего рыдвана, и гордый автомобилист Ролик, несколько грассируя в сломанный нос, независимо спросил:

— Ты едешь?!

Она поспешно села к ним на заднее сиденье и, не отрывая глаз от серого фургончика, катившего неспешно впереди, принялась по привычке обдумывать и анализировать увиденное. Ролик вознамерился лихо обогнать фургончик и устремиться по шоссе к Питеру. Испуг и безотчетное нежелание терять грузовичок из виду вывели Маринку из задумчивости.

Кратко, взволнованно рассказала она Ролику и Вике то, что только что увидела.

— И Андрея там не было? — подозрительно переспросил Ролик, притормаживая, бросая взгляд через плечо.

— Распсиховался, бросил свою пищалку и ушел, — предположила Вика, еще в запале ссоры с Лехельтом.

Ролик уже не сводил глаз с подозрительной машины впереди.

— Как ты можешь так говорить! — с восточным запалом вскричал он. — Это же твой брат!

— Какой он брат! Гестаповец!

— Не говори так никогда про родственников! — наставительно возразил бывший стажер, достал подчеркнуто небрежным жестом мобильник, набрал номер базы.

— До свиданья, — едва заслышав его голос, ответил ему Дима Арцеулов и положил трубку.

— Какие все гордые… — кривляясь, сказал Ролик и снова набрал номер. — Дмитрий Аркадьевич! Я в Гатчине! У нас на глазах с улицы исчез Дональд! Только скрипка от него осталась! Выйдите на его наряд, пусть они…

— Не учи меня, что мне делать, — достаточно твердо, хоть и невесело ответил Волан и, подумав, добавил: — Перезвони.

После третьего звонка Арцеулов заговорил с Роликом прежним тоном, как будто ничего не случилось в службе и на базе. Голос его был озабоченный, принудительно-спокойный и спешный.

— Ролик, Дональд на связь с нарядом не выходит. Старый с Пушком сейчас снялись с поста, прочешут район и пойдут за вами. Давай номера фургончика, марку! Может быть, ты прав… Ты в машине один?

— Один, — сказал Ролик, покосившись на девушек.

— Я высылаю тебе навстречу дежурную смену Визиря. Назови марку и номера своей машины. Будь осторожен, не спугни «коржиков», не засветись. Докладывай каждые две минуты или по обстановке…

— Эй-эй-эй! Дмитрий Аркадьевич! У меня же не патрульная машина! Мне денег на мобильнике не хватит настолько звонков!

— Что ж тебе так мало заплатили, иудушке? — не упустил случая Волан. — Хорошо, звони на сколько твоих серебренников хватит… на том свете зачтется тебе!

— Андрюха отдаст! — парировал Ролик и дал отбой. «Хорошо, если отдаст…» — добавил он про себя.