«К чему рисковать, пусть рискуют другие! – твердил чёртик, Димарик отмахивался, а тот подкрадывался снова и говорил: – Ты же хочешь вернуться к своей Наташеньке? Хочешь? Не спеши! Никто и не узнает…»

Но Димарик лишь сжимал зубы и, с трудом наступая на саднящую ногу, бежал дальше. Ничего не добившийся чёртик сердито и немного обиженно хмыкнул и бесследно исчез, оставив за собой лишь лёгкую взвесь во взбаламученном озерке совести.

Углубившийся в лес Стивенсон вздрогнул, когда сверху раздались выстрелы, по спине побежали мурашки. Значит, русские спецы всё же успели их догнать, или это подошли другие, что, собственно, было ещё хуже. Ральф хотел было повернуть на помощь отстреливающимся, но передумал: если там наверху целая группа или больше – ему всё равно не справиться, во всяком случае, здесь, когда кругом лес и бойцам спецназа есть где укрыться. Его рациональный ум подсказал выход. Стивенсон хорошо помнил карту: к дороге ведёт только узкая лесополоса. Если идти не по ней, а свернуть чуть раньше и успеть пройти по открытому участку к небольшому островку зелени у той же дороги… то под углом лесополоса будет просматриваться насквозь, а кругом только открытая поляна. Он, Стивенсон, заляжет в глубине островка и сможет продержаться там сколь угодно долго – хоть против группы, хоть против роты. А ему и надо всего ничего. Скоро за ним приедут, подберут и вывезут. И что с того, что в этот раз у него не получилось? Что ж, не получилось сейчас – получится в следующий раз. Проигрыш? Кто это сказал? Нет, он не проиграл! Сегодня он станет только опытнее, мудрее. Ошибки хороши тем, что они учат… Ральф рассуждал, а в сотне шагов гибли те, с кем он провёл вместе не один месяц.

Стивенсон поколебался ещё долю секунды, вслушиваясь в трескотню выстрелов, и, сделав свой выбор, решительно зашагал в направлении дороги. Ему предстояло выполнить, как он сам говорил, план-минимум – выжить. Вскоре он углубился далеко в лес и, отметив, что стрельба закончилась, ещё раз порадовался своему дару предвидения. Русские победили. Его спутники или мертвы, или рассеяны по лесу. Значит, ему надо спешить!

Выбираясь к окраине леса, Маркитанов свернул чуть раньше, чем надо было бы свернуть, двигаясь к той самой, идущей через всю поляну лесополосе. Но он не ошибся.

«Если Стивенсон пойдёт к лесополосе, то идти ему будет дальше и времени потребуется больше, – рассуждал Димарик, обдумывая свои дальнейшие шаги и одновременно пытаясь отвлечься от боли, раздирающей легкие. – Лесополоса узкая, со стороны просматривается насквозь. Если я поверну здесь, то выйду напротив небольшого лесного выступа. А когда добегу до его оконечности, вся лесополоса будет как на ладони. И Стивенсон мой. А куда ему, собственно, деться?»

Придя к такому выводу, старший сержант Маркитанов и повернул, абсолютно не догадываясь, что идёт практически по следам прошедшего здесь совсем недавно Ральфа Стивенсона. Лес здесь был несколько реже, чем в других местах, а сами деревья тоньше. Чувствовалось, что в прошлом эта местность подверглась изрядному прореживанию топором, и вот теперь на старых вырубках вновь поднимался относительно молодой лес, которому следовало ещё расти и расти.

Димарик продрался сквозь заросли какого-то незнакомого ему кустарника, преодолел небольшую полянку и, снова оказавшись под тенью деревьев, едва не загремел вниз с вставшего на пути крутого обрыва.

– Ах ты, зараза! – выругался он, разглядывая, как теперь ему стало понятно, «берег» маленького, едва заметного ручейка, бегущего по дну оврага, вымытого этим ручейком за долгие-долгие годы своего существования.

Вверху широкая многометровая – метров семь – трещина постепенно истончалась, в конце концов, становясь узким лезвием, обозначающим дно. Маркитанов застыл в неподвижности, с надеждой огляделся по сторонам, но речной берег-обрыв уходил вправо и влево, теряясь далеко в глубинах леса. Надеяться, что удастся его обойти, не приходилось.

– Вот зараза! – вновь повторился Димарик, раздумывая над тем, как лучше «форсировать» столь неожиданно возникшее на пути препятствие.

Берег хоть и уходил вниз не слишком крутым конусом, но почти не имел растительности, был глинистый, влажный, а потому скользкий и труднопреодолимый. Можно было бы, конечно, стоять тут и пялиться на бегущую внизу воду до бесконечности, но секунды, отведённые на то, чтобы догнать Стивенсона, таяли. Ухватившись за длинную ветку росшего на краю обрыва орешника, старший сержант, используя его ствол как дополнительную опору, перебирая по нему руками, начал спуск вниз. Длины ветки не хватило, и, выпустив её из рук, Димарик, словно на лыжах, заскользив вниз, свалился прямо в ручей. Журчащая вода оказалась так притягательна, а находилась она столь близко, что было бы глупо этим не воспользоваться! Димарик опустился на руки и жадно припал губами к текущей по земле влаге. Сделав буквально несколько глотков, он отстранился, поднялся на ноги и начал взбираться наверх. Подошвы берцов скользили по глине, как по хорошему ледяному катку. Тяжело дыша, Димарик закинул винтовку за спину, наклонился и, цепляясь пальцами за малейшие неровности, медленно «пополз» вверх. Когда до верхнего края обрыва оставалось не более метра, больная нога подогнулась, и старший сержант, набирая скорость, заскользил по глинистой поверхности. Зацепиться и удержаться удалось лишь у самой кромки воды.

«Да что ж оно так-то!» Едва не взвыв от бессилия, Маркитанов снова полез вверх. Удар пяткой в глину, ещё удар, ещё один, образующий махонькую ступеньку. Теперь встать, опереться, удержать равновесие – и удар пяткой другой ноги, сжав зубы, чтобы не взвыть от боли; ещё удар – и новый шаг, и так до самого верха, скрипя зубами, впиваясь пальцами рук во влажную, вязкую, но неподатливую темную глину обрыва.

В конце концов, он выбрался на противоположный край и, не давая себе ни секунды отдыха, поспешил дальше. Хотелось остановиться, отдышаться хоть немного, тем более что подвернутая нога болела все сильнее и сильнее, но старший сержант гнал себя вперёд. Продираясь сквозь мелколесье, он как-то неудачно отпустил отведённую рукой ветку, ощутил удар по лицу, почувствовал, как лопнула нижняя губа и по подбородку побежала кровь. Не замедляя движения, Димарик смахнул её рукавом.

«Ещё немного, уже близко!» Лодыжку левой ноги скрутило судорогой. Старший сержант встал, с усилием разогнул ногу, постоял несколько секунд, давая ослабнуть боли, и побежал дальше.

Край леса возник как-то неожиданно – Димарик выскочил из-за кустов и оказался практически на открытом месте. Не мешкая, он подался назад и, не отходя далеко от опушки, побежал к виднеющемуся впереди выступу.

– Один! – едва не вскрикнул от радости Стивенсон, ожидавший увидеть за своей спиной целую роту преследователей. И тут же, но уже со страхом подумал: «Может, за ним незамеченными идут и другие?» Но нет, в лесу никакого иного движения не наблюдалось, а перешеек, соединяющий основной лес и островок зелени, находящийся посередине раскинувшейся на сотни метров поляны, был слишком узок, слишком хорошо просматривался, чтобы переход по нему мог быть осуществлён незамеченным, значит, идущий мог быть только одиночкой. Убедившись в этом, Стивенсон сразу успокоился и попытался восстановить дыхание.

То, что все его планы и планы его боссов полетели в тартарары, Стивенсона сейчас совершенно не волновало, главное – унести собственные ноги. Пару раз ему повезло. Первый раз – когда пули русских полетели не в него, а в других, второй – когда удалось преодолеть открытый участок до того, как появился этот русский. Один. Тоже профи? Впрочем, в том, что все спецы обладают неплохими боевыми навыками, он уже мог убедиться, когда недооценил их возможности по преодолению засады и осуществлению преследования. Пусть маленькой группой, но русские их настигли и… живым ушёл только он, Стивенсон.