Лейб-гвардия Эрика Вальденского – рыцари далеко не в первом поколении – и раньше-то не упускала случая сцепиться со старогвардейцами во внеслужебное время. А уж когда «Стальные» поняли, что единственный представитель Старой Гвардии, который мог за себя постоять, стал тих и безответен и всеми силами избегает встреч и на людных улицах, и в темных переулках, и – особенно – в замке, «охота на Суслика» стала регулярной лейб-гвардейской забавой.

Так что Эрик, с одной стороны, осложнив Тиру жизнь, с другой, сильно ее облегчил, разрешив пропускать официальные мероприятия и появляться в замке только по специальному приглашению. На время нынешнего праздника монаршья милость распространилась на всю Старую Гвардию.

Ошалев от такой радости, старогвардейцы отправились в переполненный «Антиграв», где и встретили Новый год в абсолютно неофициальной обстановке.

– Весна пришла, – сказал Мал, когда колокола в далекой столице пробили первый час, а над храмом Тарсе встало зарево, яркое, как полуденное весеннее солнце.

– Аминь, – подытожил Падре. – Выпьем.

Часа через полтора в компанию влился Казимир, сбежавший из замка под благовидным предлогом, а с Казимиром, разумеется, Дара. Баронесса фон Гаар была не слишком довольна тем, что ее супруг предпочел социально опасных алкоголиков блестящему обществу аристократов, собравшихся в императорском замке, но Тир, которого уже подташнивало от общего веселья, обрадовался ее недовольству настолько, что вытянул его сразу и до донышка.

Дара ненадолго потеряла интерес к происходящему, однако атмосфера праздника довольно быстро заполнила эмоциональную пустоту. Тем более что красивая женщина в исключительно мужской компании автоматически оказывается в центре внимания, а будучи в центре внимания, трудно оставаться апатичной и равнодушной.

Никто из старогвардейцев своих женщин в «Антиграв» не привел.

Это была какая-то неписаная традиция: если они собирались здесь всей компанией, пусть даже на праздник, то встречи проходили без женщин. Бог весть почему. Тир спросил однажды, Падре в ответ покрутил пальцем у виска и сказал:

– Ты, Суслик, дурак. Сказано мудрыми: горе миру от соблазнов[14]. Бабам же одинокий красавчик, как мухам… мед. А вас тут аж двое: ты и Шаграт.

– Оба красавчики, – согласился Тир и больше вопросов не задавал.

Это было полтора года назад – спустя несколько месяцев после открытия «Антиграва». И ничего с тех пор не изменилось.

Когда обильные возлияния сделали свое дело и всю компанию потянуло на философские темы и беседы «за жизнь», разговор вывернул на «Яледскую бойню» и, естественно, на Лонгвийца.

– Умеет же, – признал Тир, – выбрать время, чтоб сказать что-нибудь эпохальное. Эти убийства, что, действительно его работа?

– Не только его, я думаю. – Риттер огляделся, понизил голос: – Вы когда-нибудь слышали о Мечниках?

– Памятник в Лонгви, – вспомнил Казимир.

– В том числе. Те двое погибли, но есть и другие. Бойцы, которые убивают так же, как мы летаем. Как Казимир сражается. Только еще лучше. Они маги, все до одного. И ходят слухи, никем не подтвержденные, но никем и не опровергнутые, что именно Мечники правят миром.

– О боги! – Тир чуть не подавился от смеха листом салата.

– Жуй, травоядное! – рявкнул на него Падре. – Не встревай! Я про них тоже слышал.

– Да, – кивнул Мал. – Князь наш, Лонгвиец-то, как раз из этих.

– Они бывают в Лонгви. – Дара благодарно кивнула Риттеру, наполнившему ее бокал. – Их немного, и все они – очень необычные люди. Принц Эртугул, Оскил Моряк, Бакр Галадский, Енги-хан… Об этих четверых я знаю, о них все в Лонгви знают. Это друзья барона. Все четверо, заметьте, правители. Наверняка есть и другие…

– Хелед Рыжая, – вставил Падре с непонятной ухмылкой, – Светлая Госпожа, Императрица Айнодорская, стало быть. Над всеми эльфами хозяйка. Так она Лонгвийцу вообще жена. Причем аж два раза уже. Правда, они уже лет сорок, как опять разбежались: Хелед замужем за каким-то эльфом. А де Фокс так – по разным бабам.

– Хелед замужем за Эльнаром из Замка Звездопада, командиром Всадников Ветра. – Риттер произнес это внушительно и с уважением. – Эльнар не какой-то эльф, это глава силового ведомства Айнодора. А без помощи сына Хелед и Эльнара эстремадцам не удалось бы вынудить Лонгвийца отказаться от престола. Эта семейка… их сынок уж точно еще устроит нам всем неприятностей.

– Женщина – Мечник? – переспросил Казимир, чтоб сменить тему.

– А ты думал?

– У Эртугула жена – Мечник, – вспомнила Дара, – тоже эльфийка. Зовут ее Тари, а насчет прозвища я не знаю.

– Представляю себе, – пробормотал Казимир, – что у них будут за детишки.

– Не представляешь, – отрезал Риттер. – Одна их детишка – супруга Торанго, а второй командует таким воздушным флотом, какой Вальдену и не снился. Теперь понимаешь, что вырезать жалкую тысячу человек, пусть даже в разных концах света, для такой компании – на десять минут работы.

– Что ж они целый час делали? – поинтересовался Казимир.

Тир улыбнулся…

Он никого не хотел напугать – честное слово, никого – просто представил себе, что можно сделать за пятьдесят оставшихся минут.

– Вселенское зло, – неуверенно усмехнулся Казимир, прерывая тягостную тишину и пытаясь сгладить напряжение. – Этот ваш Лонгвиец, в смысле. Мировая закулиса.

– Сионский мудрец, – прошелестел Тир, опасаясь привлекать к себе лишнее внимание, но не в силах удержаться от шпильки.

– Если он такой страшный, – продолжил светлый князь, – почему вы его до сих пор терпите? Не вы лично, а вообще. Давно бы убили. У нас вот, на Земле, с тиранами всякими разговор короткий, верно, Суслик?

– Он бессмертный, – объяснил Падре. – Его убивали раза три вроде. А толку? Живехонек.

– Он не зло, – добавил Риттер. – Он просто шефанго. Они не виноваты, что так выглядят.

– Шефанго не зло, – подтвердил Падре. – Они для этого слишком страшные. А настоящее зло… Нет, дети мои, вы не знаете, каково настоящее зло. – Жестикуляция Падре уже была не слишком сдержанной, но речь оставалась ясной. – Зло привлекательно. Притягательно. Да что там, оно прекрасно… Вот, посмотрите, – рука с рюмкой махнула в сторону Тира, – разве он не красив? Да он, храни нас Господи, почти совершенен. И мы прощаем ему – все. Знаем, что он творит, но прощаем, потому что видим его и не верим, что это – воплощенное зло. А даже если и верим? Кто из нас сможет? У кого достанет сил? – Падре обвел изумленную компанию налитыми глазами и мрачно добавил: – Вот то-то же.

Тир скорчил рожу, достаточно ужасную, чтобы шарахнулся даже Шаграт.

– Я непривлекательная личность, – сказал он противным голосом, – я вообще отвратительная личность. Значит, я никакое не зло.

Падре зареготал и отвесил ему легкий, покровительственный подзатыльник:

– Я ж так, Суслик, для примера. Все мы про тебя знаем, и все равно мы тебя любим. Так что не бойся.

– Не обидим, – серьезно добавил Мал.

Сейчас они говорили правду, и Тир им верил, и Падре действительно не имел в виду, что Тир – зло, подлежащее обязательному уничтожению. Он просто противопоставил его Лонгвийцу. Всего лишь.

Но это пройдет, это всегда проходит. Сначала тебе говорят, что не убьют, обещают, что не убьют, а потом обстоятельства меняются, и тебя отправляют в огонь.

Рано или поздно так и случится.

Не сейчас. Еще не скоро. Так что не нужно думать об этом.

– Ничего вы не знаете о настоящем зле, – глухо проговорил Казимир, – даже не представляете, что это.

Шаграт сыто икнул.

– Цыпа, – Падре тяжело опустил на стол ладонь, – ты только что подтвердил мой тезис о привлекательности зла. По-твоему, это очень романтично… Молчи, не перебивай! Ты у нас круче Суслика по всем меркам, но в небе и… вот в этом, в том, что он… – не находя слов, Падре выдохнул и мотнул головой, как конь, – в этом, Цыпа, даже не пробуй с ним тягаться. Потому что Суслик – безгрешен. Улавливаешь, нет? Он проклят, но на нем нет греха. А ты – обычный грешник. Ты б лучше в храм сходил, покаялся, а то сам ведь не помнишь, когда в последний раз причащался.