– Человеческая женщина, – кивнул Тир. – Она умерла?

– Да.

– Обычное дело. Но ты хотя бы не сам убил ее?

– Трудно сказать. Надеюсь, что нет.

Вот так. И остается только посочувствовать светлому князю. Убивать любимую женщину – последнее дело. Этому трудно найти оправдание, и можно от переживаний даже возненавидеть себя или начать жалеть. Да ко всему еще элементарно по ней, по убитой, скучаешь. Любовь – это привязанность, от нее не отделаешься, просто пожелав: хочу забыть! Что же, Казимир, жалеешь ты себя? Ненавидишь?

Жалеешь. Ну и правильно. Кого еще жалеть, как не себя? Да и любить, если уж на то пошло.

Думалось о необычном. Глядя на землю, Тир перебирал файлы из не так давно заведенного в памяти каталога, озаглавленного для простоты тремя вопросительными знаками. Он сам был необычным, весь от пяток до макушки, но к этому давно привык и не слишком интересовался, откуда что взялось.

Увы, на этот счет его просветили ясно и недвусмысленно, причем в особо извращенной форме. Ну и ладно. Плюнуть и… нет, не забыть. Запомнить.

А то, что здесь называют магией, то, что называет магией Казимир, – это всего лишь явления, для которых нет пока объяснений. Точно так же на Земле считаные тысячи людей понимали, как работает техника, которую они, не задумываясь, использовали повсеместно. Любая техника, начиная с пылесосов и заканчивая навигационными компьютерами. Зато все знали, что это физика, электроника, химия. Слова. Такие же, как магия, волшебство, колдовство. «Обычное», то самое, которое, по уверению Казимира, только и может быть доступно «смертным».

У них там не летают, в том мире, откуда он явился. И никогда, наверное, не мечтали победить гравитацию. А здесь – летают. И громаду шлиссдарка подняли в воздух антигравитационные установки. Покажи такие в мире Казимира, и люди скажут: это магия. Покажи их на Земле, люди скажут: опять физики намудрили. И в чем разница? Нет разницы.

Опять же о людях и нелюдях. Если горцы, обитающие в пещерах Гинсафада, все как один невелики ростом и в традициях у них носить бороды, а топоры давно стали элементом национального костюма, так почему бы другим народам, внешне резко отличным, не считать этих горцев гномами? Негров на Земле очень долго считали то демонами, то животными, то еще какой нечистью, но никак не людьми. И что? Кому это мешало, кроме, собственно, негров?

Казимир утверждает, что он не человек, что он божественного происхождения, и не трудно понять, что «смертные» для него, при всем заявленном уважении, – существа даже не второго сорта, а просто неликвид. Прекрасно. Вспомним сказки про египетских фараонов. В чем разница? Нет разницы. К тому же надо делать поправку на то, что отец у светлого князя – большой ученый, значит, скорее всего, шизофреник, а это дело такое: и детям, и внукам, и правнукам, – всем достанется. Да и аристократическое происхождение – тоже повод задуматься. О вырождении великих родов на Земле знает любой продвинутый школьник, не говоря уж о людях, сведущих в генетике. Сколько психов приходится на десять аристократов? Девять с половиной. Ну и о чем тут говорить?

Воздушный порт Эрниди резко отличался от летного поля под Драганой. И не только размерами, хотя, конечно, на эрнидском поле драганских поместился бы не один десяток. Отличался порт в первую очередь оживленностью. После полутора суток в небесной тишине, в насквозь промороженной пустоте обилие людей подействовало как кружка кофе ранним утром. На палубу, толкаясь локтями, кинулись какие-то дядьки, все разом громко крича, размахивая руками и требуя капитана. Пока обходили их, пробираясь к невысокому трапу, Тир успел понять, что все эти люди претендуют на груз радзимского дерева. Капитан же отговаривается контрактом, заключенным ранее с совершенно конкретным купцом.

Сложная у них тут жизнь. Климат-то райский, конечно, но хорошего леса, видимо, негусто.

– Ну займемся рекогносцировкой, – бодро распорядился Казимир.

– Расписанием шлиссдарков займемся, – уточнил Тир, – и озаботимся гостиницей. Прежде чем нападать, неплохо посмотреть, куда отступать будем.

– Отступать, – обрадовался Казимир. – Отступать – это правильно. – И, улыбнувшись на доброе с утра солнышко, негромко, но мелодично напел:

– Как кто? – уточнил Тир.

– Как орк. Это народ такой.

Ознакомительные книжки, в которых помимо другой ценной информации были еще и сведения о населяющих планету народах, читали вчера оба. Но на Тира это чтение не произвело такого впечатления, чтобы складывать песни.

– Да это не я сложил, – отмахнулся Казимир, – это из книжки какой-то, я ее еще на Земле читал. В детстве.

– Не помню я там такой песенки, – пробормотал Тир, за свою жизнь на Земле прочитавший одну-единственную книжку про орков. Правда, в трех томах…

– Расписание, – объявил светлый князь, – и даже часы. Интересно, они ходят правильно?

– А зачем бы иначе их тут повесили?

Казимир сделал значительное лицо:

– Намерения, особенно благие, далеко не всегда приводят к нужному результату.

Тир явно не оценил глубины мысли и не уловил аллюзий. Он пожал плечами и посмотрел на светлого князя, как на младенца:

– Это часы, Казимир. Их назначение – показывать правильное время. А намерения ни при чем.

– Мы такие разные, – пробормотал Казимир, – нам никогда не понять друг друга.

Эрниди был полон мечетей. В каждом квартале возносились к небу башенки минаретов разной высоты и разной степени изукрашенности. Небо было синим и жарким, башни – разноцветными, много выше всех остальных домов, они, казалось, вот-вот оторвутся от земли и устремятся вверх.

А сам город словно закрыл глаза, на самые брови натянул черепичный бурнус и знать не желает, что происходит на его улицах. Горячие мостовые, горячие белые стены домов, ажурные решетки множества галерей, призванных создавать тень, без которой здесь, наверное, умереть можно было бы. С утра улицы кишели людьми: невысокими, светлоглазыми, предположительно светловолосыми. Предположительно, потому что мужчины брились наголо и носили чалмы, бурнусы, фески или как их там, – Казимир в этом не разбирался, – а женщины вообще закутывали всю голову в темные шелковые платки.

Все шло гладко. Очень гладко. До того гладко, что к середине дня Казимир начал беспокоиться. Исходил он из очевидных соображений: когда все хорошо, что-то обязательно будет плохо. Правда, воспринимая происходящее, скорее, как забавную игру, князь Мелецкий не возражал против неприятностей. Они оживили бы события, прогнав подбирающуюся потихонечку скуку. Убийство – занятие, конечно, интересное. Но методы у них с Тиром были очень уж разные. Казимир за себя никогда не боялся. Вот и здесь он, скорее всего, пошел бы напролом, полагаясь на собственные силы, необыкновенную скорость и боевое умение. Он готов был поручиться, что в мире Саэти, или, как говорил Тир, «на этой планете», равных ему бойцов не было, как не было их на Земле, как не нашлось их на Илле.

Тир осторожничал. И битых четыре часа они с Казимиром шлялись по людным улицам Эрниди, всего один раз пройдя мимо искомого дома.