— Он все еще скорбит о матери, — заметила Хатуи. — Упокой Господь ее душу. Говорю тебе, Ханна, королю нужно хоть немного радости в жизни. А то все эти бесконечные споры и распри!

— Тебе нравится граф Алан?

— Слава богу, мне не нужно решать! Обвинения лорда Жоффрея сомнительны, их трудно доказать. Но граф Алан не дурак. Король Генрих уважал графа Лавастина, а действия покойника оспорить труднее.

— Ты и правда так думаешь? Но ведь покойник не может себя защитить.

— Его защита — его репутация. В конце концов, кто мы такие, чтобы судить, как ему следовало поступить, и к чему приведут наши собственные действия?

Розовый сад занимал все пространство от замка до каменной башни, которую окружали две крытые галереи.

— Думаю, — произнесла Хатуи, — что для короля Лавастин и Алан всегда будут связаны с именем принца Сангланта. Поэтому, скорее всего, он будет на стороне графа Алана, а не лорда Жоффрея.

Ханна накинула капюшон и затянула завязки — дул сильный ветер и моросил мелкий дождь. Слышалось ржание лошадей, которых заводили на ночь в конюшни. Грумы покрикивали на них, шутили и смеялись.

Раздались шаги, и «орлицы» посторонились, пропуская Виллама. Он подошел к королю, они о чем-то поговорили, и Виллам снова отправился в башню.

— Есть новости от Лиат? — тихо спросила Ханна. Она не видела лица Хатуи, но почувствовала, как та слегка отодвинулась.

— Она бежала с принцем Санглантом. Ах да, это ты знаешь. Ты была при дворе. Совет Отуна отлучил ее от Церкви за колдовство. И если у тебя с ней какие-то дела, Ханна…

— То меня тоже отлучат. Но, несмотря ни на что, она — моя подруга, и в чем бы ее ни обвиняли, я знаю, она невиновна. А что случилось с отцом Хью?

Хатуи фыркнула:

— Его послали в Дарр, на суд иерарха. Только она может принимать решение по поводу человека его положения.

— А с тех пор от Лиат не приходило никаких известий? И от принца Сангланта тоже ничего?

— Ничего, — подтвердила Хатуи. — Но я видела…

Она оборвала себя, но Ханна уже заинтересовалась:

— Что значит «видела»?

Хатуи огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не слышит. Но слуги были далеко, а король стоял в другом конце сада. Он сорвал розу, чтобы насладиться ее ароматом, но потом внезапно отбросил цветок.

— Ты верно служила королю, — тихо произнесла Хатуи. — И ты должна дождаться Вулфера. У меня недостаточно знаний, чтобы научить тебя этому искусству. Я могу лишь различать тени…

— Я не понимаю тебя.

— «Орел» может видеть не только как обычный человек. Вулфер знает и другие способы. Это нередко помогает нам. Но ты никому не должна говорить об этом. Это как знак «орла», часть клятвы — служить королю, помогать своим товарищам, но не делиться тайным знанием с другими.

— Служить королю и никому иному, — произнесла Ханна, глядя на Генриха. Тот обрывал лепестки роз. — Говорить правду о том, что видела и слышала, но молчать перед лицом врагов короля. Сделать служение королю делом своей жизни. Считать интересы своих родных менее важными, чем интересы короля. Никогда не выходить замуж и не жениться… — Здесь Ханна запнулась, и Хатуи закончила за нее:

— Помогать любому «орлу», который нуждается в твоей помощи, и защищать своих товарищей от всякого, кто может причинить им вред. И, наконец, хранить верность Господу и Владычице.

— Клянусь, — пробормотала Ханна, вспомнив ту ночь, когда она получила знак «орла», раз и навсегда. Она поморщилась, почувствовав боль в груди.

— С тобой все в порядке? — спросила Хатуи.

Боль исчезла, словно ее и не было. Король направлялся к ним.

— Возьми, — он протянул розу Ханне, — отнеси ее моей племяннице и передай, что слова, которые вводят нас в заблуждение, — те же шипы, они малы, но больно ранят. Белая роза символизирует чистоту, но и она может увять и покрыться пятнами.

Ханна поклонилась и отправилась выполнять поручение. Королю принесли маленького щенка, которого он тотчас пустил бегать по саду. Ханне пришлось расспрашивать слуг, чтобы узнать, где леди Таллия. К ее удивлению, та жила не с мужем в графских покоях, а с герцогиней Варингии.

Герцогиня оказалась крепкой розовощекой женщиной с властными манерами, которые обычно отличают титулованных особ. Рядом с ней на кушетке сидел ребенок, и герцогиня учила его хлопать в ладоши и пощипывала за уши. Служанка, вернее, компаньонка леди Таллии пыталась развлечь ребенка погремушкой, малыш весело смеялся. Герцогиня болтала о каких-то пустяках — о платьях, которые носят при дворе, сплетничала о придворных, иногда напевала детские песенки младенцу. Впрочем, и с Таллией она обращалась так, словно та была неразумным ребенком. Сама Таллия не произносила ни слова — младенец и тот был разговорчивее.

— Разве он не чудо? — спросила компаньонка Таллию, но та посмотрела на ребенка так, словно перед ней был скорпион.

— Ваше высочество, — сказала Ханна, поклонившись. — Герцогиня Иоланда. — Теперь она как следует рассмотрела розу — белые лепестки цветка оказались все в темно-красных прожилках. — Его величество король Генрих просил меня передать это вам, сказав, что слова, которые вводят нас в заблуждение, — те же шипы, они малы, но больно ранят. Белая роза символизирует чистоту, но и она может увять и покрыться пятнами.

Таллия не шевельнулась, не попыталась взять розу.

— Проститутка, — пробормотала она с содроганием Казалось, она говорила сама с собой. — Вот почему он возжелал меня. Он хотел испортить мою веру в Господа.

Все это звучало странно. На ключицах у Таллии виднелась грязь, словно она забыла вымыться. На шее она носила золотой Круг Единства вместе с мешочком, набитым травами. Запах немытого тела ударил Ханне в нос, и она едва не чихнула. Под глазами Таллии темнели круги, а на тонких руках выступали синие вены, как прожилки на лепестках розы.

— Ладно, — сказала герцогиня Иоланда. — Это, конечно, ужасный удар, но следует признать, что Алан — симпатичный молодой человек, и говорить он умеет, а мне доводилось встречать таких дворян, которые и двух слов связать не могли, а уж когда дело доходило до постели… Об их манерах лучше и не вспоминать. — Иоланда взяла у Ханны розу и помахала ею перед ребенком. Он схватил ее, уколол пальчик о шип и заплакал. — Такова жизнь! — воскликнула герцогиня, забирая розу, потом поцеловала пальчик, на котором выступила капелька крови, и начала утешать малыша. Роза упала на ковер, и ее подобрала компаньонка леди Таллии. Она спрятала цветок у себя на груди, словно драгоценную реликвию.

— Леди Хатумод, вы не сказали, что думаете об этом скандале. — Герцогиня Иоланда передала ребенка служанкам, которые тут же принялись его развлекать. Младенец гулил и улыбался.

— Нет, миледи, — мрачно отозвалась леди Хатумод, — не сказала.

— Разумеется, проведя в этом доме несколько месяцев, вы составили представление о манерах графа Алана. Как вы считаете, эти собаки действительно служат ему? — Герцогиня рассмеялась, но леди Хатумод промолчала. — Ах, вы такое серьезное создание, леди Хатумод. Может, вы чем-нибудь развлечете нас?

Таллия вздрогнула и что-то прошипела сквозь зубы.

— Как пожелаете, герцогиня, — сказала Хатумод и посмотрела на Таллию, спрашивая разрешения: — Ваше высочество?

— Да, — произнесла Таллия. — Мы вчера говорили об этом.

— Ну же, расскажите! — воскликнула герцогиня.

— Мы обсуждали святость женщины, — пояснила Хатумод. — Почему Господь избрал сосудом мужчину, а не женщину? Почему для искупления грехов на землю был послан сын, а не дочь?

— Думаю, мы согласились, что святая Текла была избрана свидетельницей чуда потому, что слово женщины надежнее слова мужчины.

Хатумод улыбнулась и протянула руки к небесам.

— Женщины — создания Божьи. Но мужчины больше подходят для того, чтобы в битвах защищать свой род.

Эта еретическая беседа заставила Ханну почувствовать себя неуютно. Она осторожно выскользнула из комнаты, впрочем, слегка кашлянув для приличия, но никто не стал ее задерживать, так что она беспрепятственно убежала.