– Какой громкий скандал она могла бы вызвать своим публичным заявлением! Эта новость в момент стала бы достоянием гласности. Поэтому Эмма и собрала там всех, кто, как она полагала, любил ее или восхищался ею.

– Ты приехал очень поздно, – напомнил Дэвид. Он тогда так и не дождался брата, чтобы поговорить с ним.

– Она рассказала мне о своих планах тем утром, когда пошла на скалы.

– И что ты сделал? – спросил Дэвид.

– Я ответил, что не дам своего согласия хотя бы ради того, чтобы не испортить людям праздник. Я и так к тому времени смирился со многим. Что касается нашего брака, я не собирался устраивать из него публичное представление. Мы поругались, и она заявила, что поступит так, как хочет. После этого Эмма убежала.

– А ты последовал за ней?

– Не сразу. Сначала я подумал, что это ее очередная причуда, что Эмма просто меня дразнит, словно я одна из ее собачек. Она вряд ли поступила бы так, потому что иначе она лишалась своего любимого занятия – проливать по себе слезы. И я пошел к Пирсу.

Дэвид тоже навестил Пирса в ту ночь и увидел, что его средний брат раздражен из-за Эммы и Лайона.

– Он посоветовал тебе идти за ней?

– Не совсем так. Он снова начал читать мне нравоучения о том, как я должен вести себя с Эммой, и говорил, что я не ценю ее любовь. Он даже спросил, зачем я так ее расстраиваю, учитывая ее положение.

– Ее положение?

– После того как Эмма поведала мне, что хочет развода, она сообщила Пирсу, что у нее будет ребенок. Она сказала ему, что мы решили объявить об этом на званом вечере.

Дэвид наклонился вперед и попытался мысленно соединить все, что рассказал ему Лайон. Гвинет в гневе намекала ему об этом, но он не придал ее словам особого значения. Он ошарашенно произнес:

– Эмма ничего не говорила мне ни о разводе, ни о ребенке.

– Новость о ребенке, которой Пирс поделился со мной, поразила меня в самое сердце.

– И что ты сделал? – спросил Дэвид.

– Я побежал следом за ней, но когда достиг тропинки, идущей вдоль скал, услышал вдалеке ее крик. Я спустился и увидел, что она лежит на камнях у самой воды, а потом потерял сознание от полученных травм и после этого уже долго ничего не мог вспомнить. – Лайон потер шею. – Боже мой! Спускаясь вниз, я ни о чем не думал. Меня даже не волновало, была ли она беременна и кто был отцом ее ребенка, хотя знал, что уж точно не я. В голове у меня билась одна мысль – она не должна умереть.

Дэвид пристально посмотрел на брата и почувствовал себя виноватым. Они ведь тогда вместе с Пирсом бросили Лайона, хотя их помощь и поддержка были ему необходимы.

– Она действительно ждала ребенка, или это была очередная ее ложь?

Лайон отметил про себя, что голос Дэвида изменился.

– Думаю, что наша мать держала все это в тайне, но прибывший в Баронсфорд врач подтвердил, что Эмма была беременна.

Глубокое чувство вины, которой нет прощения, охватило Дэвида. Чем он мог оправдать свое предательство? Он обязательно сделает это, причем скоро, но не сейчас. Дэвид заставил себя успокоиться.

– Ты не знаешь, кто отец ее ребенка?

Лайон пожал плечами:

– Им мог быть любой из доброй дюжины ее поклонников. До меня доходило много имен, да и на дуэлях я сражался довольно часто за последний год. Сейчас я даже не знаю, кто на самом деле являлся ее любовником, а кто просто им считался ради того, чтобы раздуть скандал. Я просто вызывал их на дуэль, чтобы защитить свою честь.

– Лайон, почему она отправилась к скалам прямо с утра? Ведь лил дождь и опустился плотный туман.

– Я об этом никогда не думал, – признался Лайон. Он бросил на Дэвида короткий взгляд. – Могу только сказать, что никогда не верил, будто она покончила с собой… Я также не верю, что все произошло случайно.

– Я тоже не верю в это, – кивнул Дэвид. – А ты никого не заметил там, когда спускался вниз?

Лайон на миг задумался.

– Никого. Впрочем, стоял густой туман. Едва услышав ее крик, я начал вглядываться вниз сквозь просветы в тумане.

Дэвид вздохнул.

– Там был еще Пирс – ведь он нашел тебя. Не исключено, что мог заметить кого-то на скалах. Он никогда не говорил об этом?

– Нет, никогда.

– А не упоминал ли он кого-нибудь из гостей, может быть, появившегося там раньше других, ну, ты понимаешь, вроде бы для того, чтобы помочь?

Лайон отрицательно покачал головой:

– Нет. Да мы никогда и не говорили об этом. Впрочем, они с Порцией скоро приедут сюда – возможно даже, на этой неделе.

Больше спрашивать было не о чем. Однако Дэвид знал, что брат рассказал ему не все.

– Не знаю, как приступить к тому, что я хочу сказать. Конечно, ничто не может извинить моего поспешного бегства в тот год. Если ты не сможешь простить меня, я не буду в обиде. – Дэвид робко посмотрел на брата. – Прости меня, Лайон. Даю тебе честное слово, что, если потребуется, буду рыть носом землю по всей Шотландии до тех пор, пока не найду убийцу Эммы.

Лайон хотел что-то сказать, но Дэвид его остановил:

– Позволь мне закончить. Я это делаю не для того, чтобы доказать твою невиновность. Я хочу восстановить твое доброе имя. Но самое главное – я все-таки надеюсь, что когда-нибудь ты, может быть, меня простишь.

– Не когда-нибудь, я уже простил тебя, Дэвид. – Лайон, оттолкнувшись от кресла, встал.

Дэвид тоже поднялся на ноги и какой-то миг смотрел на протянутую руку брата. Затем крепко сжал ее.

– Добро пожаловать домой, брат, – проговорил Лайон хрипло и обнял его.

И только теперь Дэвид ощутил, что на самом деле вернулся домой.

Полдень уже давно миновал, когда процессия карет и повозок леди Кэверс неожиданно въехала во двор Гринбрей-Холла. Кучера что-то кричали конюхам и всем, кто мог их услышать, а вокруг, усиливая хаос, с лаем носились собаки. Поднявшийся шум заставил выбежать во двор всю прислугу. Последними из дверей дома вышли дворецкий и управляющий – они, как генералы, пытались навести порядок среди вверенных им войск, чтобы надлежащим образом приветствовать владетельную хозяйку поместья. Гвинет стояла у окна на втором этаже и с ужасом смотрела на сэра Аллана Ардмора, который как раз в эту минуту выбрался из кареты ее тети.

Августа и сэр Аллан не сразу направились мимо шеренги слуг к парадным дверям дома. Сначала они отдали распоряжения, как следует разгружать их сундуки и даже привезенную с собой мебель. За какую-то минуту двор стал выглядеть как место распродажи имущества за долги.

Гвинет воздала хвалу небесам за то, что Миллисент успела уехать к себе в Баронсфорд. Она не сомневалась, что сумела бы поставить тетушку на место, если бы Августа стала выказывать неприязнь к ее новой подруге. Гвинет не интересовало, как относится Августа к лорду Эйтону и его новой жене, но она вовсе не ожидала увидеть сэра Аллана и ей требовалось некоторое время, чтобы прийти в себя.

Отойдя от окна, Гвинет устремилась к своей спальне, увлекая за собой Вайолет. По пути она остановила горничную и велела той спуститься вниз и сообщить леди Кэверс о том, что она получила несколько тяжелых травм и врач велел ей соблюдать постельный режим. Едва они вошли в спальню, как Гвинет сразу обратилась к Вайолет:

– Запомни историю, которую мы расскажем моей тетушке. Нас познакомил в Лондоне один наш общий друг. – Она улеглась в кровать и накрылась одеялом, положив поверх него перевязанную руку. – Мы скажем ей, что ты дочь сельского священника и я предложила тебе стать моей компаньонкой.

– У меня не получится соврать насчет…

– Ты не знаешь мою тетю, – прервала ее Гвинет. – Пожалуйста, предоставь все дело мне. В противном случае она будет обращаться с тобой как с обычной прислугой и тебе не поздоровится. Мне необходимо придумать оправдание, чтобы оградить мою репутацию перед тетей Августой. Если она узнает, что я путешествовала с Дэвидом, не говоря уже о моем бегстве из Гретна-Грин, то придет в ярость. Пожалуйста, Вайолет, доверься мне.