Старик посмотрел на меня. Со смесью отвращения и жалости.

— Знаю, — жестко бросил он. — Но мы не можем отметать и такой вариант. Самое плохое в том, что место, куда ты сейчас направишься, контролируется… м-м-м… скажем так, конкурентами нашей конторы.

Ах, вот оно что. С этого и надо было начинать.

— Ясно, — я встал со скамьи. Молодцевато прищелкнул каблуками. — Разрешите идти?

Он скривился, как будто откусил изрядный кусок от лимона:

— Хоть в этом ты не изменился, Алексей…

И в глазах его промелькнуло что-то прежнее. Из тех еще времен, когда мы все…

Мне не хотелось вспоминать.

— Я надеюсь, ты сможешь взять себя в руки, — добавил старик. — Удачи, Леша!

Он подмигнул мне, поднялся со скамейки.

Запахнув пальто, размеренным пружинистым шагом бодрящегося пенсионера направился к ожидавшей его шикарной машине.

Я смотрел удаляющемуся старику в спину, сжимал в руках выданный им пакет, нервно барабанил по нему пальцами. И беззвучно твердил самому себе, не веря в то, что говорю: ты в игре, парень, ты снова в игре.

Терпеть не могу рейсовые автобусы.

Вместе со мной, облепив все соседние сиденья, ехали какие-то шумные студенты. Всю дорогу они трепались, слушали музыку с мобильных, чпокали пивными банками и переставляли с места на место сложенные этюдники. Надо полагать, они ехали на пленэр, запечатлевать левитановскую «золотую осень».

Осень за окном была вовсе не золотой, а рыже-бурой.

Яркие огненные всполохи облетающей листвы изредка проскальзывали в однотонной бурой грязи и слякоти. Вспыхнув, терялись в ней, оставляя ощущение сумрачной тоски.

Мне не хотелось смотреть ни на эту рыже-бурую осень, ни на студентов.

Хотелось уснуть, забыться сном, а там — будь что будет.

Но дружный хохот и периодические вскрики всю дорогу мешали мне отключиться.

Скрестив руки на груди и зарывшись носом в шарф и поднятый воротник куртки, я мрачно смотрел в окно.

Оконное стекло было пыльным изнутри.

У тех, кто ездил в этом автобусе до меня, видимо не было никакой охоты пялиться в окна. Поперек горла им, наверное, стояло то, что можно было увидеть за ними.

Я потер пыльное стекло пальцами, вытер с них пыль о джинсы.

Снаружи окно автобуса быстро покрывалось пеленой дождевых капель.

Мимо дороги проносился, словно в унылом сне, однообразный подмосковный пейзаж.

Пустые поля, лесополосы, мачты ЛЭП, перекрестки, посты ДПС, бензоколонки, придорожные кафешки и шашлычные, строительные рынки, потемневшие от времени и дождей низенькие заборы и домики садовых товариществ, обшарпанные серые здания и ангары, и снова лесополосы, поля, столбы…

Глядя на все это, я, наконец, задремал, провалился в вязкий сон без сновидений.

Лишь когда кто-то начал тормошить меня за плечо, я вздрогнул, заполошно огляделся и понял, что прибыл на место.

Моя остановка была конечной.

С улыбкой кивнув сердобольному морщинистому дедку, который меня разбудил, я вышел из автобуса.

Тут же я едва не провалился в глубокую лужу, которая затопила остановку, подмывая мутными волнами покосившийся шест с желтой табличкой.

Точка моего назначения была видна отсюда невооруженным глазом.

В конце еловой аллеи, начинавшейся за остановкой, располагался длинный трехэтажный корпус. Позади него виднелся заросший деревьями склон. Между древесных стволов темнела вода. Гостиница, назначенная шефом отправной точкой моего предприятия, стояла поблизости от водохранилища.

Профсоюзный дом отдыха, оставшийся с советских времен и переделанный в четырехзвездный отель.

Почему старик отправил меня сюда?

Дорогой наш товарищ шеф… Я представил его аристократический лик. Мысленно спросил — зачем? Дорогой товарищ шеф молчал.

Интересно, как, по его мнению, я должен начинать поиски Максима, сидя в этой дыре? С чего хотя бы начинать?

Предназначенная мне машина действительно стояла на пустой стоянке. Я легко угадал ее — других машин там просто не было. «БМВ» цвета мокрого асфальта. Судя по внешнему виду, она явно тянула на мою ровесницу. Может, даже была постарше.

Что других машин не наблюдалось, меня совершенно не удивило. Не сезон для постояльцев. Да и кому захочется в такую дыру тащиться?

Ну и пусть, это даже к лучшему.

Куда мне теперь ехать на выданной благодетелями машине я не представлял. Сиди и жди неизвестно чего. Ладно, это как раз не в первый раз. Это мне было уже давно знакомо.

Я вошел внутрь, поздоровался с сонным типом за стойкой портье, назвал ему свою фамилию. Для меня был заказан номер на первом этаже. Двухместный, аккуратный, хоть и с налетом сурового спартанского духа. Небольшая спальня с мрачным квадратным шкафом. Гостиная с кушеткой, тумбой и газетным столиком, с креслом и шторами неприятной желтушной расцветки. Выход на балкон.

Посреди гостиной поджидали меня раздутый чемодан и две спортивных сумки с вещами. Кто-то уже успел выгрести их из моей квартиры и доставить сюда. Оперативно работают.

Вот интересно, а квартиру мою они, наверное, подожгли после ухода? Устроили, к примеру, взрыв бытового газа? Или сотворили еще что-нибудь в таком же духе? С них станется.

Вот, наверное, будет хозяйка-съемщица удивлена моему исчезновению, женщина жадная, но практичная. Или старик и о ней не забыл, отслюнил пачку купюр? Старик всегда внимателен к мелочам.

Я порылся в сумках, проводя ревизию.

Наркотики, оружие и взрывчатка обнаружены не были. Весь мой гардероб — футболки, джинсы, рубашки, свитера, нижнее белье — был очень тщательно уложен и упакован чьими-то заботливыми руками. Меня аж передернуло.

Зато остались, видимо навсегда, в моем прежнем обиталище и несчастные скукожившиеся кактусы, за которыми я перестал ухаживать еще полгода назад. И обширная моя библиотека. И купленная на кровно заработанные денежки бытовая техника. Даже не представляю, как распорядится этими сокровищами старик. Наверное, раздаст голодающим детям Сомали.

А еще на дне одной из сумок, под вещами, я нашел маленькую резную фигурку, изображавшую сурового нахохлившегося филина. Ту самую фигурку, которую Генка притащил года два назад, из командировки, откуда-то с Алтая. И подарил мне, с пожеланием успешно развивать свои способности. Мол, талисман поспособствует.

Да уж, способности… Генка… Словно все это происходило тысячу лет назад. Словно все это было не со мной.

И вот надо же, заметили эту мелочь, про которую я сам давно забыл, не упустили из виду, прихватили.

Я повертел филина в руках, невесело усмехнулся, спрятал в карман.

Упрятав часть вещей в шкаф, я пинками отправил опустевшие сумки и чемодан под стол.

Выбрался на балкон, поглядел на подступающий к гостинице запущенный парк. Даже не парк, самый настоящий лес.

Балкон нависал над землей, при желании можно было спрыгнуть через перила и отправиться гулять.

Бродить, зарываясь ботинками в опавшую листву, глядя на пасмурное небо.

Мне всегда нравилась осень.

Вместо прогулки я направился в бар.

В баре было пусто. Лишь в дальнем углу коротала время за раскладными шахматами пара иностранцев в возрасте. Они походили на потрепанные манекены, усаженные за стол для оживления интерьера.

Приземлившись на крутящийся стул возле стойки, я заказал у молчаливого бармена рюмку коньяка, опрокинул, закусил долькой лимона.

Телевизор над стойкой работал с выключенным звуком.

Показывали какое-то дубовое ток-шоу. Я понаблюдал некоторое время за бурной мимикой ведущего. В глазах за стеклами очков светилось вакхическое безумие. Периодически камера оператора наезжала на неистово аплодирующий зрительный зал. При выключенном звуке особенно странно смотрелись немые, каменные лица зрителей, отчаянно сводящих и разводящих ладони по неслышной команде режиссера.

Вот она, наша жизнь. Живем, радуемся по календарю, аплодируем по команде. С каменными лицами и без слов.