— Алексей, — слишком поспешно ответил я. — Видите ли…

Собственно, о чем мне у него спрашивать? Про что говорить?

Знает ли он, где Максим и что вдруг ему взбрело в голову?

А то мы тут с Черномором с ног сбились, ищем его, а он по Фролову стреляет. Может вы в курсе, в чем проблема, нет?

Да и вообще странный у вас городок, товарищ Пасечник. Странные аборигены по нему шляются. В дожде. Сны странные снятся, которые вроде и не сны. Ничего подобного не замечали, что думаете об этом? Мне вас тут порекомендовал один молодой человек, он правда из «минусов» и мы с ним сначала поплавали в луже, но потом поручкались…

Едва я успел разлепить губы, он перебил:

— Парень такой высокий, темноволосый. Звать Максимом. Не твой товарищ случайно?

Да что же это такое?! Максима здесь все знают, он тут «селебрити», а я вынужден как слепой щенок по углам тыкаться, его искать? Ну спасибо, шеф.

— Собственно, да, — подтвердил я. И добавил. — Поэтому я и пришел. Но, видимо, не только за этим.

Пасечник пожал плечами, вернулся к работе. Как он, интересно знать, меня сразу раскусил?

— Ну, во-первых, — благодушно начал он, демонстрируя мне спину, обтянутую поношенной штормовкой. — Я полжизни в органах проработал. И глаз у меня алмаз, сынок. Во-вторых, Коля, который сейчас за забором томится. И, замечу, правильно делает. Коля тоже Максима твоего сюда притащил. И в-третьих, вопросы я думаю, ты мне будешь задавать те же самые, что и он, поэтому вступительную часть можем смело пропустить. Верно?

Я кивнул.

— Ну, так слушай, — начал он напевно, продолжая возиться с ульем. — Над нашим городом висит… давнишнее проклятье. Старики сказывали, что до революции в этих местах обретался таинственный граф. Он похищал окрестных девушек, запирал их в своем родовом склепе, а по ночам носился над полями в облике черного демона с перепончатыми крылами…

Старик помолчал.

— Ты еще здесь? — спросил он.

— Да, — я задумчиво почесал подбородок. — Это такая легенда? Или…

Пасечник зашелся в приступе лающего кашля. Я не сразу понял, что он так смеется.

Наконец, он обратил ко мне скрытое сетчатой вуалью лицо.

— Я же знаю, что ты думаешь, — сказал он. — Сбрендил совсем старик на своей пасеке.

— Я так не думаю, — честно сказал я.

— А не думаешь, так и молодец. Тогда может и поймешь чего.

— Я хотел спросить, — решился я. — Что вы знаете о городе? Я имею в виду не официальные данные, а скорее…

— Да знаю я, что ты имеешь в виду. Как и друг твой, Максим. Как и Колька, который в детстве чуть не каждый день тут у меня ошивался, паршивец. Все хотел страшные истории послушать. Знал бы, с кем он свяжется из-за этих историй — еще бы тогда его погнал тряпками. Полгорода пальцем у виска крутит, когда про меня говорят, другая половина стороной этот дом обходит. Чуть не за колдуна меня держат. Только дело не в страшных историях и не в легендах. Сплошная скучная статистика.

Он помолчал.

— Ты хоть проспект какой-нибудь рекламный читал про Краснорецк?

— Да, в гостинице подложили. Ознакомился.

— И то хлеб. В общем, история вкратце такая. Почти сразу после окончания войны начали здесь у нас строительство гидроэлектростанции. Народу согнали, плотины, дамбы отгрохали. Сделали искусственное озеро. Местных, чьи дома под воду должны были попасть, переселили. Хотя ходили слухи, что кто-то не послушался, остался, властям наперекор. Да так и сгинул при затоплении. И теперь на дне озера стоят оставленные людьми целые деревни, кладбища, церквушка даже одна. Так их, с берега, конечно не видно, все вода укрыла. Это все после войны уже было… А вот во время войны… Я еще помню, хоть совсем сопливым мальчишкой был. Страшно было, бабка меня из подвала не выпускала. Когда здесь линия фронта пролегала, сутками в подвале прятались, сидели тряслись, земля с потолка сыпется, грохот канонады, жутко… Тут страшные бои шли. То наши немца выбьют, то он нас. Линия фронта как раз посередке этого самого будущего водохранилища несколько месяцев держалась. Вот и представь, сколько там тел безвестных осталось. В несколько слоев. И некому там было подсчеты вести и памятники ставить. Закопали товарища, и слава богу, и снова в бой. Считай все на костях тут стоит…

Он снова сделал паузу, колдуя над ульем. Я молча ждал продолжения.

— Короче говоря, война кончилась. И в конце сороковых сделали это самое искусственное озеро. И накрыло оно и деревеньки, и все эти кости солдатские. Ну а потом, стали местные кое-чего замечать, как раз лет пять прошло после стройки… А я, надо сказать, после армии сюда вернулся, в милицию пошел работать. Так что всякие такие неположенные вещи и через меня, в числе прочих, проходили… Стали тут творится разные мутные дела. То свечение какое-то по воде ходит, рыбаков пугает. То волки какие-то несусветные, здоровенные, по окраинам шастать начинают. То какой-нибудь нормальный работящий мужик, возьмет вдруг, хлопнет портвешка, выведет лодку на середину озера, привяжет к шее авоську с кирпичиками и в воду — хлоп! Или того хуже, приедет из центра какой-нибудь тилихент, учительствовать к примеру, а через недельку берет в руки лом и идет с ним наперевес к соседям, голоса в своей голове глушить. Много было чего. С тех пор много времени прошло. Страна уже сменилась, а сам я давно на пенсии. Но вся эта дребедень продолжает твориться. Каждый год, каждый месяц. А знаешь, почему?

Я жадно слушал. Вопросительно уставился на Пасечника.

— Пусть это и прозвучит глупо. — сказал он. — Но мне не привыкать. Я считаю, все это из-за того, что души неупокоенные там, в озере. Там, да и по окрестностям, как ядом все потравлено, и живет тут у нас, сынок, темная злая сила, которая человеку не подвластна. Зато она человека легко в куклу превратит. Такие вот пироги с чертенятами…

Вот почему сюда так стремятся «минусы», подумал я.

Темная злая сила, старые погребения на дне водохранилища.

Для них это действительно настоящий курорт, сильнейшая эмоциональная подпитка, живительный источник. Практически Ессентуки.

— У тебя вот случаем не было странных снов, видений? — насмешливо поинтересовался Пасечник.

— Вообще-то были, — я мельком вспомнил некоторые события прошедших суток. — Вообще-то, У МЕНЯ ТАКИЕ БЫЛИ ВИДЕНИЯ, МАТЬ ИХ, ЧТО…

Я прикусил губу, сдерживаясь.

— Прошу прощения, — добавил я тише. — Нервы.

— Город пробует тебя на вкус, — с уверенностью заявил Пасечник. — Вытаскивает наружу твои скрытые страхи, переживания и выкладывает их перед тобой рядком. Угощайся. Город хочет узнать, что из предложенного будет на тебя воздействовать сильнее всего. Он тебя проверяет.

Пасечнику было весело. Ему, должно быть, редко приходилось говорить о подобных вещах, не хватало достойных слушателей.

На меня же его слова произвели очень сильное впечатление. Я слегка растерялся.

— Что еще узнать хочешь? — спросил Пасечник, оттаскивая какую-то фанерную доску на край двора.

— Вы не знаете, где я могу найти этого парня, который к вам приходил, Максима?

— Откуда ж мне знать. Тебе видней. Ты глазастый.

Я не разглядел выражения его глаз под сеткой. Но почему-то понял — он ЗНАЕТ, кто я и зачем здесь.

Он был вовсе не обычный милицейский пенсионер, любитель разводить пчелок. В нем тоже что-то было.

— Темная и злая сила, говорите? — сказал я, бодрясь. — Что ж, посмотрим на нее.

— Посмотри, посмотри, — одобрил Пасечник. — А если что, заходи, я тебя медком угощу. Только, мой тебе совет…

Он снова замолчал.

— Ехал бы ты отсюда, сынок.

Я ждал какого-то продолжения, но Пасечник молчал. А потом вовсе повернулся спиной и, словно уже забыв про меня, отправился к сараям на дальнем конце участка.

Что же такое, все хотят меня отправить подальше отсюда. И Макс, и та сумасшедшая девица. И все эти… глюки… или что это было?

Теперь вот дед еще этот, колдун доморощенный.

Я подмигнул овчарке, все с той же невозмутимостью сфинкса на морде проводившей меня взглядом.