Рысёныш разревелся. Пришлось обнимать и утешать.

— Ну, ты чего? Ведь не навсегда расстаемся, я буду прилетать, и ты можешь приехать в гости в любое время. Ты теперь парень не бедный, сел на корабль и приплыл.

— Не надо на корабль, — сопел Лан, — мы планируем перебраться на тёмный континент через полгода где-то.

— Вот видишь, всё хорошо.

— Если у тебя всё сложится, мы переедем, — кивнул головой малыш.

— Так вы из-за меня, что ли? — смотрю на него в шоке.

— У тебя договор с Ваширом (львом), он решил перебраться ближе к тебе.

Вздыхаю, хорошо, но все остальные решили остаться, истребовав с меня обещание, прилетать раз в полгода и оставаться, минимум, на месяц.

Больше всего мне не хотелось расставаться с дедом, я привык, что дракон всегда рядом, всегда поможет, подскажет, расскажет, посоветует и покажет. У меня не было от него никаких тайн, ближе него у меня никого не было. Но дед сказал, что может жить где угодно, разрешив этим все мои метания.

Боялся я или не боялся, сомневался или нет, но, определённо, собирался. Собирался вернуться к тому, кого очень сильно люблю вот уже десять лет.

И вот день выпуска из академии настал. Все зачёты и экзамены сданы, практика засчитана, вещи собраны. Осталось выслушать торжественные речи ректора и преподавателей, хотя бы не стали плакать от радости, что я ухожу. Бои без правил были перебором, согласен, но, надо же, куда-то девать энергию здоровенным, перевозбуждённым лбам. И пережить «бал невест», где нам будут делать предложения о найме на службу. Дальше, развлекательная программа для студентов, выпускников и гостей академии и бал. В этом году был ажиотаж, съехались все правители, что бы порвать меня на много маленьких Адиленчиков. Но я ждал одного, единственного.

Выдернув рысёныша из кровати рано утром, потащил его на мыльно-рыльные процедуры, лёгкий завтрак и мы возвращаемся в комнату одеваться. Форма сидит как влитая, волосы заплетены в тугую косу. Я готов. Осматриваю костюм для выступления, мне ещё танцевать и петь под мою красавицу-гитару. Ребята расстарались, пошили нечто невероятное. Золотой, кружевной костюм на тонкой шёлковой подкладке был произведением искусства. Мягкие золотые тапочки и тончайшей работы украшения. Честно предупредил, если меня трахнут прямо в зале, убью.

Спустились в зал, где было общее построение. Бывшие студенты, одетые в новую, красивую форму, были возбуждены, заканчивался один из отрезков их жизни, впереди было много нового и неизвестного, но они шутили, обменивались адресами, приглашали в гости, стараясь не потерять приобретённых друзей.

Построились. Я бегаю глазами по залу, ища того, кто стал мне очень дорог и любим. Дедушка, отец, ОН. Сердце заходится до головокружения. Яс не изменился. Чёрные глаза сверлят меня, рассказывая, как скучал, любит, заберёт. У меня ноги подгибаются. Хочется наплевать на всё, на всю эту толпу, подбежать, обнять, что бы никогда больше не отпускать.

Поздравительные и напутственные речи начинают раздражать. Огромным усилием удаётся взять себя в руки, не хватало обернуться. Отвожу глаза, сжимаю ладони до хруста в пальцах. Жду.

Когда всё закончилось, я срываюсь с места, проталкиваясь через толпу, спешу к тому месту, где меня уже ждут.

— Яс! — выдыхаю я, влетая в его грудь, вдыхая запах.

— Любовь моя! — отвечают мне, целуя волосы, лоб, глаза.

— Эй-эй, не шокируйте общественность, — возвращает нас с небес на землю голос отца.

Прижимаюсь щекой к груди любимого, слушая быстрое биение сердца.

— Может, всё-таки, меня обнимешь? Я тоже скучал, — картинно дуется отец.

Глянув в глаза демону, улыбаюсь, тот закатывает глаза, отрывая от меня одну руку, даёт сделать шаг в сторону родителя.

— Привет папулечка! — улыбаюсь ему.

— Привет, сокровище моё, — сжимают меня до хруста в костях.

— Поздравляю, внук, — смеётся дедуля, — Оторвись от этих двоих, тебе будут делать предложения.

— Руки и сердца? — хмыкаю я.

Мою тушку, тут же, спиной прижимают к крепкой груди.

— Пусть только попробуют, — рык над ухом. А потом, тихонько, в ухо. — Своё предложение руки и сердца ты получишь немного позже.

— Мммм, это намёк? — чуть поворачиваю голову.

— По моему, это констатация факта, — отвечает, вместо Ясимара, дед, даря ему взгляд, полный предупреждения и угрозы.

Меня только крепче прижали. Взвесив все за и против, выбираюсь из объятий и иду к ректору.

— Что ты задумал? — доносится вслед вопрос деда.

Пошептавшись с Салвенасом, прошу минутку внимания.

— Мне очень жаль всем отказывать в предложении о найме на службу, но … сердце сделало свой выбор. Сердце дракона отдано.

Под шум и волнение толпы возвращаюсь назад.

— Это намёк? — улыбаясь, спрашивает владыка, а глаза сверкают, как драгоценные камни.

— Это констатация факта, — выдыхаю я ему в грудь.

— Жизнь моя, больше никогда не отпущу тебя, — шёпот в волосы.

— Придётся, у меня здесь работа, — выдыхаю я, — можем прилетать сюда вместе, ты будешь отдыхать, а я работать.

— Поговорите об этом позже. Адиль, тебе пора, — вырывает меня из нирваны дед.

Со стоном отрываюсь от такого любимого и желанного мужчины и иду в сторону небольшой сцены, беру гитару и присев на высокий стул, начинаю петь:

Как бы хотел я нарисовать мечту,

Солнце и ветер, молнию на лету.

Как бы хотел я нарисовать полёт,

Ветер свободы, что меня вдаль несёт.

Вместо слёз нарисовать цветы,

Вместо разлук — мосты,

Вместо утрат — мечты.

Но красок нет, чтоб возвратить рассвет,

Чтобы каждой минуте вслед

Не говорить: "Прощай!"

Как бы хотел я время нарисовать,

Чтоб, наконец, улыбку твою поймать.

Чтобы навечно в красках застывший свет

В рамке окна оставил твой силуэт.

Вместо слёз нарисовать цветы,

Вместо разлук — мосты,

Вместо утрат — мечты.

Но красок нет, чтоб возвратить рассвет,

Чтобы каждой минуте вслед

Не говорить: "Прощай!"

Вместо слёз нарисовать цветы,

Вместо разлук — мосты,

Вместо утрат — мечты.

Но красок нет, чтоб возвратить рассвет,

Чтобы каждой минуте вслед

Не говорить: "Прощай!"

Чтобы каждой минуте вслед

Не говорить: "Прощай!"

Не говорить: "Прощай!"

Развлекательная программа набирает обороты, быстро бегу в комнату, скоро опять мой выход. Надеваю костюм, украшения, крашу глаза и губы, расплетаю и расчёсываю волосы. Тапки на ноги и вперёд. Одна надежда на Ясимара, а то порвут.

Отзвучали последние аккорды мелодии, в зале приглушили свет, то здесь, то там вспыхивают огоньки, их зажигают теперь уже бывшие студенты. По залу, лёгкой лаской, льется мелодия. Золотая вспышка, темп музыки набирает обороты, в середине зала извивается фигурка, словно облитая золотом, чётко отбивая ритм, скользя и резко взмывая вверх.

Сотни глаз не могут оторваться от этого зрелища. Сердце же одного демона разрывается, мозг, агонизируя, твердит, каким дураком он был, какое сокровище чуть не упустил, не потерял. Светлый, нежный, такой красивый.

— Я твой раб, малыш, раб любви, раб страсти. Боюсь, даже если разлюбишь, захочешь уйти, не отпущу, — шептали губы.

Стянув с себя костюм, решил быстренько ополоснуться. Уже выходя из ванны, услышал хлопок закрываемой двери.

— Лан, что-то случилось?

— Случилось, — отвечают мне, — в моей жизни случился ты.

Мама дорогая, прикрываюсь полотенцем, если кто-то сейчас не включит голову, меня порвут, только в прямом, а не переносном смысле.

— Яс, любовь моя, осторожно, у меня десять лет никого не было, — это был предсмертный писк.

А дальше, голову заволокло туманом. Поцелуи сыпались градом, руки нежили, ласкали, скользили в попытке обхватить всё и сразу. Обхватив голову демона руками, запускаю пальцы в волосы, вспоминая забытые ощущения, фиксирую затылок, целую. Стон рвётся с губ от переполняющих эмоций и ощущений. Язык сплетается с языком, признавая жажду, нужду. Руки скользят по груди, спускаются ниже, дёргают рубашку.