Поднимается Черненко. Весь дрожит. С трудом, опираясь на помощника, водрузился за трибуну зачитать речь по бумажке. И все равно говорить не может. Вносится предложение: раздать речь Черненко собравшимся в зале. «Речь» раздать не успели, мы прочли ее потом в газетах. Финита ля комедия! Как оплеванные, вышли на улицу. Ехать домой не хочется, смотреть друг другу в глаза стыдно, расходимся.

Еду домой. В вагоне ни рядом, ни где подальше милиционеров уже нет. Я свободен. Наружное наблюдение за первым секретарем обкома партии началось с момента вызова в обком для ознакомления с шифрограммой о кончине Андропова и закончилось с избранием нового Генсека.

Горбачева выбирали уже по-другому. Съехались, как всегда, в гостиницу «Москва». Кто-то привез с собой вино, кто-то коньяк. Зашли в одну комнату, потом в другую. Догадывались, конечно, что в номерах все записывается. А когда выпили, просто перестали обращать на это внимание. Обсуждали, кто будет. Говорили, что Гришин. И действительно, Гришин уже ездил в том «членовозе», связь с которым выведена и на управление ядерным комплексом страны. Но члены ЦК пришли к выводу, что следующих похорон страна может уже не выдержать. Нужен был молодой руководитель. Таким был Горбачев. Ключевую роль в мобилизации членов ЦК, и прежде всего первых секретарей обкомов, сыграл Егор Лигачев, бывший тогда заведующим орготделом ЦК КПСС.

Когда пленум начался, в зале установилась напряженная тишина. Понимали, что есть шанс больше не позорить страну гонкой на лафетах. Горбачев, возглавлявший комиссию по похоронам Черненко, открыл пленум и предоставил слово Андрею Андреевичу Громыко. Минуты три Громыко делал вступление, говоря о том, какое важное решение мы все принимаем сегодня. Было ощущение, что даже дышать мы уже перестали. И когда он произнес фамилию Горбачева, зал встал и овацией приветствовал Михаила Сергеевича. Руки отбили – надоело ездить через год на похороны. Потом прерывали аплодисментами уже самого Горбачева: самое главное, что молодой. И практически его избрали единогласно.

Я не знаю, что было бы, если б Громыко назвал другую фамилию. Вероятно, все же не было бы повторения той ситуации, которая сложилась на пленуме после смерти Андропова. Когда я приехал после избрания Черненко в Могилев, секретари обкома, а потом и райкомов возмущались: «Как вы могли!» Все ведь понимали, что у человека уже наступил старческий маразм.

Не могу сказать, что была вера в Горбачева. Нет маразма, в здравом рассудке и светлой памяти – и слава Богу! Была вера в то, что в стране можно многое исправить, многое сделать лучше. Даже в той системе.

До своего избрания на высшую должность в партии и государстве Горбачев был секретарем ЦК КПСС по сельскому хозяйству. Лукашенко потом неоднократно уверял всех, что ездил на пленумы чуть ли не консультировать Горбачева. На самом деле это было всего один раз. Горбачев любил собирать рабочие совещания – как говорил один генерал из Бобруйска, «узкий круг ограниченных людей». По команде Генерального собирали человек пятьдесят – шестьдесят: несколько первых секретарей обкомов, членов республиканских правительств, из исполкомов разных уровней – и так вплоть до руководителей хозяйства. Это называлось «посоветоваться». (На таких двух совещаниях пришлось побывать и мне). Сначала Горбачев делал пространное выступление по повестке дня, потом кому-то предоставлял слово, почти всегда недослушав, перебивал выступающего и сам за него говорил, говорил долго. В это время выступающий мог стоять за трибуной и 10, и 20 минут. Не всем удавалось сказать, что они планировали. На одном таком совещании по моим подсчетам Михаил Сергеевич из 4-х часов, в течение которых длилось совещание, сам проговорил 2,5 часа. Совещание закончилось тем, что даже не были подведены какие-то итоги. Слушать Горбачев не умел… Одно из совещаний было по аренде, которая тогда активно внедрялась. Могилевскую область на нем представлял первый зампред облисполкома Евсей Корнеев, который и взял с собой Лукашенко. Вместе ехали в вагоне. На совещании Лукашенко выступил, что-то сказал – это он очень любил. Возвращались и назад вместе. Ехали в Москву – Лукашенко угощал Корнеева и чайком, и водочкой, как водится. Ехали назад – уже от Корнеева потребовал, чтобы тот ему носил чай. Видно, тот факт, что Генеральный Секретарь задал ему какой-то вопрос, сильно ударил директору совхоза в голову. Но на другие совещания его больше никто не звал.

Были, правда, о Лукашенко публикации в центральной печати. Много писал о нем Гуляев, что-то давала «Комсомольская правда». Но, надо сказать, писали не столько о нем, сколько об аренде. Аренда действительно давала основания для обсуждения, потому что раскрепощала людей, развязывала им руки. Главное – как говорилось ранее, снимался «потолок» заработной платы. Ведь социализм изжил себя точно так же, как Вавилон, где, как бы ты ни работал, больше двух килограммов пшеницы и двух килограммов ячменя заработать просто не мог. При социализме работника сдерживал оклад: был ты хорошим директором совхоза или плохим, свои двести тридцать рублей ты получал гарантированно. А при аренде половина сэкономленных ресурсов переходила в заработную плату. Используя аренду, в нашей бедной Могилевской области нам удалось подтянуть сельское хозяйство так, что даже когда на закате перестройки все начали минусовать, мы все еще держались. А аренду мы ввели и в строительстве, и даже вплотную подобрались к промышленности. Конечно, та советская аренда это не рыночная экономика, но некоторую степень свободы инициативным людям она давала, можно было зарабатывать достаточно хорошо.

Я задавал себе вопрос: почему Анатолий Гуляев, умный и опытный человек, талантливый журналист, начал так активно пропагандировать Лукашенко и помогать ему? Как и многих других помощников и пропагандистов, Лукашенко сполна отблагодарил Гуляева: недавно была закрыта редактируемая им газета за то, что не пела дифирамбы Лукашенко и его режиму. Наверное, дело было в поветрии. Вот есть общее поветрие: ага, партия зажимает всех, найдем демократов внизу, сбросим партократов – ведь партократы иногда еще и спрашивают! Вспоминаю сам предвыборное собрание, когда мне в Быхове дословно сказали: «Тебя выбирать нельзя! Ты нас заставляешь работать. А вот мы тебя провалим, разгоним партию, не будем работать и будем получать деньги». Причем говорили это учителя. Был общий порыв, увлекший и Гуляева. Гуляев понимал, конечно, что без работы жизни не будет, но тогда в одной компании оказались и те, кто искренне желал изменений, и кто ждал своего момента урвать, половить рыбку в мутной воде «перестройки».

Возвращусь к выборам народных депутатов СССР. Я не хотел на них идти. Но здесь от меня лично ничего не зависело: не хочешь – сдай должность. Пришлось выдвигаться. И я проиграл.

Скорее всего потому, что занимался не столько своей избирательной кампанией, сколько выборами Кебича. Получилось так, что Кебич как рядовой заместитель главы правительства по номенклатуре не должен был баллотироваться в депутаты СССР. Но в том составе Совета Министров Вячеслав Францевич был наиболее энергичным. Молодой, деловой – особенно на фоне своих коллег, большинство из которых просто ничего не решали. Кебич без проволочек решал многие вопросы, с которыми я к нему обращался. А нам тогда предложили несколько кандидатов из Москвы, из состава членов Политбюро, особенно рекомендовали Медведева. Мы с первыми секретарями райкомов обсудили кандидатуры, приняли решение выдвинуть Кебича – и поставить всех перед фактом. Это был настоящий шок в республике. И не только в республике. Но потом все вошло в нормальное русло. Недовольные нашей «самодеятельностью» успокоились и согласились с нашим выбором.

Кебич и сам не знал, что мы его выдвигаем. Его тоже просто поставили перед фактом. Я позвонил ему после собрания и сказал: «Вячеслав Францевич, мы тебя выдвинули». И все домыслы, будто бы Кебича выдвигали потому, что рассматривали на должность премьера правительства, просто не соответствуют действительности. Наоборот, лишь после победы на выборах Вячеслава Францевича начали рассматривать как потенциально сильную фигуру. ЦК КПБ и Совет Министров были против его выдвижения. А у меня выбора не было. Конечно, я поддерживал Кебича. Ну не Евтуха же мне было поддерживать?! Евтух в правительстве ничего не решал. Ковалев болел и готовился уйти на пенсию. Некого еще было поддерживать. Мы ведь всегда выбираем из того, что есть. И поддержка кандидатуры Кебича была в той ситуации, на мой взгляд, единственно разумным выходом из положения.