— Так, может, я не с того начал нашу игру в шахматы? Надо было что посерьезнее сделать, тогда бы я всегда побеждал, а, Вероник?

— Толку-то. Тогда бы в шахматы играть не научился, — отвечаю максимально равнодушно. Вот так и живем. Мало того, что в школе сижу как на вулкане, так еще и здесь не все спокойно, и постоянно надо отбивать мячики подколов. Как же я устала от всего этого! Почему мы со Стасом почти никогда не можем поговорить по-нормальному, без этого вечного сексуального подтекста, такого обидного для меня? Дразнит девочку конфеткой. И знает прекрасно, что конфетку давать такой без надобности, и все равно — дразнит.

А как хочется поговорить с кем-нибудь! О холодной осени, о твоих маленьких радостях, о печалях… да о чем угодно! И не ждать насмешки в ответ. И не думать о том, что говоришь, просто говорить — от души, искренне, не таясь, о том, что волнует и вдохновляет. А потом — познакомиться еще ближе, чтобы ближе некуда, и тоже не бояться, что ты не понравишься, что сделаешь что-то не так…

Неужели я хочу так много?

— А может, ну их, шахматы, — голос Стаса звучит очень многообещающе.

Кручу пальцем у виска. Такое мне не свойственно, но Стас очень старается. Желаю треснуть его по голове чем-нибудь тяжеленьким! Или сесть к нему на колени и целовать без памяти.

Но второе невыполнимо в силу моих устойчивых принципов, а первое — потому, что в принципе невыполнимо. Стас все-таки еще и тренер по рукопашке, а я даже не могу представить, как человека можно ударить.

— Играй давай. Хватит уже шуточек. Стас, правда… хватит. Ты прямо сегодня отличаешься. Я не понимаю, чего ты добиваешься, честно. И понимать не хочу. Но если ты в таком же духе будешь…

— Виноват, Вероника Васильевна. Играем молча. Только ты не лажай специально, пожалуйста.

— А ты ко мне не приставай с вопросами. И не только с вопросами…

— Это как получится…

Прикрываю глаза на секунду. Ну не сволочуга?

Волнует меня еще и то, что эти все подначки самым плохим образом влияют на мое тело. Чувствую покалывание в кончиках пальцев, ужасно хочется прикоснуться к обнаженной груди Стаса, просто до боли. Тело продолжает гореть, низ живота предательски ноет, а трусики уже давно стали мокрыми насквозь. И это все от чего? Приобнял, чуток разделся и сделал несколько намеков. А если смешки будут посерьезнее, что тогда?

Плохи мои дела.

Сегодня приду домой и опять на сайт знакомств залезу. Или…или не знаю что. Но и эту ночь я проведу в обнимку с флакончиком валерьянки. Пожалуй, треснуть когда-нибудь за все мои страдания Стаса все же не помешает.

Мой телефон издает привычную мелодию звонка.

— Сейчас, — тихо говорю я и лезу в сумку, которую всегда вешаю на спинку стула. Стас отходит к кофеварке — налить кофе.

— Будешь? — спрашивает негромко. Киваю и смотрю на загоревшийся экранчик телефона. Это Роберт, папа Марка.

Едва ли я могла когда-нибудь подумать, что именно тогда, когда буду играть со Стасом в шахматы, мне позвонит мужчина. Стас — это одно дело, ему кто угодно звонить может, но я…

Всегда говорю детишкам: сегодня мы в грязи, а завтра мы князи. Или наоборот. Неисповедимы Твои пути, Отче.

Ну, Стас, держись!

Миг моего торжества. Фанфары, пожалуйста, включите тоже. Не одному тебе, Стас, звонит противоположный пол! Прямо-таки наполняюсь гордостью. Закроем глаза на то, что это всего лишь отец одного из моих учеников. Стасу это знать не обязательно.

Что-то изменилось? Марк не придет? Постараюсь провернуть разговор так, чтобы он свидетельствовал о моей бурной личной жизни. Если это получится, конечно. А если не получится, все равно — звонок мужчины надолго заткнет рот Стаса. И пусть только теперь попробует повыпендриваться и поприглашать меня на унизительные учебные свидания!

Нажимаю на кнопку и подношу телефон к уху. Стас наливает кофе в чашку. И только в следующую секунду, когда я произнесу «Здравствуйте, Роберт», (на «здравствуй», к сожалению, пока не хватает наглости), он поднимет голову и начнет прислушиваться. Я все вижу: наблюдаю за его реакцией краем глаза.

— Здравствуйте, Вероника Васильевна. Как ваши дела? — возношу благодарственную молитву за то, что Роберт воспитан до мозга костей, и никакой разговор у него не начнется прежде этикетной вежливости.

— Замечательно. Отдыхаю сейчас. Как вы сами? — изображаю улыбку в тридцать два зуба. Смею заметить, что если вы так скалитесь, то и интонация голоса у вас будет соответствующая — доброжелательная и располагающая к себе собеседника, хотите вы этого или нет. Уж не знаю, что сейчас подумает обо мне Роберт. Но — все для победы! Я же ничем не рискую…

— Очень работы много. Устал ужасно, — звучит в трубке приветливый голос. Та-ак. Что-то мы о личном начали. Стас даже про кофе забыл. Стоит у барной стойки, руки скрестил на груди, и с неослабевающим вниманием слушает все то, что я тут несу. А я уж расстараюсь…

Но расстараться не получается.

— Вероника Васильевна, я вот по какому поводу звоню: у Марка перенесли занятия в бассейне…извиняюсь перед вами…в общем, он сидит около вашего подъезда сейчас и ждет. Мне за ним приехать? А может, вы сейчас сможете с ним позаниматься? Понимаю, что мы договаривались попозже, но бассейн от вас недалеко, вот Марк и пришел к вашему подъезду. Но если вам неудобно, я за ним приеду… — переходит к делу Роберт.

— Я сейчас не дома, — задумчиво говорю я и медленно провожу языком по верхней губе в той же задумчивости. Пускай из меня плохая актриса, но Стас все-таки проникся: продолжает пристально смотреть на меня, голову чуть наклонил и сверлит недоверчивым взглядом.

— Да, понимаю. Я заберу его, и через два часа…

— Ну что вы будете мотаться туда-сюда. Пусть подождет на лавочке минут десять, или в подъезд зайдет, если холодно. Я сейчас подбегу, — не бывать мне фемме фаталью. Вместо того, чтобы подольше подразнить Стаса, сбиваюсь на насущные нужды.

Пускай. Фальшивые улыбки, двузначные реплики — все работа на зрителя. А я не собираюсь играть ни в какие игры.

И меня вознаграждает радостный голос, полный теплоты и признательности:

— Вероника Васильевна, спасибо огромное, вы так много делаете для Марка…

— Да бросьте, — перебиваю я и, на секунду забыв о том, что Стас наблюдает, улыбаюсь совершенно открыто и искренне. Ценю хорошее отношение. Другие — особенно родители некоторых моих десятиклассников — считают, что учителя и классные руководители все должны и обязаны, и иногда доброго слова не скажут, да что там — и спасибо никогда не произнесут. — Пусть подождет. Я приду.

И вырвусь из этой квартиры, в которой, как мне кажется, даже воздух пропитан искушением.

— Хорошо, сейчас Марку перезвоню и скажу.

Кладу телефон обратно в сумку. Стас ставит на столик чашку с кофе.

— Собралась куда?

— Да…Стас, побегу. Ко мне ребенок пришел заниматься.

— А звонил кто?

— Папа его, — беру чашку в руки, делаю глоток. Кофе у Стаса очень вкусный, с молочной пенкой наверху. Такой у себя вряд ли сделаю. Хотя бы потому, что у меня нет кофеварки, и вряд ли будет в ближайшее время, потому что потихонечку коплю на отпуск.

— Папа? А мама почему не интересуется?

— Он вдовец.

Стас подходит к столу и садится. Пытаюсь вежливо попрощаться, даже встаю, но Стас хватает меня за руку:

— Посиди две минутки, расскажи про вдовца, а потом я тебя провожу даже.

— Не надо мне провожатых.

— Сядь, Вероничка. Я же должен за тебя порадоваться.

«Да чему тут радоваться? Просто заботливый отец, к тому же мормон, к тому же мне здесь ничего не светит, как и с тобой, Стас», — собираюсь ответить, но почему-то в последнюю секунду открываю рот и говорю совершенно другое:

— Мы недавно с Робертом познакомились, пока сказать ничего нельзя. И как только что-то определится, я непременно похвалюсь, — кидаю холодный взгляд на Стаса. Получите-ка по всем своим позициям. Решительно выдергиваю руку — Стас больше ее и не держит. Узнал все, что ему надо. Потираю кисть: хватка у Стаса железная.