– Вот здесь...

Лицо полковника, и без того озабоченное, тотчас сделалось мрачным по-настоящему.

Что не так? – спросила Эллен. На её вопросы бравый офицер, похоже, реагировал быстрее и... как-то благосклоннее.

Зона влияния повстанцев. Вам надо было с ними договариваться.

Но нам сказали, что метафедератов они не трога...

Пусть это останется на совести того, кто говорил. Повстанцы сначала стреляют, а потом разбираются, кого завалили... Боюсь, когда вас ТРОНУТ, я уже ничем помочь не смогу.

Зато сейчас можете.

Каким образом?

Немного вооружения и техники. Понятно, что людей просить у вас смысла нет...

Это точно. Людей я не дам.

Но что касается технического обеспечения...

Вы просите или?..

Метафедерация всегда платит по всем счетам. Мы можем себе позволить закупать необходимое снаряжение непосредственно на местах.

В таком случае, после обеда оформим надлежащие документы. Иногда с бумагами воевать трудней, чем с повстанцами.

Намного трудней, – вставил «руководитель экспедиции» Ошима-сан. – К тому же бумаги не победишь.

Это точно. – Взгляд полковника наконец-то сделался чуть менее суров, словно общая ненависть к «бумагам» оказалась долгожданным консолидационным фактором. У разных людей обязательно отыскивается хоть что-то общее! Главное – обнаружить точки соприкосновения. Дальше – проще простого.

Бумаги... Хрупкие, в огне горящие, недолговечные листочки и рулончики... Давно уже бумаги как таковой нигде, кроме музеев, и не увидеть, а название всё ещё сохранялось, и сохранится, наверняка, в веках. Бюрократическое наследие предков несгораемо и неистребимо.

...Джунгли, джунгли, джунгли...

Сколько зелени! Миллионы оттенков зелёного. Немудрено, что здешний язык – в принципе не сложный, образованный от древнефранцузского, – поражает обилием «зелёных слов».

Бесконечная зелень внизу, безбрежная синева вверху, а между ними летящее невесть куда средство передвижения – брюхо синее, колпак зелёный...

Внизу ярко вспыхнуло, словно зеркало поймало солнечного зайчика и навело его на атмосферный коптер. Ещё вспышка. Ещё...

Пилот Джосф нечленораздельно завопил и попытался отвернуть флайер, но неуклюжая транспортная «коза» не вытянула вираж... Шваркнуло со всей мочи, точно врезались в каменный склон.

Тела в креслах удержали ремни, но каким чудом кресла не слетели с креплений... Виды окружающей среды замелькали так, словно их снимала упавшая со штатива камера. Зелень периодически менялась местами с синью, причем зелень становилась всё ближе и ближе... Неуправляемый коптер падал, и падал если не с ускорением свободного падения, то в очень сходном темпе. Катапультироваться из крутящегося на вертеле гроба было практически невозможно.

Людям отчаянно не повезло – сгусток высвобожденной плазмы ударил в хвост и раскрутил коптер вокруг центра тяжести.

Джосф остервенело сражался с пультом, пытаясь выровнять «козу», а все остальные сидели «ни живы ни мертвы», но сгруппировавшись и приготовившись к встрече с Творцом или вечным беспамятством – кому кто ближе. Тот факт, что после смерти организма отчётливые следы его и Эли разумов останутся в семье, что сохранится всё, накопленное памятью, – Макса почему-то совершенно не утешал.

Смертельная центрифуга неумолимо падала. В последний раз промелькнула синева, послышался хруст древесных верхушек. Тряхнуло, ударило, ещё раз тряхнуло, ещё раз ударило, и...

Очнулся он от боли. Болело всё, что только могло болеть, даже зубные имплантаты и удалённый аппендикс. Болело жутко.

К тому же...

Он ощутил, что лежит на ровной твёрдой поверхности, вызвавшей ассоциацию не с почвой, а с земляным полом. Было темно. Ну, не совсем темно, скорее, противно-серая темнота, которую обычно называют «интимным полумраком».

«Эли?!» – заметалась панически мысль.

Макс попытался настроиться на волну Эли. Пришлось напрячься, чуть не лопнуть от натуги, так как боль в сочетании с нестабильной работой соображения (судя по всему, в мозгах что-то перегорело, что-то оборвалось и что-то заклинило) совсем не способствовали улучшению качества дистанционного восприятия. ЭЛИ!!! ЖИВА-А...

Да, она была живой. Без сознания, но при памяти. Не потеряла себя... Скорее всего, тоже лежала вот так на грязном полу, в полной власти потных, небритых мужиков, именуемых явственно-скабрезным словом «повстанцы». В том, что они очутились в плену, сомнений не было. Макс отчётливо ощутил волны враждебности, исходящие со всех сторон, окутывающие вязким туманом ненависти.

В тумане прорисовались концентрические кольца разных цветов... радужные круги застили мир...

Вновь Макс очнулся от яркого белого света, который резко бил ему в глаза. От этой внезапной «оказии» он застонал.

Ожил, – послышался мужской голос.

Свет... уберите свет, – чуть слышно сказал он, удивляясь самой способности говорить.

Умничает, – произнес с явной издёвкой другой голос, но свет всё-таки убрали.

Макс открыл глаза. Вроде бы над ним сидели на корточках двое резко воняющих потом, давно небритых мужиков. Один в руке держал большой, тяжёлый фонарь.

Где я?..

А как ты думаешь? – Они засмеялись.

Вообще-то смех считается положительной эмоцией, но эти ребята были явным исключением из данного правила.

Ты... этот, эпидемолог?

Да...

А остальные кто?

Коллеги...

И куда ж вы летали?

В лес...

На кой?

Болезнь... появилась... мы изучаем...

На кой в лесу болезни учить?! Вы, метафедераты, с жиру беситесь...

А какое у тебя воинское звание? – спросил второй.

У меня нет... звания военного. Я цивильный... доктор медицины.

Цивильный доктор! – Они опять заржали.

Ты понял, он говорит, ихней жирной Метафедерации есть дело до наших лесных болезней!

И на кой вам наши болезни? Мы болеем, наша проблема!

Вы... можете заразить...

Ах, ну да! Что ж вам мешает посыпать нас чем-нибудь сверху, потравить на хрен заразных?

В Метафедерации... гуманный, демократический принцип... жизнь человека – священна...

Гуманные! Демократичные! Ой не смеши!!! – Они ржали так яростно, точно он рассказал им убойный анекдот.

Общественное мнение граждан...

Так это общественное мнение заставляет вас следить за тем, чтобы мы тут убивали друг друга без поносов и ангин?

Серьёзный вирус, стоит ему только вырваться...

А есть ли он на самом деле?

Это мы и должны выяснить.

Ладно. Пошутили, и хватит. Фамилия, звание, цель полета?

Я уже говорил...

Макса щедро угостили фонарём по рёбрам. Что ж, такова консолидация усилий с точки зрения повстанцев.

Говори, сука!

Я сказал...

Ещё порция «от фонаря». По печени. Боль адская...

– Всё равно скажешь. А если нет, то у нас есть ещё двое. Так что подумай.

«Двое?! Кто?»

Говори.

Цель миссии... – прошептал Макс чуть слышно.

Громче!

Но он не выполнил требование, продолжал шептать.

Вот тварь, – сказал один из них, наклоняясь, чтобы приблизить ухо к губам.

Цель миссии – затащить тебя в яму, – отчеканил Макс и буквально проглотил его ухо.

Край непуганых идиотов. Разве ж можно позволять себя касаться...

Наклонившийся качнулся и едва не упал на Макса. Выпрямился он, уже будучи периферийным сегментом. Макс не прогадал.

– Что он сказал? – спросил напарник.

– Наклонись, он и тебе скажет. Хочу, чтобы ты услыхал эту метафедератную тупость своими ушами от него...

Второй заржал и тоже наклонился...

Приобщённых стало двое. С партизанами, повстанцами и вообще с «военными» – ПРОСТО. Подавляющее большинство из них прекрасно подготовлено психологически (армейские мораль и бытие, по определению, – процесс склонения и обобществления) к слиянию в одно касание.

Что ж. Будь ближе к народу – если нет другого выхода. Народ любит «секту», значит... Почему бы не использовать методы Секты. Достаточно лишь «отключить» соответствующий слой сознания и задействовать необходимый.