— Не знаю, — откликнулась она.

— К тому же, — продолжал он, — ты из торговцев. Брать в жены дочь торговца воину не пристало. Подобных политических уловок я не признаю. Меня никто и не спросил.

— И меня тоже, — добавила она.

— Но ты женщина.

— Верно.

— Дочери торговцев, — заявил он, — годятся воинам только в рабыни.

— Неужто, хозяин? — лукаво переспросила она.

— Да, — бестрепетно ответил он.

— Да, хозяин, — потупилась она.

— Кроме того, свободная ты была уж слишком надменна. Тебя надо было поработить, надеть ошейник и высечь.

— Да, хозяин. — В голосе ее зазвенел страх.

— Я решил расторгнуть помолвку. И покинуть город. — Тандар из Ти ухмыльнулся. — Но случилось так, что необходимость в этом отпала.

— Как же хозяин нашел меня?

— Благодаря братству Воинов, — ответил он. Клитус Вителлиус улыбнулся.

— Спасибо, хозяин, — сказала Клитусу Вителлиусу рабыня Бусинка, ныне Сабина.

Он кивнул, принимая благодарность. Сабина, рабыня, повернулась к Тандару из Ти.

— Ты нашел меня, — сказала она. — Ты владеешь мною. — В глазах ее стояли слезы. — Я надеялась сохранить в тайне свое происхождение.

— Почему? — не понял он.

Она смутилась. Тряхнула головой.

— Почему?

— Я должна говорить? — спросила она.

— Ты рабыня. Говори.

— Потому, — смело взглянув ему в глаза, заговорила она, — что хотела быть твоей рабыней! — Снова смущенно потупилась. — Я чувствовала, что ты — мой истинный хозяин, а я — твоя истинная рабыня.

Мужчины переглянулись. О, они по достоинству оценили признание крошки рабыни!

— А еще, — добавила она, — я не хотела обесчестить тебя.

— Клеймо на теле дочери торговца не может меня обесчестить, — возразил Тандар из Ти.

— Понимаю, что не может. — В голосе ее сквозила ярость. Но это и в самом деле так. Что с того, что на Горе поймали и заклеймили девчонку? — Но теперь, зная, кто я, и сохранив в неприкосновенности свою честь, ты должен освободить меня.

— О? — Он не поверил своим ушам.

— Да. Теперь ты освободишь меня, и все снова пойдет так, как договорено между Крепостью Сафроникус и Салерианской Конфедерацией. Когда я стану свободной, помолвка наша восстановится, и все, хотим мы того или нет, снова встанет на свои места.

Тандар из Ти захохотал. Клитус Вителлиус улыбнулся.

— Хозяин? — Она стояла перед ним обнаженная, в наручниках. Восхитительно хороша!

— Отличное клеймо, — поглядывая на ее бедро, повторил Тандар из Ти.

— Теперь, когда ты знаешь, кто я, ты освободишь меня? Он повернул из стороны в сторону ее голову.

— И уши проколоты.

— Ты непременно освободишь меня!

— Ты — дочь торговца, — ответил он. — А дочери торговцев годятся воинам только в рабыни.

— Ты освободишь меня! — вскричала она.

— На колени! — приказал он. — Я надену на тебя ошейник.

— Хозяин!

— Принеси плеть, — бросил он кому-то из своих спутников. Она мгновенно встала на колени. Плетка не потребовалась.

Рабыня Сабина смотрела на Тандара из Ти полными восхищения, изумления и любви глазами. Вот что за человек ее властелин!

— Принеси ошейник, — приказал кому-то Тандар из Ти. В его вещах отыскали ошейник.

— Я нашел рабыню, которая мне нравится, — объявил он. — И надеваю на нее ошейник.

Ни политические интриги, ни гнев государственных мужей — все ему нипочем. Он — воин.

Отступив на шаг, он, как принято в Ти и в некоторых других городах, собираясь надеть на девушку ошейник, пригнул пониже ее голову.

— Повинуешься?

— Повинуюсь безраздельно, хозяин!

Резким движением захлопнул замок, заключив ее прелестную шею в жесткое стальное рабское кольцо, и ударом нога швырнул рабыню на пол.

— Брось меня туда, где ты держишь своих женщин, хозяин!

— Непременно, — пообещал он и, отвернувшись, зашагал из таверны.

Но, не сомневаюсь, прекрасная Сабина будет его любимой рабыней.

Один из спутников Тандара из Ти отыскал Бузебиуса и расплатился по счету.

— Оставил меня рабыней! — похвасталась мне Сабина. — Какой сильный, какой дивный! Одного боюсь — не сумею любить его как должно.

Я поцеловала ее. Женщина не может не преклоняться перед мужчиной, поступающим согласно собственной воле, даже по отношению к ней самой. Женщину восхищает сила, особенно если направлена она на установление власти над нею. Так уж заведено: мужчина приказывает — женщина подчиняется; мужчина властвует — женщина покоряется; мужчина побеждает — женщина сдается. Закон природы. Основа его — любовь. Доказательство этому — радость. Утрать мы этот закон — утратим часть самих себя.

— Удачи тебе! — крикнула мне на прощание Сабина. — Удачи вам всем!

— Удачи! — пожелала ей я.

— Удачи! — откликнулись девушки из таверны. Спутники Тандара из Ти уже стояли у выхода.

— Придется пороть тебя, рабыня? — спросил один из них.

— Нет, хозяин! — И Сабина бросилась за ними. Мы смотрели им вслед.

— Пора, — объявил Клитус Вителлиус, — и нам двигаться в Курулен.

Я робко коснулась его колена.

— Прошу тебя, хозяин!

Он взглянул почти нежно. По-моему, ему было грустно.

— Ну, хорошо. — Знаком он указал, в какой альков мне идти. В алькове я сбросила с себя уличную тунику. Он задернул

занавеску.

— Сколько раз, — беспечно прощебетала я, — в этом самом алькове служила я клиентам Бузебиуса.

Он обнял меня — так нежно, что прикосновение его меня испугало.

— Мне будет не хватать тебя, Дина.

— На свете много девушек.

— Да, — проговорил он. — Девушек много.

— Ты скоро забудешь меня. Он взъерошил мне волосы:

— До самой весны все еще будут коротковаты.

— И это снизит мою цену, — ввернула я. Он поцеловал меня.

— Придешь посмотреть на меня в клетке?

Девушек часто выставляют перед торгами в клетках на всеобщее обозрение, в Курулене — почти всегда.

— Нет, — ответил он и снова — мягко, нежно — поцеловал меня.

— Оставь меня себе! — взмолилась я вдруг.

— Нет.

Я силилась не заплакать.

— Странно, — вздохнул он. — Я выходил один на один с диким слином, встречался лицом к лицу с вооруженными до зубов врагами. Я — воин и среди воинов один из первых. И все-же ты, просто девушка, обезоруживаешь меня слезами и улыбкой.

— Нет, хозяин.

— Да все ли ты понимаешь!

— Рабыне не нужны объяснения. Ее дело — повиноваться.

— Вот видишь, — начиная злиться, произнес он. — Ты делаешь меня слабым!

— Так покори меня, — предложила я.

— Ты не такая, как другие!

— Я всего лишь рабыня. Вот и обращайся со мной как с рабыней.

— Привязать бы тебя да выпороть!

— Привяжи меня, — согласилась я. — Выпори!

— Воин, — отчеканил он, — должен быть свирепым и несгибаемым.

— Будь со мной свирепым и несгибаемым.

— Хочется, чтобы тебя покоряли и порабощали, да, шлюха?

— Да, — признала я. — Я женщина. Он сел рядом.

— Как, должно быть, презираешь ты меня за слабость!

— Да, — в запальчивости бросила я. — Презираю! Он глядел с нескрываемой яростью.

— Я люблю тебя, — сказала я.

От его удара голова откинулась в сторону, изо рта показалась кровь.

— Лгунья! — И, схватив меня, он дал выход своему бешенству. Досталось мне здорово.

— Вставай, — сказал он потом. — Пора идти в Курулен.

Я натянула тунику, подпоясалась, одну за другой застегнула пять пуговиц. Сорвал бы он с меня одежды, повел бы обнаженной по улице — пусть все видят, какому сильному мужчине я принадлежу!

Выйдя из таверны, мы отправились в Курулен.

И вот мы уже у черного хода. Перед нами — мощная железная дверь. Там, внутри, меня продадут.

— Войдем, — сказал он.

— Делай со мной что хочешь.

— Я и делаю.

— Делаешь? — переспросила я.

— Да.

Я подняла на него глаза.

— Я — воин, — в который раз повторил он. — Я не должен быть слабым.

— Но сейчас ты слаб.

— Нет.