— Ты что, оглохла? — спросил он.

— Прости бедную девушку, хозяин, — взмолилась я, — я тебя не слышала.

— Подай мне мяса!

Я подняла к нему блюдо, он ткнул вилкой в ломоть приправленного жгучими турианскими специями мяса. Последний кусок на блюде. Он взглянул на меня.

— Я сию секунду принесу еще мяса, хозяин, — заторопилась я.

— Ты — то мясо, которого мне хочется, Дина, — остановил он меня.

— Еще не время подавать вино, — прошептала я. Расхожая горианская идиома. Я робко напоминала ему, что время главных наслаждений еще не пришло. Меня и еще нескольких девушек пока не освободили — мы должны прислуживать за столом. Еще не все блюда поданы. Когда настанет время десерта и вина, мы, рабыни, примостимся у столов хозяев.

— Введите узника, — приказал Борчофф, предводитель воинов заставы Турмусовых Камней.

В тот день я поднялась на стену, неся мужчинам воду. Стояла на высоте восьмидесяти футов, глядя вдаль, в поля.

— Ты что, Дина, — спросил подошедший сзади воин, — прыгать собираешься?

— Нет, хозяин, — ответила я, — я не свободная женщина. Я рабыня.

Чуть откинувшись назад, я прижалась к нему спиной, подняла голову, повернулась. Его ладони легли на мои руки.

— Выполняй свои обязанности, рабыня, — приказал он.

— Да, хозяин.

Меня не раз вызывали к его ложу.

Из висящего на моем плече бурдюка из кожи верра я налила ему воды.

Жарко. Раскаленные камни обжигают босые ноги. На мне — короткая бурая рабочая туника, скроенная из единого лоскута. Кроме ошейника, больше никакой одежды. Такие туники — чаще всего серые или бурые — мы носим во время работы.

Я взглянула на возвышающиеся над стеной столбы. Горячий послеполуденный ветерок чуть покачивает провисшую между ними тонкую проволоку. Обычная на Горе защита от тарное, чтобы в крепость нельзя было проникнуть с воздуха.

Я снова взглянула вдаль.

— Хозяин!

— Да, — отозвался воин.

— Вижу облако пыли. — Я указала на вьющуюся внизу дорогу.

— Значит, взяли, — проговорил он.

К крепости приближались два огромных величавых тарла-риона. В седлах — всадники с пиками. Еще восемь воинов с нашей заставы идут следом, неся копья. Между тарларионами, прикованный за шею цепями к стременам, шагал мужчина. Темноволосый. Руки скручены за спиной.

— Кто это, хозяин? — спросила я.

— Не знаю, — ответил он. — Но дошли слухи, что он выспрашивает о крепости, о ее обороне и все такое.

— А что с ним сделают?

— Раз уж привели — поставят клеймо и сделают рабом. Не завидую я ему.

Я перевела взгляд на пленника. Шагает, гордо подняв голову. Я уже знала, что на Горе есть рабы-мужчины, но самой видеть их пока не доводилось. Рабынь-женщин гораздо больше. Пленников-мужчин чаще убивают.

— Отнеси людям воды, рабыня, — велел мне воин.

— Да, хозяин.

Я взяла у него чашу и поспешила дальше по стене, напоить остальных. А спустившись по лестнице и вновь оказавшись во внутреннем дворе, увидела, как ведущий пленника отряд входит в распахнутые ворота. Ворота захлопнулись. Взглянуть на пленника подошел Борчофф, предводитель воинов крепости. Замешкалась, любопытствуя, и я. Стояла с пустым бурдюком на плече посреди пыльного двора и смотрела во все глаза.

Загорелый, волосы черные как смоль. Сильный, высокий. Опутан цепями. Руки за спиной — с кандалами. Гордо стоит между тарларионами, ничуть не сгибаясь под тяжестью свисающих от ошейника к стременам цепей.

Приятно видеть окованного цепями мужчину. Руки в кандалах, меня не тронет. Я подошла ближе. Охранники не остановили меня.

— Как твое имя? — спросил Борчофф.

— Не помню, — отвечал пленник. Охранник ударил его.

— С какой целью, — продолжал допрос Борчофф, — выведывал, как охраняется наша застава?

— Из головы вылетело.

Снова на него посыпались жестокие удары, а он едва шевельнулся.

Борчофф отвернулся к одному из верховых — своему помощнику, чтобы поподробнее выяснить, как взяли пленника.

Я подошла еще ближе. Никто меня не остановил.

Пленник взглянул на меня. Кровь бросилась мне в лицо. Коротенькая рабочая туника едва скрывала тело, на мне — ошейник. Горианские мужчины умеют глянуть на женщину, будто раздевая и бросая ее к своим ногам. Под его взглядом я почувствовала себя голой. Вцепилась в бурую ткань, безотчетно пытаясь прикрыться, но туника только плотнее обтянула тело и выше поднялась на бедрах. Кажется, будто и сквозь ткань все видит. Я поежилась.

Борчофф резко обернулся.

— Подразни-ка его, Дина.

— Предупреждаю, предводитель, — заговорил черноволосый, — не вздумай наносить мне оскорбление, заставляя рабыню дразнить меня.

— Подразни его, — повторил Борчофф и отвернулся.

Пленник застыл в безмолвной ярости. И вдруг я почувствовала себя невероятно могущественной. Он беспомощен! Внезапный гнев на мужчин захлестнул меня. Что они со мной сделали! Ошейник, клеймо! И этот, в цепях, — тоже горианин, только что смотрел на меня как хозяин на рабыню.

— Да, хозяин, — ответила я Борчоффу, предводителю воинов заставы Турмусовых Камней.

Подошла к пленнику, подняла на него глаза. Он смотрел в сторону.

— Хозяин боится рабыни? — спросила я. Коснулась его кончиками пальцев, лениво провела по плечу. Про себя улыбнулась. Лишь земной мужчина испугался бы рабыни. Испугался бы, смутился. Не знал бы, что с ней делать. Конечно, тут же принялся бы вбивать ей в голову, в чем заключается мужественность, превращая ее в подобие мужчины. Вот такая женщина для него безопасна. И не посмотрел бы на ее чувства, и внимания не обратил бы на то, что она женщина, ведь ее природа — какова бы она ни была — его, по существу, не интересует, главное — самому избежать ответственности. Мужчины и женщины равны — вот основной тезис, за которым прячутся слабые, запуганные мужчины. Все просто. Если женщина — не женщина, то и мужчина ей не нужен. Почему так много мужчин страшатся быть мужчинами? По-моему, ничего ужасного в этом нет.

— Ты такой большой, сильный, хозяин, — улещала я узника, — и красивый.

Он зло смотрел в сторону.

— Почему же ты не обнимешь меня, не поцелуешь рабыню? Я тебе не нравлюсь?

Ни слова в ответ.

— О, — протянула я, — ты в цепях!

Я поцеловала его руку. Он выше меня дюймов на десять, весит, наверно, вдвое больше. Рядом с ним я чувствовала себя такой маленькой.

— Давай Дина поласкает тебя, хозяин, — шептала я. — Позволь Дине сделать тебе приятно.

Я рванула зубами его тунику.

— Ты должен позволить Дине ласкать тебя, — уговаривала я. — Скоро на тебе поставят клеймо, и ты станешь несчастным рабом, как Дина. — Я разорвала зубами его тунику до пояса. Обнажилась мощная грудь. Ласково поглаживая его по бокам, я лизала и кусала его живот. — А раба могут убить всего лишь за то, что он коснулся рабыни. — Я посмотрела ему в лицо. — Дине так жаль, что скоро ты станешь рабом, хозяин.

— Я не стану рабом, — сказал он. Я озадаченно смотрела на него. Он снова отвел глаза в сторону.

Я вцепилась зубами в его тунику у пояса.

— Не надо, рабыня, — сказал он. Я испуганно отпрянула.

— Иди, Дина, — приказал вернувшийся к узнику Борчофф.

— Да, хозяин.

И я вернулась в жилище рабынь: вымыться, привести себя в порядок к вечеру.

— Приведите узника, — приказал Борчофф, вставая за низеньким столиком в зале наслаждений и поднимая кубок.

Я стояла на коленях перед мужчиной, которому только что подавала мясо. Блюдо опустело.

Музыка смолкла, девушка в желтом шелке прервала танец.

В зале — человек пятьдесят мужчин и почти все живущие на заставе девушки.

— Добро пожаловать, — этими словами встретил Борчофф введенного в зал пленника. Ноги его были скованы цепью, руки в кандалах — за спиной. На всем теле — следы побоев.

Его швырнули на колени перед Борчоффом, предводителем воинов заставы Турмусовых Камней.

Двое охранников крепко держали его, не давая встать с колен.