Галя тоже отличалась от остальных женщин в посольстве, вела себя скромно, не флиртовала с мужчинами. Она не очень хорошо владела английским языком, и это вызывало у Брейси чувства, подобные тем, которые испытывает старший брат к сестре. Их теплые отношения заметили окружающие. Брейси строго предупредили, что он нарушает правило, запрещающее устанавливать дружеские отношения с русскими. Однако предупреждение должного эффекта не возымело.

29 июня 1986 г. ответственный за безопасность в посольстве Фредерик Мек был на своем рабочем месте, когда Брейси попросил его о безотлагательной встрече. Она состоялась на «безопасном» девятом этаже здания. Брейси признался, что на днях столкнулся с Галей перед гостиницей «Космос», и они разговорились. После ни к чему не обязывающего обмена любезностями Галя неожиданно выпалила, что некто из КГБ попросил ее привести

Брейси в условленное место. А если она не выполнит это поручение, ее уволят (Галя работала няней в семье заместителя пресс-секретаря посольства). Затем Брейси вернулся в посольство.

Мек доложил о беседе с Брейси по инстанциям. Галю он решил пока не увольнять, ведь она сообщила о попытке завербовать Брейси. Однако последнему было приказано разорвать всяческие отношения с Галей. 20 августа этого же года Меку довелось услышать странную историю из уст заместителя пресс-секретаря посольства. Он якобы пригласил своего друга с женой остановиться у него дома, и когда те приехали, то застали Арнольда и Галю, занимавшихся любовью. Брейси объяснил свое присутствие приехавшим тем, что обследовал помещение на предмет нахождения там посторонних лиц. Затем быстро собрался и ушел.

Вызванный к Меку, Брейси отрицал наличие близких отношений с Галей. Он сказал, что зашел на квартиру заместителя пресс-секретаря только для того, чтобы предупредить Галю о разрыве отношений с ней. Но Мек не поверил. В самом деле, бессмысленно встречаться с человеком, чтобы сказать, что больше с ним не увидишься. Решение посла и Мека было однозначным: Брейси — слабое звено в системе безопасности посольства, он должен быть немедленно отправлен на родину.

22 декабря 1986 г. после признания, сделанного Лоунтри в Вене, следственный отдел ВМС начал собственное расследование обстоятельств нарушения режима секретности в американском посольстве в Москве. Обычно все дела о шпионаже вело ФБР. Но когда шпионом являлся военный и в деле не фигурировали гражданские лица, оно подпадало под юрисдикцию военных спецслужб. Было допрошено более 1,5 тыс. человек, из них 260 проверены на полиграфе. Естественно, прошел проверку на «детекторе лжи» и Лоунтри. Результаты проверки настораживали: оказалось, что Лоунтри не всегда говорил правду на допросах, точнее, что-то не договаривал. По предположению следователей, это касалось похищения секретных документов из американского посольства в Вене. Уступая настойчивости следователей, Лоунтри заявил, что украл 3 секретных документа из шифровальной комнаты ПКП на четвертом этаже венского посольства и 200 документов, которые ему было поручено уничтожить. В течение 48 часов, последовавших за этим признанием Лоунтри, следователи установили, что якобы украденные им документы никогда не существовали да и не дежурил Лоунтри в день их предполагаемого похищения.

К марту 1987 года допросу подверглись 200 морских пехотинцев, но до Брейси очередь еще не дошла: он считался образцом в выполнении своих служебных обязанностей и в списке подозреваемых был на одном из последних мест. Все переменилось 16 марта 1987 г., когда следователь Давид Мойер, будучи в командировке в Вене, узнал от тамошнего резидента ЦРУ про похождения Брейси в Москве. Мойер срочно телеграфировал в следственный отдел ВМС США о своей находке.

18 марта 1987 года началась серия допросов Брейси. Сначала Брейси утверждал, что не состоял в интимных отношениях с Галей, но после проверки на полиграфе, давшей отрицательный результат, он изменил показания. Брейси рассказал, что вступил в половую связь с Галей на квартире заместителя пресс-секретаря по ее инициативе. Позже Галя предложила Арнольду увидеться с каким-то «дядей Сашей», которого очень интересовало поведение некоторых посольских работников.

На следующий день Брейси сделал еще более сногсшибательное заявление. По его словам, однажды он столкнулся с Лоунтри в баре. Последний был очень пьян и зол на всех и вся. Лоунтри при этой встрече сказал Брейси, что нашел способ отомстить: благодаря его помощи, мол, русские не раз проникали в посольство.

Еще через две недели Брейси признался, что видел, как Лоунтри кого-то проводил на территорию посольства. Брейси не доложил про этот факт, куда следует, из жалости к бедняге Лоунтри. А начиная с февраля Брейси согласился выключать сигнализацию, пока Лоунтри водит сотрудников КГБ на «экскурсию» по секретным объектам в здании посольства, и заблаговременно предупреждать их о появлении начальника караула. А еще три раза он помогал Лоунтри организовать сотрудникам КГБ часовое посещение помещений ПКП, за что получил ровно тысячу долларов. Подписывая свое новое заявление, Брейси ус-дышал, как один из следователей сказал другому: «Еще шпион попался!» Тогда Брейси заявил, что его свидетельские показания ложны, и он лучше пойдет под суд за лжесвидетельство, чем по обвинению в шпионаже. Так следственный отдел ВМС США лишился единственной своей улики против Брейси — его собственного признания.

Трудно сказать, почему Брейси сознался в несовершенном преступлении. Либо он действительно был виновен, либо его пытали, либо речь шла лишь о помощи в расследовании дела Лоунтри. В последнем случае ясно, что одно дело — давать показания против кого-то, к кому не испытываешь теплых чувств, а совсем другое — свидетельствовать против себя самого.

Да, действительно, в 23.30 по московскому времени морской пехотинец покидал пост № 1, и охранник на посту № 3 мог беспрепятственно впустить сотрудника КГБ через основной вход в посольство. Следующее препятствие представляла собой дверь в помещение ПКП, которая запиралась на кодовый замок. Комбинация, с помощью которой можно было открыть замок, хранилась в опечатанной пластиковой коробке. Но подделать и коробку, и печать на ней ничего не стоило. Наконец, на пульте у охранника размещались красная и желтая сигнальные лампочки и зуммер, которые давали знать, что кто-то открывал дверь в помещение ПКП. Морской пехотинец на посту № 3 мог отключить с помощью тумблера и зуммер, и красную лампочку. Правда, погасить желтую было не в его власти, но все же время включения сигнала тревоги нище не регистрировалось. Ничто не могло помешать охраннику солгать относительно времени срабатывания сигнализации.

Однако версия заговора Лоунтри и Брейси не выдерживает критики. Лоунтри и Брейси одновременно заступали на дежурство всего два раза — в октябре и ноябре 1985 года. Они плохо ладили друг с другом. Да и вряд ли скрытный Лоунтри даже в состоянии алкогольного опьянения рассказал бы Брейси о том, что он помогает сотрудникам КГБ проникать в здание посольства. В таком свете признание Брейси выглядит как бред шизофреника. С одной стороны, картина вполне реальна (в том, что касается самого Брейси), а с другой (в отношении Лоунтри) — нет. А что если Брейси обошелся без Лоунтри?

На первый взгляд эта версия является более правдоподобной и многое объясняет. Для подстраховки Брейси признался в своей связи с Галиной. Когда его начали допрашивать сотрудники следственного отдела ВМС США, Брейси сознался, стараясь свалить всю вину на Лоунтри. Но забыл, что его собственная судьба как соучастника мало чем будет отличаться от судьбы Лоунтри.

В шифровальной комнате ЦРУ была своя система сигнализации с регистрацией времени возникновения сигнала тревоги. Никакой корреляции между временем дежурств пары Лоунтри — Брейси и ложными срабатываниями сигнальных устройств найдено не было. Но это свидетельствует лишь о том, что сотрудники КГБ не побывали в шифровальной комнате ЦРУ. И все.