— Шаги на лестнице, — сказал Пуаро. — Это, должно быть, леди Милисент.

Тревога и печаль на лице нашей прекрасной клиентки вмиг сменилась радостью, когда она увидела шкатулку и письмо, которое Пуаро тут же ей вручил.

— О, мосье Пуаро! Вы просто великолепны! Как вам это удалось?

— Не совсем законным путем, миледи. Однако не думаю, что мистер Лавингтон обратится в официальные инстанции. Это ваше письмо, не так ли?

Она пробежала письмо глазами.

— Да. О, как мне вас благодарить! Вы действительно волшебник! Где оно было спрятано?

Пуаро объяснил ей.

— Как вы проницательны! — Она взглянула на шкатулку. — Я возьму ее как сувенир на память.

— Я надеялся, миледи, что вы позволите мне взять ее... тоже в качестве сувенира.

— Надеюсь, что смогу прислать вам сувенир получше... в день моей свадьбы. Обещаю, что вы не сочтете меня неблагодарной, мосье Пуаро.

— Счастье сослужить вам службу значит для меня гораздо больше, чем чек… Итак, с вашего позволения я оставлю шкатулку себе.

— О нет, мосье Пуаро, она должна быть моей, — со смехом воскликнула она.

Девушка протянула руку, но Пуаро опередил ее. Он закрыл шкатулочку рукой.

— Думаю, что нет. — Тон его изменился.

— Что вы имеете в виду? — Ее голос стал вдруг неприятным и резким.

— Во всяком случае, позвольте мне осмотреть ее содержимое. Вы, наверное, заметили, что выглядит она гораздо больше, чем есть на самом деле. Такое впечатление, что здесь двойное дно…

Он сделал быстрое неуловимое движение, и через секунду на его ладони лежали четыре больших мерцающих камня и две молочно-белые жемчужины.

— Можно предположить, что это драгоценности, украденные несколько дней назад на Бонд-стрит, — проговорил Пуаро, — но Джепп скажет точно.

К моему великому изумлению, из спальни Пуаро вышел Джепп собственной персоной.

— Ваш старинный друг, как я думаю, — прежним любезным тоном сказал Пуаро.

— О, Боже праведный, все-таки сцапали! — воскликнула леди Милисент. Ее манеры разительно изменились. — Ловко, старый черт! — Она смотрела на Пуаро с нескрываемым восхищением.

— Ну, Гретти, дорогуша, — сказал Джепп, — я думаю, на этот раз игра окончена. Подумать только, как скоро мы снова встретились! Мы уже взяли твоего сообщника, того, что приходил сюда под именем Лавингтона. Что же касается самого Лавингтона, или Крокера, или Рида, или как там его зовут, то я хотел бы знать: кто из членов вашей шайки пырнул его на днях в Голландии? Решили, что он взял драгоценности с собой, не так ли? А он не взял. Ловко он вас обвел вокруг пальца — спрятал их в собственном доме. Вы, конечно, пытались их там найти, но безрезультатно, а затем подключили к делу Пуаро.

— Что, приятно теперь потрепать языком, а? — спросила бывшая леди Милисент. — Ну-ка, полегче. Я сама пойду. Но вы же не станете утверждать, что я не была похожа на настоящую леди. Манеры и все прочее.

— Все дело в обуви, — мечтательно проговорил Пуаро. Я еще пребывал в шоке и не мог проговорить ни слова.

— У меня есть свои наблюдения по части привычек вашего английского общества, и я уяснил, что леди, леди по рождению, всегда очень тщательно выбирает себе обувь. Она может быть не слишком хорошо одета, но что касается обуви… Ну, а у нашей леди Милисент было модное дорогое платье и дешевые туфли. Был сделан расчет на то, что мы с вами, Гастингс, едва ли имели случай лицезреть настоящую леди Милисент. Она редко бывала в Лондоне, к тому же эта мадам, несомненно, имела с ней некоторое внешнее сходство, так что все прошло бы гладко. Но, сначала у меня возникли подозрения из-за туфель, а затем и из-за всей этой истории с письмом, да и вуаль выглядела несколько мелодраматично, а? Китайская шкатулка с так называемым компрометирующим письмом была, должно быть, известна всей шайке, а вот тайник в виде полена был личным изобретением покойного Лавингтона. Кстати, Гастингс, надеюсь, вы больше не будете задевать моих чувств, как это сделали вчера, сказав, что в преступном мире и не подозревают о моем существовании. Видите, они даже обращаются ко мне за помощью, когда не могут справиться сами!

— Это даже странно, — заметил я, со вздохом откладывая свою чековую книжку. — Как ни заглянешь, все то же превышение кредита.

— И вы так спокойны? Случись это со мной, я бы глаз не сомкнул! — объявил Пуаро.

— Ваши кредиты не чета моим…

— Четыреста сорок четыре фунта четыре шиллинга и четыре пенса, — с некоторым самодовольством сообщил Пуаро. — Изящно, не правда ли?

— Скорее всего это уловка вашего кассира. Он явно в курсе, что вы неравнодушны к симметрии. А почему бы вам не вложить, скажем, сотни три в нефтяные акции «Дикобраза»? Я прочел в сегодняшней газете, они обещают сто процентов годовых.

— Это не для меня, — возразил Пуаро, качая головой. — Не люблю сенсаций. Мне по душе более благоразумные вложения: рента, консоли, эти — как вы их называете? — конверсии…

— Вы что же, никогда не делали безрассудных вложений?

— Нет, mon ami[5], — с достоинством ответил Пуаро. — Я никогда. Единственные акции, за которые меня можно было бы упрекнуть, — это четырнадцать тысяч в «Приисках Бирмы»…

Пуаро смолк, ожидая дальнейших расспросов.

— И что же? — действительно не удержался я.

— Но за них я не платил ни пенса — нет, это они стали платой за работу моих маленьких серых клеточек. Хотите услышать эту историю?

— Разумеется, хочу.

— Эти прииски расположены в глубине Бирмы милях в двухстах от Рангуна[6]. Они были разработаны китайцами в пятнадцатом веке их использовали вплоть до восстания мусульман — и были полностью заброшены к тысяча восемьсот шестнадцатом году. Китайцы добывали богатую свинцом и серебром руду из верхних пластов месторождения, но выплавляли из нее одно только серебро, выбрасывая огромные количества шлака, в котором оставалось полно свинца. Это, разумеется, выяснилось, как только в Бирме развернулись геологоразведочные работы, но, поскольку старые шахты давно заполнились водой и выработанной породой, все попытки отыскать месторождение оказались бесплодными. Синдикаты засылали туда множество экспедиций, которые перерыли все в округе, но месторождение будто пряталось от них. Представителю одного из синдикатов удалось, однако, напасть На след некоего китайского клана, предположительно, и по сей день хранящего записи о местоположении залежей. В то время главой клана был некто Bу Линг.

— Какая романтическая страница коммерческого эпоса! — воскликнул я.

— Не правда ли? Ax, mon ami, когда же вы поймете, что ослепительные красотки с золотистыми локонами не единственный источник романтики? — хотя, нет, я ошибаюсь: это же рыжие волосы вечно не дают вам покоя. Вы помните…

— Не отвлекайтесь, Пуаро, прошу вас, — поспешно вставил я.

— Eh bien[7], друг мой, этого Bу Линга разыскали. Он оказался почтенным дельцом, весьма уважаемым в своей провинции. Он тут же подтвердил, что действительно обладает искомым документом и даже готов уступить его за разумную цену, но категорически отказался обсуждать этот вопрос с кем-либо кроме руководства. В конце концов, было решено, что он лично отправится в Англию и встретится с директорами компании.

— Ву Линг отплыл в Англию на пароходе «Эссанта», и холодным туманным ноябрьским утром та пришвартовалась в доках Саутгемптона. Встречать «Эссанту» отправился один из директоров компании, мистер Пирсон, но из-за тумана его поезд значительно задержался, и к тому времени, как мистер Пирсон прибыл в порт, Ву Линг успел не только сойти на берег, но и отправиться на экспрессе в Лондон.

Мистер Пирсон вернулся в город несколько растерянный, поскольку не имел ни малейшего представления, где мог остановиться китаец. Ближе к вечеру, однако, Ву Линг позвонил в офис компании из отеля «Рассел-сквер». Он объявил, что к завтрашнему дню, безусловно, справится с вызванным путешествием недомоганием и явится на совет директоров.