Он махнул рукой на остальных центурионов.

— Что же до остальных наших товарищей, то это Мило, или Голодный, поскольку всегда ест, а тощий, как копье. Он центурион Второй. И — Клавдий, Барсук, прозванный так за волосы и характер. Он держит свою Третью в постоянном страхе.

Центурион, с которым Марк и Дубн повстречались на дороге, бесстрастно кивнул.

— Брут командует Седьмой, и хотя на их долю приходится больше, чем на всех нас вместе взятых, на нем нет и царапинки, так что его прозвали Счастливчиком. Ну и, наконец, Тит, он же Медведь. Тит командует Десятой, нашей центурией топоров. Когда мы выходим в поле, они рубят деревья и строят укрепления. А в бою сражаются своими топорами, как варвары, потому все они — такие же здоровенные громилы. Дядюшка Секст командует Первой, но это вы уже знаете. Ладно, представления закончены. Выпьете с нами?

Они заказали вино, Руфий попробовал и немедленно признал его второсортным.

— Вообще-то, помимо знакомства, я как раз собирался поговорить с вами о вине. Случилось так, что мы заключили сделку с вашим противным кладовщиком и включили в нее десяток больших кувшинов очень приятного красного из Испании. Может, здесь найдут ему применение? В качестве подарка от новичков, сами понимаете.

Целий горячо улыбнулся им, сделал большой глоток из своего кубка и отер ладонью усы.

— После шести месяцев всякой дряни ваш подарок будет принят, как хлеб — голодными. Этот скользкий гад Анний даже не упомянул, что у него есть такое вино. Ну, услуга за услугу, и вот тебе дружеский совет, юный Два Клинка… — Он сделал многозначительную паузу. — Если хочешь пережить здешний холод и выглядеть как офицер…

Он снова умолк, подчеркивая, что собирается оказать своим новым сослуживцам необыкновенную услугу. Руфий, сидя рядом с ним, предостерегающе поднял бровь.

— Что тебе нужно, так это отрастить хорошую густую кудрявую бороду. Если, конечно, у тебя растет борода.

Долгое пребывание когорты на зимних квартирах подошло к концу через две недели после прибытия Марка. Наступление теплой погоды возвестило о начале весенней кампании по возрождению земли. Эти перемены несли облегчение офицерам, которые уже устали разбираться с последствиями скуки и недисциплинированности, взращенных длительным бездействием отрядов. Марк уже столкнулся с одним таким случаем в Девятой: высокий, неприветливый одноглазый солдат, который значился под именем Август и носил прозвище Циклоп. Похоже, прозвище он получил не только за внешность, но и за дурной нрав.

Ранним утром дежурный офицер вызвал Марка в штаб-квартиру. В одной из камер он обнаружил на полу своего солдата, избитого, из носа еще текла кровь. Дежурный центурион — по счастью, им оказался Целий, единственный, не считая Руфия, друг Марка среди офицеров, — с сожалением покачал головой:

— Боюсь, он предсказуем. Нужно всего лишь найти подходящий рычаг, чтобы натянуть, удачную насмешку, чтобы спустить, и он ринется вперед, как камень из катапульты. Его предупреждали, штрафовали, пороли, наказывали нарядами на несколько недель… ничего не помогает. Если пойти к Дядюшке Сексту, его ждет новая порка, похуже прежних, и, скорее всего, позорное увольнение…

Марк посмотрел сквозь толстые прутья, пытаясь оценить скорчившегося у стены мужчину. Он уже узнал несколько имен и характеров, скрытых за ними, но этот человек оставался лишь смутным лицом во второй шеренге на плацу.

— И что же сейчас послужило рычагом?

— Мы не знаем. Он не говорит, а те парни, которые выбили из него сопли, стоят на своем. Он, мол, забежал с улицы и набросился на них без всякой причины или предупреждения, когда они пили в таверне. Это может оказаться по крайней мере полуправдой. Думаю, ты не удивишься, если узнаешь, что оба парня — люди Нужника.

— Хм. Открой дверь и пусти меня к нему.

Целий удивленно посмотрел на него.

— Ты уверен? Когда он был в таком состоянии в последний раз, то сломал человеку руку.

— Думаешь, я с ним не справлюсь?

Лицо Целия растянулось в неуверенной улыбке. Он снял с пояса налитую свинцом дубинку и многозначительно постучал по тяжелому набалдашнику.

— Ну ладно, если ты так решил… Если он начнет озорничать, крикни, я зайду и вновь познакомлю его с лучшим другом дежурного офицера.

Он открыл дверь, заключенный не пошевелился. Марк прислонился к косяку, дожидаясь, пока Целий скроется в своей крошечной каморке. В караулке рядом с кабинетом дремало с десяток мужчин; они тесно, как горошины в стручке, сидели на скамье. Тишина в здании казалась зловещей, возможно, потому, что обычно в нем весь день кипела жизнь.

— Рядовой Август?

Никакой реакции.

— Циклоп!

Теперь солдат поднял глаз. Секунду он смотрел на офицера, потом фыркнул и снова опустил голову.

— Какой это раз, рядовой? Третий? Четвертый?

— Шестой.

— Шестой, центурион. Как тебя наказывали?

Вопрос задавали часто, и мужчина механически процитировал:

— Десять ударов, двадцать ударов, двадцать пять ударов и двухнедельное жалованье, тридцать ударов и две недели свободного времени, пятьдесят ударов, пятьдесят ударов и три недели свободного времени, пятьдесят ударов, месячное жалованье и месяц свободного времени… центурион.

Произнося эту литанию, он поднял голову; в единственном глазу, недавно мутном от боли, зажглась искорка.

— И ни одно наказание не удержало тебя от драки… Так скажи, Циклоп, почему ты дерешься?

Мужчина равнодушно пожал плечами, казалось, он даже толком не понял вопрос.

— Я ни от кого не потерплю всякого говна.

— Насколько я слышал, ты получил порцию «говна» почти от всех. Они достают тебя и подстрекают на драку, а ты ведешься, после чего тебя бьют и вдобавок отправляют на стол для порки как зачинщика. — Марк покачал головой. — Так что же на этот раз?

Глаз Августа снова затуманила боль, и на секунду центуриону показалось, что солдат сейчас заплачет.

— Филлида.

— Женщина?

— Моя женщина. Она бросила меня, ушла к солдату из Пятой. Он и его приятели ржали надо мной…

— Главным образом для того, чтобы получить предлог избить тебя. Ты дал сдачи?

— Врезал им пару раз.

— Хочешь обидеть их всерьез?

Циклоп с подозрением взглянул на него.

— Как?

— Просто. Только скажи мне, кто еще видел, как они травили тебя.

— Я не стану свидетельствовать против них.

— Я уже понял. Сам разберусь с этим, неофициально, но мне требуется имя, с которого можно начать.

Циклоп обдумал просьбу со всех сторон и наконец ответил:

— Маний, из Четвертой. Он был в таверне. Он из моей деревни.

Марк отправился будить Дубна. Он подождал, пока мужчина плеснет себе в лицо ледяной воды, и только потом подробно описал ситуацию. Бритт ответил просто:

— Пусть пропадает. Оставь его Дядюшке Сексту. Этот человек — помеха, он портит общую дисциплину.

Марк прислонился к стене комнатушки и устало потер щетину.

— Нет. Оставить его на старшего центуриона — значит, признать, что мы не в силах сами присмотреть за своими людьми. Ты хорошо знаешь этого Циклопа?

— Достаточно. Его сердце отравлено, переполнено гневом.

— Он воин?

— Сражается яростно, но ему не хватает… самообладания.

— И если мы с этим справимся, он будет хорошим солдатом?

— Ага, — неохотно согласился бритт.

Марк не обратил внимания на его интонацию.

— Хорошо. В таком случае мне нужна твоя помощь. Давай на этот раз дадим ему реальный шанс измениться.

Дубн расчетливо взглянул на него.

— Хочешь разбудить Деда?

Марк отрицательно покачал головой.

— Нет, хотя я бы с удовольствием выслушал его совет. В этом деле он должен оставаться нейтральным, а если он узнает, ему трудно будет не вмешаться. Это проблема Девятой, и Девятая сама с ней справится. Своим способом.

— Это как?

— Сначала нам нужно поговорить с одним парнем из Четвертой. Хорошо, что стражей сегодня командует Целий, нам не придется его будить.