Наш Б, настолько потрясен, что смотрит на него вытаращив глаза – и садится мимо стула. Таким образом чудесный день Мака увенчивается роскошным финалом. Никогда еще не видела, чтобы люди так хохотали! Он веселится весь остаток дня; за обедом снова разражается хохотом. Знай мы, чем именно можно было пробудить в Маке чувство юмора, мы бы давно придумали что-нибудь эдакое, пусть бы человек порадовался!

Что и говорить, общительному Б, приходится несладко.

Когда Макс на раскопках, а мы втроем остаемся дома, Б. бродит как неприкаянный. Сначала он заходит в чертежную и пытается «разговорить» Мака, но, не найдя отклика, понуро бредет в кабинет, где я, сидя за машинкой, разрабатываю кровавые подробности очередного убийства.

– О, – говорит Б., – вы заняты?

– Да, – кратко сообщаю я.

– Пишете? – интересуется Б.

– Да.

– Я тут подумал, – помолчав, говорит Б., – может, мне надписывать ярлычки для вчерашних находок здесь? Я ведь вам не помешаю?

Приходится проявить твердость. И я деликатно объясняю ему, что не смогу заниматься очередным своим мертвецом, если в непосредственной близости от меня какое-нибудь живое тело будет дышать, ходить и тем более разговаривать.

Бедняга Б., понурившись, удаляется, обреченный работать в тишине и одиночестве. Я уверена: если бы наш Б. писал книги, он с легкостью делал бы это при включенном радио, граммофоне, а рядом вдобавок гомонили бы какие-нибудь любители поболтать!

Только когда у нас бывают гости, Б, в своей стихии.

Монахини, французские офицеры, коллеги-археологи, туристы, – всем он рад и с каждым умеет найти предмет разговора.

– Там машина подъехала, в ней несколько человек.

Пойти посмотреть, кто это?

– Конечно, сделай милость.

И тут же вся компания заваливается к нам, Б, бойко беседует с Гостями – причем на их языке. В подобных ситуациях Б, просто незаменим, о чем мы не устаем ему говорить.

– От Мака по этой части толку меньше, верно? – ухмыляется Б, – От Мака, – говорю я безжалостно, – по этой части толку вообще никакого. И он даже попытается учиться.

Мак молчит, только рассеянно улыбается в ответ.

У Мака, оказывается, есть слабость. Это лошади!

По пижамным делам Б, едет на машине в Камышлы и по пути подбрасывает Мака до раскопа. Мак желает вернуться домой среди дня, и Алави предлагает ему ехать назад верхом, ведь у шейха есть несколько лошадей. Лицо Мака сразу светлеет. От его обычной отрешенности не остается и следа. С этого дня Мак пользуется любым удобным случаем, чтобы вернуться домой верхом.

– Этот хваджа Мак, – жалуется Алави, – не разговаривает, он свистит: подзывает рабочего мальчишку с колышками – свистит, подзывает каменщика – свистит; теперь он лошадь зовет – свистит!

Эпопея с пижамами Б, продолжается. На таможне требуют неслыханную пошлину – восемь фунтов! Б, резонно заявляет, что пижамы сами стоят всего четыре фунта, и наотрез отказывается платить. Ситуация беспрецедентная.

На таможне требуют ответа: что им делать с посылкой?

Они возвращают ее на почту. Почтмейстер не позволяет ни отдать посылку Б., ни отослать ее обратно. Мы тратим несколько драгоценных дней на бесплодные переговоры. Задействованы все официальные лица: директор банка, офицеры спецслужбы, таможенники, даже некий высокопоставленный иерарх церкви маронитов, оказавшийся в гостях у директора банка, – вид у него очень внушительный:; пурпурное одеяние, огромный крест и густая грива волос.

Нашему бедному почтмейстеру, одетому, по своему обыкновению, в пижаму, стало вовсе не до сна. Попахивает международным скандалом.

Внезапно все утряслось. В наш дом прибывает таможенник из Амуды, у него в руках пресловутая посылка. Все сложности решены одним махом. Б, платит тридцать шиллингов сбора, douze francs cinquante pour les timbres et des cigarettes, n'est ce pas?[46] (Суем ему сразу несколько пачек.).

– Voila, Mousieur![47]

Он сияет, Б, сияет, все сияют. Обступив Б., мы все смотрим, как он открывает свою посылку.

Б, вынимает содержимое и с гордым видом – ну просто Белый Рыцарь![48] – объясняет, что это – его собственное изобретение.

– Москиты! – объясняет он нам. – Оно служит защитой от москитов!

Макс заявляет, что ни разу не видел здесь москитов.

– Здесь должны быть москиты, – настаивает Б. – Здесь стоячая вода, значит, есть москиты.

Я невольно смотрю на Мака:

– Если бы здесь была стоячая вода, Мак давно бы это разнюхал. У него особое чутье на гнилую воду.

Б, твердо заявляет, что к северу от Амуды точно есть водоем со стоячей водой.

Мы с Максом повторяем, что ни одного москита здесь не видели. Б, игнорирует наши доводы и разворачивает свою знаменитую пижаму.

Она сшита из белого шелка – в виде комбинезона с капюшоном, рукава заканчиваются рукавичками. Застегивается этот наряд спереди на «молнию»; открытыми для москитов остаются только глаза и нос.

– Дышите вы носом, – объясняет Б., – и ваш выдох отгоняет москитов.

Макс ледяным тоном повторяет, что москитов здесь нет.

Б., дает нам понять: когда в один прекрасный день нас начнет трепать малярия, мы тоже захотим соорудить себе такую же пижаму, но будет поздно.

Мак внезапно начинает смеяться. Мы, уставившись на него, ждем объяснений.

– Я просто вспомнил, как ты сел мимо стула, – говорит он и уходит, радостно хохоча.

Ночью, когда мы все уже крепко спим, внезапно раздается дикий вопль. Мы вскакиваем, ничего не понимая…

Видимо, на дом напали грабители. Бежим в столовую.

Странная белая фигура мечется по комнате с дикими прыжками, издавая истошные вопли.

– Боже мой, Б., что случилось?! – кричит Макс.

Видимо, наш Б, сошел с ума!

Но вскоре все выясняется.

В «антимоскитную» пижаму каким-то образом проникла мышь. А «молнию» заело! Хохочем мы до рассвета. Не смешно одному только Б.

С каждым днем становится все жарче, и распускаются все новые цветы. Я не ботаник, и названия их мне неизвестны и, честно говоря, не очень интересны. (К чему знать названия, какая от этого радость?) Среди них есть голубые и розовато-лиловые, вроде маленьких люпинов, и еще похожие на дикие тюльпаны; здесь и золотистые, вроде ноготков, и красновато-коричневые стрелки еще каких-то растений. На всех склонах – настоящее буйство красок. Вот она, знаменитая «плодороднейшая степь». Я иду в комнату, где хранятся наши находки, и выбираю несколько керамических посудин подходящей формы. И тщетно их будет искать Мак, собравшийся их зарисовать. Они полны цветов.

Наш дом растет прямо на глазах. В середине поднимается деревянный остов, его обкладывают саманным кирпичом. Выглядит это очень неплохо. Я поздравляю Мака и добавляю:

– Это намного лучше, чем мой туалет.

Состоявшийся наконец архитектор не спорит, лишь с горечью смотрит на рабочих… У них нет ни малейшего понятия о точности. Чего нет, того нет, соглашаюсь я. Мак с обидой говорит, что они только смеются, думают, будто это не важно. Тогда я перевожу разговор на лошадей, и Мак сразу перестает хмуриться.

С наступлением жары темперамент наших рабочих тоже становится жарче Макс увеличивает штрафы за разбитые головы и вынужден решиться на отчаянный шаг Каждое утро перед началом работы все сдают свое оружие. Вид у всех обиженный, но приходится подчиняться. Под наблюдением Макса разнокалиберные дубинки и устрашающего вида ножи передают Мишелю, и тот прячет их в нашей «Мэри»; на закате весь арсенал возвращается владельцам.