На полянку выскочили мышата. Да так и присели на растопыренные лапы.

По всей полянке голубые огоньки мерцают. Видимо-невидимо! И двигаются эти огоньки, с места на место перескакивают, кружатся…

— Мамоньки! — первый Мышонок говорит. — Это что же: гнилые пни плясать да кружиться начали?!

— Это небось маленькие такие гнилушки… — второй Мышонок говорит. А сам от страха заикается.

Чуть не на пузиках поползли мышата, тихо-тихо ползут, не дышат.

Ближе вертлявые огоньки.

Совсем близко.

Видят мышата: на кустах и в траве чёрненькие жуки ползают и брюшко у каждого жука голубым пятнышком светится. Вот оно что!..

— Чего их бояться! — первый Мышонок говорит.

И одного светляка съел.

— Конечно, — второй Мышонок поддакивает. — Букашки, больше ничего!

И двух светляков съел.

Поглядели ещё мышата на удивительную полянку, повернулись, дальше побежали.

А в лесу-то совершенная тьма настала. Ни деревьев больше не видать, ни кустов, ни черники с брусникой. Только нюхом и можно дорогу отыскать.

Вдруг высоко над головами мышат новые огни засветились. Жёлтые, Два круглых одинаковых жёлтых огня.

Мерцают, медленно поворачиваются.

На мышат уставились.

— Небось тоже букашки! — первый Мышонок говорит.

— Ага, — поддакивает второй. — Я бы их съел, кабы не так высоко забрались!

А жёлтые огни с места снялись и бесшумно поплыли вниз, прямо на мышат.

Хорошо, что Мышь-мама, которая детей своих разыскивала, успела вовремя подбежать. Одного Мышонка в кротовую норку толкнула, второго под еловый корень подпихнула. Сама — прыг! — и за пнём спряталась.

Жёлтые огни низко проплыли, ветерком опахнули. Исчезли.

— Мам, это что было такое? — первый Мышонок спрашивает.

— Это чего светилось? — переспрашивает второй.

А Мышь-мама из-за пня вылезла, отдышалась и отвечает:

— Сейчас я вам такую трёпку задам! Такую таску! Будете у меня по ночам разгуливать!

— Да что же это светилось-то?

— Это глазища совиные! Это про вас, бестолковых да глупых, летает мышиная смерть!

Барсук говорит:

— Ну что за лето нынче?! Холодно, дожди льют. Впору зимнюю шубу надевать… У меня барсучата малые даже в норе зябнут!

Бобёр говорит:

— И-эх, какое лето нынче славное! Ни тебе жарищи окаянной, ни тебе засухи. Воды в речке много, плавать раздольно. Малые бобрята резвятся в своё удовольствие!

Уж говорит:

— Собралась погода нас, ужей, погубить! От холода кровушка стынет, шевелиться не хочется. Еле ползаю… Лягушку догнать — и то не могу!

Олень говорит:

— Хороши стоят погоды! Комар не кусается, слепней да мух, почитай, совсем не видать. Прекрасное лето, прекрасное, только жарковато малость… По лесам бежать — упаришься!

Шнырял Зайчонок по лесу, видит — на поляне пень стоит гнилой, а на пне — чьё-то большое копыто.

Серое гладкое копыто с коричневым ободком. Новенькое!

Ахнул Зайчонок:

— Это кто же копыто потерял?! Вот ротозей-то, а? Небось теперь на трёх ногах ковыляет, плачется, да найти не может. Выручить, что ли, беднягу?

Сидит Зайчонок, раздумывает: «Чьё такое большое копыто? Какого зверя?»

Из ельника выбегает на поляну Кабан. Длинное рыло к земле опустил, пятачком вертит, нюхает. Будто ищет чего-то.

— Дяденька Кабан! — Зайчонок кричит. — Это не ты здесь копыто потерял?

Хрюкнул Кабан.

— Почему думаешь, что я потерял? Ась?

— Да ты, дяденька, подслеповатенький! Небось и потерял!

— Хрюк! — Кабан говорит. — Насмешил. Я, может, лучший бегун в лесу! У меня копыта — хрю! — специальные. Сквозь такой бурелом проскочу, где все другие застрянут. По болотам сигаю. По кустам-камышам. Во у меня копыта какие, гляди!

Поглядел Зайчонок — верно, особенные копыта у Кабана. Вострые. Долгие. И раздвоенные. Совсем не похожи на оброненное…

«Нет, — думает Зайчонок, — это кто-то другой потерял. Что ещё за звери есть с копытами?»

Выпрыгнула на полянку лесная Коза. Приседает на ножках, оглядывается. Ушки торчком.

— Тётенька, — Зайчонок кричит, — не ты здесь копыто потеряла?

— А почему думаешь, что я?

— Да ты, тётенька, пугливая! Небось с перепугу и потеряла!

Смеётся Коза.

— Ах ты, — говорит, — несмышлёный! Разве у меня такие копытца? У меня они точёные, лёгонькие! Я ведь — глянь-ка! — прямо по воздуху летаю!

Поглядел Зайчонок — верно, копытца у Козы как игрушечки. Совсем не похожи на оброненное. Значит, кто-то другой потерял.

Что за зверь в лесу с большими копытами, неуклюжими?

Шагает через полянку Лось. Горбоносую голову нагнул, будто высматривает чего-то. Бородой чуть не по земле метёт.

— Дедушка Лось! — кричит Зайчонок. — Это не ты здесь копыто потерял?

— Почему, пострел, на меня думаешь?

— Да ты, дедушка, старенький, забывчивый. Небось и потерял!

Качнул бородой Лось, усмехнулся.

— Я, — говорит, — зимой рога теряю. Это верно. Это со мной бывает…

— Вот, вот! Я и говорю! Потеряешь, дедушка, а найти не можешь?

— А я и не ищу. Весной у меня рога новые появляются. Будут ещё больше да грозней. А копыт мы, Лоси, не теряем. Нету нас такого обычая. Гляди-ка: я на своих копытах по трясине шагаю. Как на лыжах! Нужда придёт — оборониться копытом могу. Хоть от Волка, хоть от Медведя. Мои копыта дорого стоят!

Поглядел Зайчонок — верно, грозные у Лося копыта. И удобные, по ноге присадистые.

— Ну кто же, — тогда Зайчонок говорит, — кто же вот это копыто потерял? Эту лепёху нескладную?!

— А никто не терял, — отвечает Лось.

— Да взялось-то оно откуда?!

Подскочил Зайчонок поближе, толкнул копыто — а оно не шевелится.

Подёргал, подёргал — не отрывается!

Приросло оно, что ли?!

И тут учуял Зайчонок, что от копыта лесным грибом пахнет.

— Да это же гриб, дедушка!!

— Конечно, гриб, — отвечает Лось. — Гриб-трутовик. Ни съесть его, ни к делу пристроить… Уж такое копыто никчёмушное. Одному гнилому пню впору!

Маленький Енотик прибежал домой, а мама так и ахнула:

— Батюшки, на кого ты похож?! Ты это где извозился? Почему вся шёрстка в мусоре?

— А я муравейник ворошил.

— Почему лапы в болотной тине?

— А я за лягушкой гонялся.

— Нос почему в земле?!

— Я жука выкапывал…

— Нет, вы только посмотрите на него! — мама говорит. — Разве так порядочные звери выглядят? Это не зверь, это какой-то медвежонок немытый!

— А как порядочные звери выглядят?

— У порядочных зверей шёрстка блестит, носы вылизаны, коготки вычищены! А ты погляди-ка на себя!

— Я хотел поглядеть, — Енотик отвечает, — только не дали.

— Кто не дал?

— А Медведица. Я на речку пришёл, к воде спустился — вдруг Медведица с медвежатами! Стра-ашная такая! Злю-ю-ущая!

— Да ты знаешь, зачем она на речку пришла?

— Не знаю. Я скорей убежал.

— Она медвежат купать привела. И ей стыдно, когда дети чумазые!

— Вот оно что… — говорит Енотик. — Теперь понимаю. А то я догадаться не мог, почему она лапой машет и рычит: «Ах ты, чумичка, ах ты, Енот неумытый!»

— Ай, Жук-Плавунец помер! Глядите, глядите — вниз головой на воде плавает!

Один хвостик малюсенький наружу!

— Ничего я не помер.

— А зачем же ты вниз головой подвесился?

— Я подышать вылез.

— Подыша-а-ать?! Чем же ты дышишь-то?

— А что наружу выставил, тем и дышу. Вот так!

Грибничок-лесовичок, постой! Не прячься под Осинку, не прячься под Берёзку… У них листики хоть и лопушистые, да вертлявые, реденькие, — пропускают дождь.

Ты ко мне, Ёлочке, подойди, у меня схоронись. Я тебя лапами густыми прикрою, от дождика заслоню — ни одна капелька не просочится!