Сеньора Роза, которая раньше ни о чем таком и не слыхала, очень удивилась:

— Разве вы не видите, что тут нарисован клоун из цирка? А цирк-то был во все времена, и в старину тоже. Помнится, еще мой дед рассказывал про цирк, который каждый год проезжал через их деревню.

Но антиквар не был расположен к беседе с сеньорой Розой и сухо ответил:

— Цирки цирками, сударыня, а здесь магазин старинных вещей.

— А кто же тогда купит у меня картину? — спросила сбитая с толку сеньора Роза.

— Поищите какого-нибудь любителя современной живописи или цирка, — ответил антиквар, считая разговор законченным. Он мнил себя большим знатоком. И все-таки, будь он повнимательней, возможно, заметил бы, что картина эта замечательная. А впрочем, тем, кто всю жизнь копается в старье, редко нравится новое, каким бы замечательным оно ни было.

Сеньора Роза вернулась домой с Клоуном под мышкой. Что ж теперь делать? Соседи — люди бедные, они не тратят деньги попусту. В тех домах, где она стирает, не стоит и заговаривать о картине. Еще подумают что-нибудь и начнут расспрашивать, что да как, где, мол, взяла эту картину. Тут нужна осторожность. Чего доброго, заявят в полицию! Ну и морока! Лучше было оставить циркача там, где висел, у художника. И что это ей вздумалось унести картину! А все из-за этой проклятой дыры в стене. Клоун ей совсем уже разонравился. Она ругала его интриганом, занудой, нахалом. Сбыть бы его поскорее с рук да получить побольше денежек, чтобы привести в порядок комнату!

Тут у нее появилась еще одна идея. С картиной под мышкой она отправилась на вокзал. Встала у входа и, когда прибывал поезд и пассажиры начинали выходить из дверей, подходила и спрашивала:

— Кому нужен отличный клоун? Я недорого прошу. Купите, не пожалеете!

Люди смеялись. Они не принимали ее всерьез. Кончилось тем, что, намыкавшись с картиной, она бросила ее на кладбище автомобилей, или, попросту, автомобильной свалке. Это такое место, где бросают старые и уже никому не нужные машины.

— Вот тебе! — крикнула сеньора Роза. — Теперь вздыхай сколько хочешь. И таращь свои глазищи, пока не вылезут. Этой железной рухляди наплевать!

Вот так Клоун очутился среди разбитых и заржавевших автомобилей, один-одинешенек. Но он по-прежнему смеялся и глядел на мир своими удивленными глазами, словно спрашивал: «Что же дальше? Что еще меня ждет?»

Люди, проходившие через автомобильное кладбище, не замечали Клоуна. Они и на машины-то не глядели. То ли куда-то торопились, то ли просто их не интересовали разбитые, мертвые машины.

Но вот в один прекрасный день брел через свалку нищий. Он шел медленно, торопиться ему было некуда. Он был стар и далек от спешки и суеты. Глаза его рассеянно блуждали по громоздившимся вокруг ржавым кузовам, оторванным колесам, проткнутым шинам и разбитым фарам. Нечего и говорить, что у него самого никогда не было машины. Даже велосипеда. С малых лет он привык ходить пешком. И никогда не останавливал попутные машины. Он хорошо знал, что владельцы автомобилей ни за что не подвезут нищего. Поэтому он терпеть не мог этих типов вместе с их машинами. И автомобили, брошенные на свалке, не вызывали у него ни малейшей жалости.

— Ну, кому вы, дьяволы, теперь нужны? На что я конченый человек, а вы и того хуже. Так вам и надо! — злорадно бормотал нищий.

Неожиданно взгляд его упал на мучнисто-белое улыбающееся лицо с черными глазами. Эти глаза смотрели на него с большим любопытством.

— Это что такое?! — воскликнул нищий. — Как этот клоун сюда попал, на эту дрянную свалку?

Он подошел поближе, поднял картину и повернул к свету, чтобы получше рассмотреть. Картина нигде не была попорчена, на ней не было ни одной царапины. Нищий покачал головой и сказал:

— Ну и дела!

Как же быть? Оставить ее здесь, на свалке, среди этих железных отбросов? Вот так, под открытым небом, на милость дождя и ветра? Ясно как божий день, что достаточно одного дождика, чтобы от нее ничего не осталось. А жалко! Ведь что ни говори, красиво нарисовано. Взять с собой? А куда? Дома у него нет, ночует где придется. По большей части, на улице. Нищие, вроде него, больше одного дня на том же месте не задерживаются. Что толку ее брать? Обидно, конечно. Клоуны — они ребята что надо. И жизнь у них, вроде как у него, такая же бесприютная, ни кола ни двора. И все же они всегда делают вид, что им весело, шутят, людей смешат. «Что ж, — решил нищий, — раз так, попробовать, что ли, продать картину и выручить немножко денег?» Да, денежки не помешают! Он уже две недели толком не обедал, а черствый хлеб, который ему подавали, уже в горло не лез. Кто знает, может, за картину отвалят столько, что хватит на дюжину вкусных обедов… Он потер руки от удовольствия при мысли об овощном супчике и бифштексе с яйцом и ломтиками жареного картофеля и сказал:

— Ну пошли, приятель. Может статься, сослужишь мне хорошую службу.

Он взял картину под мышку и торопливо — что случалось с ним крайне редко — направился прямо на толкучку.

Толкучка — это такой необыкновенный базар, где продается и покупается все на свете, старое и новое, целое и рваное, блестящее и ржавое, вещи редкие и самые привычные, всем известные и совершенно удивительные, красивые и уродливые.

Нищий стал показывать Клоуна торговцам.

— Глядите, как красиво нарисовано, — говорил он.

Но торговцы воротили носы и предлагали за картину сущие гроши. Они-то видели, с каким бедняком имеют дело. С таким можно не церемониться, пусть берет, что дают. Радоваться должен, что хоть столько-то дали. Подают-то небось куда меньше. Ишь ты, еще торгуется, а сам наверняка стащил где-нибудь эту картину и рад получить хоть что-то, лишь бы от нее отделаться.

Нищий ходил от одной палатки к другой, постепенно теряя надежду. Наконец он отдал Клоуна торговцу, предложившему чуть больше других, но, взглянув на полученные деньги, горько вздохнул:

— Беда, да и только! Одна рамка и то дороже.

Торговец усмехнулся:

— Да пожалуйста, забирай свою картину назад и отдавай деньги. Очень она мне нужна.

Бедняга больше не спорил. Он еще постоял, посмотрел, как Клоуна вешали на стенку ларька, так чтобы он хорошо был виден покупателям. Потом помахал ему на прощание:

— Прощай, приятель! Я бедняк, живу тем, что бог пошлет. Я бы взял тебя с собой, да у меня даже крыши над головой нет. А из друзей у меня только звезды небесные. Все равно, спасибо тебе за эти несколько монет! Теперь я смогу поужинать в харчевне «Новолунье». Ох и закачу я пир, честное слово!

Черные глаза смотрели на него с таким любопытством, что старик вдруг смутился и зашагал прочь.

Мало кто из посетителей толкучки обращал внимание на Клоуна, висевшего на стенке ларька. Иногда какой-нибудь прохожий взглянет на него и скажет:

— Смотрите, какой смешной Клоун!

Или:

— Вот так рожа!

Или:

— Ишь уставился, так и ест глазами!

И тому подобное.

Хотя у всех нас на лице по два глаза, это вовсе не значит, что мы все видим одинаково. То, что одним кажется красивым, другим представляется уродливым; то, что одни считают остроумным, другие находят глупым. Что же касается портрета Клоуна, то никто им всерьез не заинтересовался. Никто не замечал, что это не просто картина каких много, а произведение большого мастера.

Сам хозяин ларька, конечно, тоже был о ней невысокого мнения, ему только хотелось продать ее подороже. Но время шло, а покупатель все не появлялся, и он начал ворчать:

— Продашь его, как же, пугало гороховое!

Но однажды на толкучку пришел человек в выцветшем плаще; он остановился, пораженный, и долго, с интересом разглядывал Клоуна. Он отступил на несколько шагов, потом опять подошел, поднялся на цыпочки, чтобы прочесть подпись — «Паулу Антониу» — и дату, когда картина была написана.